Православие и война: так надо ли защищать свое отчество?

Христианство проповедует любовь к Богу и человеку. Господь Бог послал Своего Сына Единородного, чтобы спасти мир. И пришел Он как агнец, и будучи Богом претерпел смерть как простой человек. И эта жертва стала спасением для всего мира. Но многим, утратившим истинное понимание христианства, казалось и кажется, что Христос пришел изменить мир, нарушить его законы совершить некую революцию. Но Христос пришел не для того, чтобы ниспровергать властителей, пусть даже самых беззаконных и жестоких, не пришел он и нарушить законы мира, пусть даже падшего. Он победил мир, но победил Своею смертью, открыв нам путь спасения, победил не путем борьбы или разрушения.

А в этом мире Каин убил Авеля, народы враждовали друг с другом и вели непрерывные войны. От этих войн не был избавлен даже избранный Богом народ. Пришел Христос и начался новый век. Некоторым теперь, кажется, что раз Христос принес Новый Завет, то войн более не будет и убийство вообще дело греховное. Тем более Христос сказал: «Поднявший меч от меча и погибнет!» Но Он не сказал, что не стоит его поднимать никогда и нигде, что Он сам будет воевать за нас и что человеку не надо прикладывать усилий для восстановления справедливости и закона, что не надо отстаивать добро.

Священное Писание говорит нам, что христианство занимается жизнью вечной, но не оставляет без внимания и жизнь нынешнюю, хотя бы уже и потому, что нынешняя жизнь - это подготовка для жизни вечной. «Имея обетование жизни настоящей и будущей» (1 Тим. 4, 8). Свт. Иоанн Златоуст, толкуя эти слова, говорит, что «и здесь мы пребываем в благом уповании. Ибо тот, кто не знает за собой никакого преступления и творит добрые дела, радуется и в настоящей жизни. Между тем как человек порочный не только там, но и здесь переносит наказание, постоянно живя в страхе, ни на кого не смея взглянуть с дерзновением, трепеща, бледнея, томясь. Разве не таковы корыстолюбцы, воры, которые не уверены в том, чем владеют? Разве прелюбодеи и человекоубийцы не ведут самой тягостной жизни, с недоверием взирая даже на солнце? Неужели это есть жизнь? Это не жизнь, а скорее самая тяжелая смерть»[i]. Но благочестивым Бог дает радость уже в этом веке, и разве можем мы не заботиться о состоянии нынешнего мира. И мы молимся о «мире всего мира» и даже более мелких нуждах. И если те, что «с недоверием взирают даже на солнце» объединяются в одно войско, чтобы удобнее творить свой разбой, разве не должны мы приложит свои малые силы, чтобы остановить их? История знает много таких примеров, когда порок объединял целые народы, современный мир называет такой народ агрессором.

Возможно человек, поднявший меч для защиты правды и погибнет физически, но он не может его не поднять, дабы не стать преступником, на совести которого смерти слабых и беззащитных. «Если возможно, мир имейте со всеми людьми» (Рим. 12, 18). Апостол учит нас добиваться мира, но если он только возможен, если он не в ущерб другим, не в ущерб истине и благочестию. Пророк Иеремия так говорит о фальшивом «мире»: «Ненавистен Богу тот мир, когда от малого до большого каждый предан корысти, а от пророка до священника ‑ все действуют лживо; врачуются раны народа Моего легкомысленно, говоря: «мир! мир!» А мира нет». (Иер. 6, 13‑14)

Христос пришел не нарушить законы мира, и поэтому его устройство должно оставаться нетронутым. Должны были остаться богатые и бедные, остаться должности, судьи и преступники, государства, армии и, следовательно, войны. Господь пришел упразднить грех и после Его Пришествия, остались и военные и богатые, но Он показал путь спасения и военным, и богатым. Об этом ясно говорит свт. Иоанн Златоуст: «... Я не осуждаю искусств, земледелия, воинского звания, поместьев, ‑ но нас самих. И Корнилий был сотником, и Павел был скинотворцем, и после проповеди занимался своим ремеслом, и Давид был царем, и Иов был господином большого имения и получал великие доходы, но все это никому из них не послужило препятствием в добродетели»[ii].

А здесь еще яснее и понятнее.

