Иван Сергеевич Шмелев родился 3 октября 1873 года в доме, построенном его прадедом Иваном Шмелевым на Кадашевской слободе Замоскворечья. Прадед купеческого сословия Иван Иванович Шмелев, так же как и дед Иван Иванович, был личностью незаурядной. В «Автобиографии» Шмелев пишет, что водилась за дедом «страсть к французским переводным романам и историческим повествованиям» - в доме была соответствующая библиотека. К сожалению, книг Ивана Ивановича внук не застал - «сволокли куда-то в амбар, а там поели мыши». Отец писателя - Сергей Иванович (1842 - 1880) так же как и дед, состоял в купечестве, продолжая дело отца: строил ледяные горы, иллюминации, гонял по Москве-реке плоты, содержал бани, купальни, портомойни. Отец играл главную роль в жизни маленького Ивана: «Мы из торговых крестьян, - говорил о себе Шмелев, - коренные москвичи старой веры». Когда отец скончался в октябре 1880 года в возрасте 38 лет, сыну Ивану шёл лишь восьмой год...
Образование, как и в других купеческих семьях, мальчик получил дома. Мать Евлампия Гавриловна порола Ивана и всех пятерых детей за каждую провинность. В 1884 году Иван Шмелев поступил в шестую Московскую гимназию. Закончив ее, он начал писать рассказы. Один из них, «У мельницы», был опубликован в журнале «Русское обозрение» в 1895 году. В это же время Иван Шмелев женится на Ольге Охтерлони - дочери героя обороны Севастополя генерала Александра Александровича Охтерлони, с которой познакомился еще в 1891 году, когда ему было 18, а ей 16 лет. Женитьба состоялась 14 июля 1894 года в селе Трахонееве, на Клязьме (сегодня рядом с Шереметьево-2). Несмотря на патриархальное купеческое воспитание, с обычаями и культурой, основанной на православных традициях, перед свадьбой Иван пишет своей невесте: «Мне, Оля, надо еще больше молиться. Ведь ты знаешь, какой я безбожник». По предложению молодой супруги Шмелевы отправляются в свадебное путешествие «по святым местам» - на остров Валаам. Именно благодаря влиянию на Ивана Шмелева набожной супруги Ольги будущий писатель на осознанном уровне вернулся к своим корням - православной вере, за что всю жизнь был благодарен жене. 6 января 1896 года в их семье родился единственный и горячо любимый сын Сергей.
Иван Шмелев был студентом третьего курса юридического факультета Московского университета, когда вышла его первая книга: «На скалах Валаама. За гранью мира. Путевые очерки». Книга была порезана цензурой и с «вклейками плохо продавалась». Эта неудача заставила Шмелева задуматься о заработке для семьи. Университет был закончен в 1898 году. Недолго проработав помощником присяжного поверенного в Москве, он уезжает во Владимир-на-Клязьме служить налоговым инспектором, продолжая сотрудничать с литературными журналами и сочиняя детские рассказы. Именно в эти годы, многое повидав в служебных разъездах, Шмелев сформировался как писатель, в рассказах которого главным стал человек с его внутренним миром. По словам Ивана Ильина, Шмелев в своих произведениях показывает, «как стонет и ноет русская душа...». Много работая, поверив в свои силы, в 1907 году Иван Шмелев ушел со службы, полностью посвятив себя литературному творчеству. В результате работы было издано восьмитомное собрание его трудов. До 1917 года, писателя Шмелева успели полюбить читатели и хвалили критики, сравнивая с Достоевским. Февральскую революцию, как и многие, принял с восторгом. Октябрь не принял, но вначале не терял оптимизма, был растерян, но надеялся, что: «Смерти нет для Великой Страны...». В связи с царившим в стране хаосом и голодом в Москве многие уезжали на юг, к морю, где трудности переносились легче. Среди них оказался и Иван Сергеевич Шмелев, который в 1918 приехал в Крым в гости к С.Н. Сергееву-Ценскому. Затем в Алуште писатель купил на горе небольшую дачку, с видом на море; как он говорил, «глинобитный домик в 2 комнаты». В этом черноморском раю прошли годы, ставшие одними из самых трагичных в жизни Шмелевых. Здесь было так плохо, что «и море - не море, и солнце - не солнце».