«Так как некоторые приводят в извинение брак, иные ссылаются на детей, иные на военную службу, иные на торговлю, иные на бедность, и на нечто другое подобное то, поэтому, я хочу показать вам, что ни богатство не служит препятствием, ни бедность, ни военная служба, ни торговля, ни брак, ни дети, ни рабство, ни искусство, ни что-либо иное из такового... Говорю же это, чтобы никто не выставил предлогом ни жены, ни детей, ни военной службы, ни торговли, ни искусства, ни рабства, ни богатства, ни бедности. Это - отговорки, это предлоги, это - злоумышления диавола. Ты выставляешь предлогом военную службу и говоришь, что я - воин и не могу быть набожным. Сотник не был воином? А он говорит Иисусу, что несмь достоин, да под кров мой внидеши, но рцы слово, и исцелеет отрок мой» (Мф. 8, 8). И удивившись, Иисус говорит: аминь, аминь, глаголю вам: ни во Израиле толики веры обретох. Военная служба нисколько не послужила для него препятствием?»[iii]

Сам Иоанн Предтеча на вопрос воинов, что им делать, не сказал: «бросьте свое оружие, бросьте свою службу», а только посоветовал честно проходить свою службу, никого не обижать, не клеветать, и довольствоваться только своим жалованием (Лк. 3, 14).

Теперь надо сказать вообще об отношении Церкви к войне. Она считает войну неизбежным в этом мире злом, которое часто спасает нас от еще большего зла. В какой-то степени войну можно уподобить деторождению, всем известно, что зачатие детей происходит неизбежно в страсти, и поэтому каждый младенец подвержен первородному греху, который исцеляется Таинством Крещения. Но если бы не было чадородия, то и мир бы не смог существовать и в Церковь не смогли бы входить новые члены. Так и на войне православный христиан поднимает меч, чтобы спасти не себя самого, а свой народ, свою веру или просто постоять за правду. И без этого меча не смогла бы существовать Церковь земная, потому что члены ее погибли бы от рук врагов православия. Но в воинском деле православные люди уповают не столько на собственную силу, сколько на помощь Божию в справедливой борьбе, и на первый план выходит жертвенность воина: «Нет большей той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). Таким образом, ненависть спутник каждой брани, должна уступить место любви к своим близким, к своему народу, к православной вере.

Поэтому к убийству на войне существовало два подхода. Первый отражен в 13 правиле Василия Великого: «Убиение на брани отцы наши не вменяли за убийство, извиняя, как мнится мне, поборников целомудрия и благочестия. Но, может быть, добро было бы советовати, чтобы они, как имеющие нечистые руки, три года удержалися от приобщения токмо святых тайн». Святитель Василий дает здесь что-то вроде рекомендации три года удерживаться пролившим кровь от причащения. Насколько снисходительно это правило, можно понять, сравнивая с другими каноническими предписаниями, которыми следовала древняя церковь. В остальных случаях она не советовала, а предписывала отлучать виновного: за вольное убийство на 20 лет, за аборт на 10 лет, за невольное убийство на 10 лет.

Но надо отметить, что в церкви возобладало мнение святителя Афанасия Великого: «Непозволительно убивать: но убивать врагов на брани и законно, и похвалы достойно» (Послание к Аммуну. Правило 1). Хотя между этими мнениями и нет противоречия, просто святитель Василий Великий считал, что само по себе пролитие крови требует некоего очищения, даже если человек выполнял свой долг перед Церковью и Отчеством.

Суммируя все вышесказанное, отметим, что участие в военных действиях, даже хозяйственное обеспечение войск, не приемлемы ни для священников, ни для монахов, несмотря на все исключения, по тем или иным причинам допускавшиеся в прошлые времена.

Отсюда очевидно, что военному священнику лучше всего стараться делать то, что он может и должен делать: служить, просвещать, укреплять в вере и сторониться дел, которые священству несвойственны. Как, например, занятия восточными единоборствами, стрельба из оружия и т.д. К сожалению, сегодня мы часто узнаем, что тот или иной священник проводит занятия по каратэ, рукопашному бою в православных клубах или даже войсках. Иезуиты в свое время преподавали тактику в военных школах. Думается, это плохой опыт для подражания. Призванный к высшему служению не может возвращаться к низшему, хотя соблазны вспомнить молодость могут возникать. Да и борцов у нас в армии, думаю, хватает, а вот священников не хватает.

По слову святителя Иоанна Златоуста, священники - «гавань народов, заступники для умилостивления Бога, посредники между Богом и людьми».[iv] И пастырь, где бы он ни служил, должен быть воином, но не относится его «брань к крови и плоти, но к началом и ко властем и к миродержителем тьмы века сего, к духовом злобы поднебесной (Ефес. 6, 12)». «Видишь ли страшное множество врагов и свирепыя полчища, вооруженныя не железом, но имеющие достаточную силу в самом существе своем вместо всякого оружия», - восклицает все тот же святитель Иоанн Златоуст. И странно было бы священнику хвататься за железо, стараясь противостоять такому войску, которое не прекращает против нас борьбы. От успехов в этой борьбе зависит спасение самого пастыря. А тактику ведения боя каждый священник должен выбрать сам в зависимости от обстоятельств и внешних условий.