Единственный сын Шмелевых, Сергей, в 1915 году был призван на службу в Туркестан подпоручиком артиллерии. Вскоре сын заболел желтухой и после отравления газом с пораженными легкими был уволен с военной службы. Больным он возвратился в Крым к родителям, и, признанный негодным к службе, работал в штабной канцелярии. За годы гражданской войны власть в Крыму переходила из рук в руки шесть раз. В 1920 году, после разгрома армии Врангеля, большая часть ее офицеров оказалась на чужбине. Те же, кто поверил обещаниям красных и добровольно пришел для регистрации, были расстреляны. Среди них был и сын Ивана Шмелева - Сергей. В январе 1921 года он был расстрелян в Феодосии без суда и следствия. Иван Сергеевич долго об этом не знал, искал сына, ходил по кабинетам чиновников, посылал запросы, в письмах молил о помощи Луначарского: «Без сына, единственного, я погибну. Я не могу, не хочу жить... У меня взяли сердце. Я могу только плакать бессильно. Помогите, или я погибну. Прошу Вас, криком своим кричу - помогите вернуть сына. Он чистый, прямой, он мой единственный, не повинен ни в чем». Ответа на это письмо от декабря 1920 года, когда сын Сергей был еще жив, не последовало, хотя Луначарский велел «разобраться на месте». Шмелев пишет ему вновь: «У меня остается только крик в груди, слезы немые и горькое сознание неправды». Несколько писем дошли до Горького, Вересаева, Серафимовича, но никто не в силах был помочь горю отца... «Покровительство к горю моему пришло поздно. Моего единственного, невинного, больного сына расстреляли. В Феодосии, особ[ый] отд[ел] 3-й див[изии] 4-й армии. Только, д[олжно] б[ыть] за то, что он имел несчастие служить на военной службе в чине подпоручика (герм[анская] война), что он был мобилизован... И повторю - безвинно погиб. И - безсудно».
Никто так и не сказал отцу, за что расстреляли Сергея Шмелева; в служебной записке от 25 мая 1921 года председатель ВЦИК Калинин писал наркому просвещения Луначарскому: «...расстрелян, потому что в острые моменты революции под нож революции попадают часто в числе контрреволюционеров и сочувствующие ей. То, что кажется так просто и ясно для нас, никогда не понять Шмелеву». Шмелеву действительно было не понять. Уже узнав о расстреле, Иван Сергеевич просил найти и выдать тело сына, что тоже оказалось невозможным: «Но я ничего не узнал. Знаю только, что приговор был 29 дек [абря], а казнь «спустя время», т.к. сын болел. Кажется месяц мой невинный мальчик ждал, больной, смерти». «Пусть скажут. Пусть снимут камень. Сын не был ни активным, ни врагом. Он был только безвинным человеком, тихим, больным, страдающим. В больнице, одинокий, он два месяца провел в подвале-заключении. Заеденный вшами, голодный, месяц ожидавший смерти. За какое преступление? Только за то, что назывался подпоручиком!» «Я не ищу вины. Я хочу знать - за что? Я хочу знать день смерти, чтобы закрепить в сердце». «Я хочу знать, где останки моего сына, чтобы предать их земле. Это мое право. Помогите». Убитые морально, Шмелевы мерзнут и голодают: «Мне нечего продать, Вы знаете. Я приехал на 2-3 мес[яца], а живу 4-й год. Я хожу в лохмотьях». В каждом его письме 1921 года - нестерпимая боль утраты. Из письма к Вересаеву: «Часто хочу заболеть сильно, до смерти. Боюсь за жену, за ее сиротство». «Горько, больно. Вот она, скверная усмешка жизни. Вся моя «охранная-то грамота» в сыне была. И будь он со мной, я бы теперь не сидел, я и жена, бедняжка, как убитые жизнью люди, в дыре у моря, в лачуге, у печурки, как богадел[ы]... Ну, да что говорить. Думаешь иногда - молчи, не объясняй людям, - не поймут, ибо не испытали твоего...»