Не изменилось отношение к войне у православных христиан, несмотря на распространение толстовства, и в новейшее время. Священноисповедник Митрофан (Сребрянский), много потрудившийся в армии во время Русско-японской войны, говорил об отношении христианства и военной службы: «... Я отслужил молебен св. Феодосию. Проповедь говорил на тему, что св. Феодосий принадлежал к военной семье, и, однако, это не помешало его спасению. Посему просил воинов отбросить ложный взгляд, будто на военной службе можно себе позволить много лишнего, греховного, чего в гражданской жизни человек никогда себе не позволил: Бог-де простит. Разве военная служба для погибели? Нет, для спасения. Поэтому все воины должны внушить себе, что на военной службе и тем более в военное время необходимо соблюдать заповеди и стремиться к святости даже более, чем в гражданской службе и в мирное время. Разве военная служба мешает искренне веровать в Бога, горячо молиться, соблюдать уставы св. Церкви, хранить чистоту помыслов и воздержание в слове, блюсти целомудрие, честность, трудолюбие, послушание, уважение к старшим и прочее. Конечно, нет. Наоборот, она именно к этому-то наиболее и располагает, обязывает, даже прибавляя еще возможность мученического венца: «Спасайтесь же!». Указал затем, что многие нестроевые считают себя как бы наполовину воинами: «Мы-де не сражаемся», ‑ говорят они и грустят от этого. Надо не смущаться этим, а помнить, что как тело одно, а члены разны и все члены несут одну службу Богу, Царю и Отечеству и друг другу необходимы. Нужно только честно и верно служить по присяге, а Бог и Царь не забудут, святой же Феодосий своими молитвами благословит и поможет».[v] То есть о. Митрофан, развивая учение святых отцов о соотношении военной брани и церковного служения, утверждает, что военная служба не только не мешает спасению, но и при надлежащем духовном состоянии воина может, наоборот, облегчить путь в Царство Небесное.

Он имел право так говорить, потому что обладал большим военным опытом. Солдаты и генералы, суровые и бесстрашные воины, вели себя по-детски искренне и на Богослужениях и по отношению к нему, священнослужителю. Война не притупляла, а обостряла религиозное чувство. Вера не давала ожесточаться православному человеку, а хранила его от бессмысленной жестокости. Сегодня мы видим обратное, современное мировоззрение рисует воинов своего рода вампирами, только и жаждущими крови противников. И чем более они этой крови жаждут, тем более успешными воинами становятся. Соответственно, это порождает и непротивленческие взгляды: война исключительное зло и порядочному человеку нет места в рядах сражающихся. Сами воины жаждущие только крови противника, а не сражающиеся во имя высоких нравственных идей: защиты веры, Отечества, народа и близких наконец, - становятся после ужасов войны духовными уродами, отбросами общества. Количество таких экс-вояк свидетельствует о нравственном падении государства. Впервые об этом «синдроме» мы узнали после вьетнамской войны. Заметим, что в прежние времена в России, когда имелись нравственные ценности у воинов, понятия не имели о подобном синдроме. Воспоминания священников, например, в Японскую войну, говорят о том, как легко умирающие воины отходили к Богу после напутствия Священными Тайнами. Не было сумасшедших, поврежденных сознанием. А те войны по потерям и тяжестям боев не сравнить с локальными войнами нашего времени. Конечно, не только воинам, но и священникам после военных действий требовалась реабилитация, но она была недолгой и протекала довольно быстро, и в Японскую войну была необходимой скорее из-за осознания горечи поражения и предательства тыла. И воины, вернувшись в мирную жизнь становились не духовными уродами, а полноценными гражданами.

Иной подход к войне, как к бессмысленной бойне, за участие в которой платят неплохие деньги, приводят к идеям пораженчества. В нашей стране эти идеи были распространяемы врагами нашего отечества, которые под маской гуманизма думали только об одном: свержении существующего строя в России. Не японский и не германский штык был опасен для солдата, не он так сильно ранил его, как гнусная газетная кампания в тылу, которая утверждала, что бедный солдат вовсе не защищает свою Родину, а проливает свою кровь ради наживы отдельных лиц. Это колебание в духе и ковало победу врагам нашего православного отечества. И если в чем можно было упрекнуть правящую династию, так в известном либерализме в отношении к СМИ. «Свобода» СМИ должна была быть ограничена в эти тяжелые дни. Эта свобода означала открытие второго фронта у себя в тылу. Оправданием может служить только то, что самые проницательные люди не могли во всей мере оценить опасность газетных кампаний. Например, М.О.Меньшиков.

В Ветхом завете Бог помогает как Своему народу, так и отдельным личностям в ратных делах. «Благословен Господь Бог мой, научай руце мои на ополчение, персты мои на брань» (Пс. 143, 1). Можно понимать эти слова как обращенные к нам, в смысле, что христианин вооружается на демона, ограждая себя знамением креста». Но не надо забывать, что псалом этот составлен Давидом, когда он шел на Голиафа. И с тех времен в этом смысле мало что изменилось, Давид также должен идти на Голиафа турецкого, немецкого и любого другого с упованием на Бога.

Существует война, существуют голиафы, хулящие Бога и попирающие законы справедливости. Так что как бы не напрягались толстовцы и подобные им сектанты отвергающие и государственность и армию, но представим, если бы Давид не последовал бы воле Божией, а спокойно предоставил бы Голиафу хулить Бога и убивать слабейших. Заметим, Голиаф обещал, что сделает израильтян рабами филистимлян, значит, заставят и поклонятся их ложным богам. Не то ли мы увидели во время Османского владычества? Слабые духом не выдерживали и переходили в мусульманство, сильные духом гибли, открывая для себя Царство Небесное, но земля лишалась лучших своих сыновей. В результате вера в этих странах пришла в страшнейший упадок. Справедлива была русско-турецкая война, принесшая свободу балканским народом, боровшимся с османским игом? Невозможно представить себе Давида, не вышедшего на бой с Голиафом, невозможно себе представить, что было бы, если бы русские бросили своих единоверцев, невозможно себе представить христианина, не защитившего други своя лицемерно прикрывшемся «непротивлением злу».

С другой стороны война является тяжкими испытанием и посылается, как правило, за грехи народа. И если меч опускается на голову противника, пусть по самому справедливому поводу, то опустивший не может быть до конца чист от греха. Христиане должны воевать, но сама война существует только в этом несовершенном мире до скончания века.

Церковь считает войну неизбежным в этом мире злом, которое часто спасает нас от еще большего зла. Но она не считает войну самым большим злом в мире, как это делают пацифисты и некоторые сектанты. «Ты, негодуешь на войну, но если ты несправедлив и обидчив, если ты ежедневно воюешь с женою, детьми, слугами и соседями, то справедливо ли ты гневаешься на войну?» ‑ пишет свт. Киприан Карфагенский к Димитриану.

Это не значит, что кровопролитие на войне делает человека преступникам, просто привносит некоторую нечистоту, от которой лучше избавиться покаянием и епитимьей. «Я узнал в тебе человека, доказывающего собою, что и в военной жизни можно сохранить совершенство любви к Богу и что христианин должен отличаться не покроем платья, но душевным расположением», ‑ эти слова принадлежат свт. Василию Великому в его «Письме к воину»[vi]. Видите, при этом святитель говорит, что в военной службе можно сохранить совершенство любви к Богу.

Отношение древних христиан к воинской службе

В пользу признания воинской службы говорят:

- многочисленные образы и аналогии заимствованные церковными писателями из военной жизни;

- суждения церковных писателей и просто христиан о войне и военной службе;

- канонические постановления отдельных церквей о христианах, поступающих на военную службу;

- почитание святых воинов.

В христианстве есть много образов и аналогий, заимствованных из военной службы. Священномученик Игнатий Богоносец в своем послании к Поликарпу, епископу Смирнскому, рассматривает христиан, как воинов Бога и употребляет подобно апостолу Павлу (Еф. 6, 11‑17) воинские термины и образы. «Благоугождайте Тому, для Кого воинствуете вы, от Кого получаете содержание. Пусть никто из вас не будет перебежчиком. Крещение остается с вами, как щит, вера - как шлем, любовь - как копье, терпение - как полное вооружение. Взносом вашим пусть будут дела ваши, что бы после получить вам, следующую вам прибыль»[vii]. В послании к смирнянам Игнатий Богоносец говорит о знамении, которое воздвиг Господь наш Иисус Христос своим воскресением[viii]. Такое знамя - крест - он считает как бы военным знаменем для христиан.

Мученик Иустин Философ в своей апологии, обращенной к императору, называет христиан воинами, и клятве римских солдат приводит в параллель верность христиан своему долгу. Указав императору, что христиане не ждут никакого земного царства, и что Небесное Царство, имеющее придти, будет царством мира, Иустин особое внимание уделят пророчеству Исаии: «От Сиона выйдет закон и слово Господне из Иерусалима, и Он будет судить, посреди народов и изобличит много людей, и раскуют мечи свои на орала, копья свои на серпы и не подымет народ на род меча и не будет уметь уже воевать»[ix].

Апологет говорит императору, что это предсказание уже начало исполняться среди принявших христианское учение. Христиане - воины, но воины особого рода, они не идут покорять своих врагов, но за добро добровольно идут на смерть; эти воины верные своему долгу и в мужестве смерти превосходят всех. Смешно было бы - тогда как присягающие вам вписываемые на службу воины держатся данного слова, и предпочитают это и собственной жизни, и родителям, и отчизне и всем домашним, несмотря на то, что и ныне можете доставить им неявленной награды, ‑ если бы, желая нетления, не переносили всего для получаемого желаемого от Того, Который может дать.

Христианский философ Климент Александрийский часто употребляет военные образы. Так в Протрептике указывает на слова ап. Павла из послания Ефесянам. Он пишет: «Мощными звуками трубными у нас созывает воинов и оповещает о войне; почему же Христу своей смирной проповедью наполнившему всю землю до крайних ее пределов обирать непозволительно своих мирных споборников? Христос собрал ныне кровью и словом поистине целое войско, крови не проливающей, и предал собственные твои руки Царство Небесное. Труба Христова - это Евангелие. Он трубил, а мы слушали. Пожелав мирным образом вооружиться, облечемся в панцирь праведности, возьмем щит веры, наденем меч духа, мечем этим состоит Слово Божие. Вот строй, в который нас ставит апостол. Вот неуязвимые наши доспехи. В этом вооружении... Против зла, потушив раскаленные стрелы лукавого мокрым Логосом (разумеется вода Крещения)[x].

Ясно, что армия, идущая в поход, на битву особенно нуждается в духовном окормлении. Каждый из воинов может быть убит в любой момент сражения. Чтобы предстать пред Господом чистым он должен исповедоваться с особой тщательностью. Кроме того духовная чистота не только необходима для победы, но и помогает воину сохранится живым в брани.

Пребывать в особой чистоте перед сражением учит воинов поучительный случай бывший с преподобным Николаем (память 24 декабря). Прп. Николай служил в греческом войске. Человек он был богобоязненый. Но однажды, когда он участвовал в походе против болгар, дочь владельца гостиницей хотела склонить его на блуд. Но он сумел побороть вспыхнувшую страсть и сказал женщине: «Не видишь ли, что я иду на кровопролитную брань, подумай, могу ли я осквернять себя и прогневлять Бога?». На следующую ночь в сонном видении он видел величественного мужа, который показал ему поле битвы. Сражались греки и болгары. После прп. Николай увидел, что вся земля усеяна телами противников, и лишь одно место оставалось незаполненным. Муж сказал ему: «Свободное пространство между мертвыми ‑ твое место. Здесь, если бы тебя убили, ты должен был бы лечь вместе с другими. Но поскольку в прошедшую ночь ты сохранил свое целомудрие и победил блудного змея, то тем сам себя избавил от смерти и с телом вместе спас душу». Вскоре все это произошло, была страшная битва, и одним из немногих спасшихся был прп. Николай. Таким образом, необходимо, чтобы с воинами был не просто священник, но пастырь, хорошо знающий искушения, бываемые при ратном деле.

Военное священство

Поэтому военное и полковое священство - это нечто другое по сравнению с простым приходским батюшкой. Священник должен не просто иногда навещать солдат и служить литургию, но должен поддерживать воинов в трудную минуту, быть всегда рядом с ними, исповедовать умирающих, служить молебны перед боем, совершать отпевания и панихиды. Он становится ответственным не только за совершение таинств, но и должен поддерживать дух солдат, что очень важно для их спасения. Когда человек падает духом, то это не просто означает в нынешнем понимании упадок духовных сил, но и потеря благодати, которая дает воину бесстрашие и готовность к смерти за други своя. Для этого, разумеется, нужен опытный пастырь, который сопутствует солдату, переносит с ним все тяготы службы, понимает все воинские искушения и всегда готов оказать духовную помощь. Иной раз в трудную минуту необходимо бывает вдохновить воинов на подвиг и в такие моменты многие православные пастыри смело вели воинов на врага с крестом в руках, подчеркивая готовность разделить и смерть и страдания с пасомыми.

Важность служения полкового и флотского священника подчеркивается тем, что многие видные иерархи и известные священники проходили пастырское служение в армии. Если рассматривать не физические данные, а духовную силу, и собрать их мысленно в едином строю, то перед нами предстанет духовная гвардию, которая бесстрашно обороняла рубежи нашей Родины. Многие еще до принятия сана участвовали в военных действиях и с честью выполняли свой долг.

Митрополит Трифон (Туркестанов) и архиепископ Димитрий (Абашидзе) добровольно служили в армии в Первую Мировую войну, уже будучи епископами. Известный русский иерарх митрополит Николай (Ярушевич) был полковым священником в Первую Мировую войну. Митрополит Нестор (Анисимов) был во время Первой Мировой войны, начальником госпиталя. Ему неоднократно приходилось работать на линии огня под пулями и под артиллерийским обстрелом.

Патриарх Сергий еще будучи архимандритом Японской миссии был вынужден заменять выбывшего по болезни корабельного священника. Владыка Лука (Войно-Ясенецкий) участвовал в Японской войне в качестве хирурга. Архиепископ Пермский Александр (Толстопятов), хоть и не был военным священником, но был морским офицером служил на миноносце 206 в войну 1905 года[xi]. Попал в плен к японцам, из которого пытался бежать, правда, безуспешно.

Священство и война

Рассматривая службу военного священника в исторической перспективе, хочется поставить вопрос: как же соотносится священство и война? Ведь, так или иначе, на войне происходит убийство, которое все же является грехом, пусть меньшим, чем предательство единоверцев и соплеменников. И сводилась ли служба священника к обязанностям своего рода политработника. И тем более, не сведется ли она к этому в будущем?

Как уже говорилось, самая благородная война всегда связана с грехом убийства, и в древности воины после сражений получали епитимьи и какое-то время даже не допускались до причастия. Подтверждается это и тем фактом, что для священнослужителя абсолютно запрещено убийство, даже невольное. Священник, совершивший убийство, должен навсегда оставить службу. То же самое касается и воинской службы. Воинская служба по канонам православной церкви запрещена по двум причинам. Первая запрещает клирикам вообще заниматься мирскими делами, «ибо никтоже может двум господам работати, по Господней заповеди (Мф. 6, 24)» (Ап. Правило 81), но и потому, что для священника не допустимо пролитие крови. Поэтому в 83-ем апостольском правиле особо подчеркивается, что «в воинском деле упражняющийся» не может носить священный сан.

Священник, совершивший невольное убийство, не может уже принадлежать к священному сану. Почему? Толкователь канонов епископ Никодим Далматинско-Истийский, живший в XIX веке в толковании на это правило пишет: «Решающим моментом для духовного лица является здесь пролитие человеческой крови, не взирая на обстоятельства и побуждения, вызвавшие это пролитие, и главным образом потому, что пролитие человеческой крови стоит в решительном противоречии со службою, совершаемой священником вообще, главным действием которой служит принесение бескровной жертвы в таинстве евхаристии».

Казалось бы, это ясное и точное толкование. Но очень часто в жизни возникают ситуации, которые не так-то легко разрешить с позиций канонического права. Особенно, когда ситуация возникает в XX веке. Канонические правила в основном охватывают исторический период I до VIII века. Например, святитель Лука (Войно-Ясенецкий), канонизированный Украинской Православной Церковью Московского Патриархата, был хирургом и с началом войны вернулся к своей работе. Конечно, крови человеческой в силу свой работы пролил он немало, да и перед врачом всегда стоит проблема невольного убийства из-за возможной ошибки. Но если бы этот известнейший хирург, впоследствии лауреат Сталинской премии, не взялся за скальпель, то кто знает, скольким смертям он невольно способствовал бы своим бездействием. Кроме того, он фактически работал на государственной работе, что канонами категорически запрещено.

Каноны не могли учесть и гибель православной монархии, и власть турок, воцарение безбожных большевиков и нашествия полуязыческих орд немецко-фашистских захватчиков. Я не хочу сказать, что церковные каноны устарели, но к ним надо подходить не с формально-юридической точки зрения, а с духовной, пытаться вникнуть в смысл этих святоотеческих постановлений.

Еще пример: 7 правило IV Вселенского собора гласит: «Вчиненным единожды в клир, и монахам, определили мы не вступати ни в воинскую службу, ни в мирский чин: иначе дерзнувших на сие, и не возвращающихся к тому, что прежде избрали для Бога, предавати анафеме».

Князь Торникий, грузин по национальности, был полководцем в греческой армии. Затем удалился к соотечественникам на Афон, где учениками преподобного Афанасия - Иоанном и Евфимием - создавался Иверский грузинский монастырь. Но недолго удалось князю подвизаться на Афоне. Империя вела бесконечные войны с варварами и иноверцами, и в Константинополе быстро вспомнили о знаменитом полководце. Князь же и не думал оставлять духовное оружие, чтобы снова надеть доспехи, укрывающие от ударов, но не защищающие от греха. Чтобы убедить инока возглавить греческое войско, императрице Зое пришлось обратиться к преп. Афанасию. «Если ты не послушаешь царского голоса, то будешь отвечать пред Богом за кровь своих соотечественников, которых ты мог, но не хотел спасти, будешь отвечать и за разорение и поругание храмов Божиих... Дерзну сказать, что любовь к ближнему приятнее Богу, нежели ревностное попечение о спасении своей души». Князь Торникий послушался старца и, разбив персов, пришёл в Константинополь, сдал своё начальство, и попросил императрицу помочь устроению новой обители на Афоне - Иверской, которая стала местом пребывания главной афонской святыни - иконы Божией Матери «Вратарница», именуемой иначе «Иверская». Сам же Торникий вернулся в монастырь, где и окончил свой жизненный путь. Было это в X‑XI веках.

Видите, не только православная императрица потребовала монаха вступить вновь в воинскую службу, но и преподобный отец буквально не оставил монаху выбора. Если бы он не вступил в воинскую службу, если бы не стал проливать кровь врагов, то оказался бы, по словам преподобного Афанасия, виновным в еще большем пролитии крови братьев-христиан. Надо отметить, что грузинский полководец, хоть и не был священником, но, будучи монахом, нарушил 7 правило IV Вселенского собора.

Еще более богатые примеры дает нам история сербского народа. В 1484 году народ земли черногорской вынужден был под руководством Ивана Черноевича оставить равнинные земли и уйти в горы, спасаясь от турецких завоевателей. После смерти Ивана старший его сын Георгий, не выдержав тягот осадного положения, уехал в Венецию, а младший стал предателем и потурчился в Константинополе. Оставляя свой народ, Георгий в 1516 году передал верховную власть над народом митрополиту. С тех пор в течение 336 лет черногорские митрополиты, числом около 23, соединяли в своем лице власть церковную и мирскую. Черногорцы постоянно воевали с турецкими захватчиками, и вели их в бой церковные владыки. В эти годы черногорцы явили подвиги, которым нет аналогов в мировой истории. Их можно сравнить только с подвигами античных героев из греческой мифологии. Например, в 1712 году в пределы Черногории, население которой с женщинами и детьми не превышало 40 тысяч, вступило турецкое войско численностью более 50 тысяч. Черногорцы атаковали турецкий лагерь и разбили их наголову. Причем потеряли они 318 человек, а турки - более 20 тысяч! В 1835 году десять человек захватили крепость Жебляк и в течение трех суток обороняли ее против 3 тыс. турок. По словам современников, один из известнейших Черногорских владык Петр I «правил, бился за нас в бою, вел переговоры и ходил пред нами в чистоте и простоте душевной каждый Божий день». И не надо считать, что это было какое-то самоуправство местных владык, не поддержанное православным миром.

После смерти Петра I ему наследовал княжеский и церковный(!) престол его племянник возрастом не старше 20 (!) лет. Рукоположен во епископы этот богатырь, почти двухметрового роста, был в Петербурге, в Казанском соборе в присутствии самого Императора Николая I. Вот как описывают этого владыку, к слову сказать, последнего совмещавшего духовную и мирскую власть: «Он являлся - то военачальником, с мечом в руке, во главе своих дружин, подавая собой живой пример всякой воинской доблести, то священником и проповедником, с крестом в руке...».

Война 1877‑1878 гг. за освобождение славян и предшествующие ей события стали хорошей иллюстрацией участия духовенства в боевых действиях... 20 апреля 1876 года в болгарском городе Среднегорья Коприштице грянул первый выстрел, ударили в колокола и началось восстание. Духовенство не только принимало участие в восстании, но фактически многие лица в духовном сане явились зачинщиками и руководителями этого восстания. По словам митрополита Кирилла: «Черноризец-патриот участвует везде: в комитете по подготовке восстания, в проповедях призывает народ к восстанию, приводит к присяге повстанцев, которые целуют Евангелие, Крест, кинжал и револьвер, часто даже руководит повстанческими отрядами, собирает денежные средства для покупки оружия и продовольствия и т.д. Одним словом, он был там, куда призывал его священный долг быть пастырем и вождем порабощенного народа». Отметим, что быть пастырем и «вождем порабощенного» народа разные вещи. Известно много случаев, когда подобные вожди были в действительности просто разбойниками. И конечно же руководить священнику повстанческим отрядом совершенно не годится, даже если он не берет в руки оружия. Но, увы, факты свидетельствует об обратном. Иеродиакон Игнатий (Васил Левски) именуемый апостолом свободы Болгарии, на фотографии облачен в военный мундир и в руках держит шашку. Многие священники тех времен перед объективом фотоаппаратов размахивали шашками и так навсегда запечатлелись на фотографиях. Насколько активно они ею размахивали в жизни сейчас установить трудно. В любом случае во избежание искушений священнику не стоит брать в руки оружия, чтобы сохранить каноническую чистоту.

В 1876 году началось восстание в Сербии. Туда потянулись русские добровольцы. Тут наша церковь разворачивает помощь и добровольцам и сербскому народу всеми доступными по канонам средствами. Молится, присылает военное духовенство, организует сестер милосердия. Добровольцам посылают икону и знамя освященное у раки преподобного Сергия. Даже послали походную домовую церковь, приобретенную на частные пожертвования и хор из восьми добровольцев из Чудова монастыря. Святитель Игнатий Брянчанинов, в то время архимандрит Сергиевой Пустыни, послал к добровольцам искусного фельдшера послушника пустыни Матфея Бочкарева и с ним сербскому митрополиту Михаилу образ преподобного Сергия Радонежского. Идет активная проповедническая деятельность. Это не только поднимает дух солдата, но и подготавливает общественное мнение. Такая надежная «тыловая» подготовка не хуже способствует поднятию боеспособности войска, чем новейшее оружие. И это гораздо разумнее, чем бегать священнику с саблей. Войско должны вести в бой вожди, если их нет, то, значит, народ не готов к борьбе, и нет на это воли Божией.

Все эти нарушения канонического права были вызваны необходимостью избежать еще большего зла: истребления своей паствы или обращения ее в магометанство. Не надо забывать, что до середины XVII века турки собирали десятину у христианских народов мальчиками. То есть отбирали определенную часть мальчиков у христианских народов, обращали их в мусульманство, и те, очень часто делали карьеру и становились ревностными насадителями своей новой веры. Владыки, конечно, не могли спокойно смотреть на расхищение своей паствы и сопротивлялись по мере возможности.

В эпоху Второй мировой войны мы также имеем важные примеры на тему взаимодействия священников и ратного дела. Не нужно напоминать в каком тяжелом положении оказался сербский народ, теснимый с разных сторон и немцами, и итальянцами. Но самым страшным противником были усташи, захватившие многие сербские земли и проводившие политику геноцида. Как это часто бывало в истории, те, кто должны были бы стать во главе народа, не могли этого сделать, и их место пришлось занимать священникам. 27 июля 1941 года сербы на оккупированной усташами территории подняли вооруженное восстание. Предводителем одного из четнических отрядов (полк «Петар Мрконич») в силу этих обстоятельств пришлось стать священнику Момчило Джуичу (1907-1999). Но после того как он был вынужден взяться за оружие, он оставил церковное служение, принеся такую жертву для своего народа. Умер он после войны в эмиграции в Америке.

Если рассматривать послереволюционную историю нашего государства, то священникам приходилось и работать на мирской работе, и служить в армии. Не знаю, был ли у них выбор. Будучи иеромонахом, был призван в армию будущий Святейший Патриарх Пимен. Служил он в армии и в Великую Отечественную войну, но непосредственно в боевых действиях не участвовал. Таким путем прошли многие будущие владыки и священники. Архиепископ Ярославский и Ростовский Михей, по его словам, благодарил Бога, что на войне ему не пришлось проливать человеческую кровь. Но были и примеры иного рода. Виктор Александрович Коноплёв до войны был священником. В октябре 1941 года был мобилизован. На фронте был пулеметчиком. Ясно, что пулеметчик на войне не может не проливать человеческой крови... Но после войны Виктор Александрович становится митрополитом Калининским и Кашинским с именем Алексий. Можно сказать только, что минувшая война была не просто войной, которых было много в истории человечества. В ней определялась судьба человечества. От ее исхода зависело, быть или не быть православной вере на земле. Одним из главных итогов войны стало легальное существование Православной Церкви на территории России. Оставались еще православные страны: Югославия, Болгария, Румыния, Греция, но это маленькие островки на карте Европы. Вероятно, церковь сочла возможным подходить к подобным вопросам с точки зрения икономии[1].

И как бы не изменялась ситуация в мире одно ясно: роль воина не подходит священнику. Вернее ему подходит роль воина, но против «духов злобы поднебесной» (Еф. 6, 12).

Эту статью я написал, потому что в нашем обществе усиливается пацифистские настроения. Частично они вызваны неправильным пониманием христианства, которое как я показал выше, не следует каким-то абстрактным, оторванным от жизни схемам. Оно видит реальность, а она такова, что православный христианин, заботящийся о жизни вечной для себя и других, должен вставать на защиту своих близких, дабы кроме смерти физической их не постигло большая беда: гибель для жизни вечной. Но еще эти настроения происходят от того, что ныне для некоторых Родина там, где им хорошо живется. Насколько все это далеко от христианства, говорить не следует. Православие никогда не проповедовало безразличия к своей Родине, к национальности, учило нас уважать своих родителей. Но эти очевидные факты пытаются оспорить те, кому чужды православие, наша история, наша Родина. Наше же дело отстаивать их.