Иван Сергеевич Шмелев никогда не собирался уезжать из страны, он любил свою Родину и русский народ, и еще в 1917 году так писал сыну: «Думаю, что много хорошего и даже чудесного сумеешь ты увидеть в русском человеке и полюбить его, видавшего так мало счастливой доли». Горе круто изменило жизнь писателя. Поняв, что больше ничего нельзя узнать о смерти сына, Шмелевы ищут возможности выехать из Крыма в Москву. Такая возможность была упущена осенью 1921 года, когда Шмелев узнал, что в Москву «везут вагон писателей из Коктебели». Шмелевы не уехали, поскольку надеялись, что сын может вернуться: «мы еще жили и живем какой-то жалкой надеждой. А м[ожет] б[ыть], мальчик еще придет!». Затем уехать было уже практически невозможно: «А пешком не дойти. Эх, пошел бы я с котомкой по Руси, от деревни к деревне. Но сто раз умрешь с голоду и снимут с тебя все, до рубахи (у меня, положим, лоскутья)». У Шмелевых совсем не было денег: «Помогите...мы в страшной нужде. Нам перестали давать и хлеб. Мы лишены заработка: ни вольных изд[ательст]в, ни журналов. В невольных я не могу писать. Говорю - я предпочту околеть. Раз нам не дадут возможности уехать из России - стало быть мы арестанты. Но и арест[анты] им[еют] право на хлеб». Желание быть свободным всегда вредило Шмелеву, - и уже позже, за границей, когда он не хотел печататься в некоторых эмигрантских изданиях. Приехав в Москву, Шмелевы стали хлопотать о выезде из страны: «Мне нужно отойти подальше от России, чтобы увидеть ее все лицо, а не ямины, не оспины, не пятна, не царапины, не гримасы на ее прекрасном лице. Я верю, что лицо ее все же прекрасно. Я должен вспомнить его. Как влюбленный в отлучке вдруг вспоминает непонятно-прекрасное что-то, чего и не примечал в постоянном общении. Надо отойти». По приглашению Бунина в 1922 году Шмелевы выехали сначала в Берлин, затем в Париж. «Где ни быть - все одно. Могли бы и в Персию, и в Японию, и в Патагонию. Когда душа мертва, а жизнь только известное состояние тел наших, тогда все равно. Могли бы уехать обратно хоть завтра. Мертвому все равно - колом или поленом»,- это строки из писем Шмелева к Треневу и Бунину.
После всего пережитого Шмелев похудел и постарел до неузнаваемости. Из прямого, всегда живого и бодрого человека превратился - в согнутого, седого старика. Его голос стал глухим и тихим. От созерцания на лице появились глубокие морщины, грустные серые глаза потухли и глубоко запали. «Я все потерял. Все. Я Бога потерял и какой я теперь писатель, если я потерял даже и Бога. С большой ли, с малой буквы - бог (Бог) - он нужен писателю, необходимо нужен. Мироощущение на той или иной религиозной основе - условие, без чего нет творчества».
Во Франции Иван Сергеевич начал работать над своим знаменитым романом-эпопеей «Солнце мертвых»,- «страшной книге» о большевистском терроре и голоде в Крыму, которая впервые была опубликована в 1923 году в Париже и впоследствии переведена на 13 языков. Тогда же Шмелев писал: «Свидетельствую: я видел и испытал все ужасы, выжив в Крыму с ноября 1920 по февраль 1922 года. Если бы случайное чудо и властная международная комиссия могли получить право произвести следствие на местах, она собрала бы такой материал, который с избытком поглотил бы все преступления и все ужасы избиений, когда-либо бывших на земле!». После выхода этого романа вернуться в Россию было уже нельзя. «Доживаем дни свои в стране роскошной, чужой. Все - чужое. Души-то родной нет, а вежливости много...», писал Шмелев о своей жизни в Париже в письме к Куприну.
Со временем жизнь Шмелевых во Франции наладилась. В их дом пришел родственник, маленький мальчик, Ив Кутырин-Жантийом, ставший для Шмелевых вторым сыном. Юлия Кутырина, племянница жены писателя, была матерью мальчика, отцом - француз, католик, учитель русского языка Рене Андре Эдмон Жантийом. Родители развелись, ребенок остался с матерью и вскоре был крещен по православному обряду с именем Ивистион. Крестным отцом Ивушки, как его ласково называли, стал Иван Сергеевич Шмелев. Маленький полуфранцуз вошел в семью русского писателя: «Они восприняли меня как дар Божий. Я занял в их жизни место Сережи...... О Сереже мы часто вспоминали, каждый вечер о нем молились». «Он (Шмелев) воспитывал меня как русского ребенка, я гордился этим и говорил, что только мой мизинец является французом. Свой долг крестного он видел в том, чтобы привить мне любовь к вечной России, это для меня он написал Лето Господне. И его первый рассказ начинался словами: Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество...»
Это строки из книги Ива Жантийом-Кутырина «Мой дядя Ваня», выпущенной в издательстве Сретенского монастыря в 2001 году. Кроме воспоминаний самого мальчика: «Я воспитывался в духе: «за Родину, за веру». Большевики, убившие Царя, были виновниками всех мук и страданий», - в книге впервые опубликованы трогательные письма писателя к мальчику.
Помимо маленького крестника, самым близким человеком для Шмелева всегда оставалась его жена Ольга Александровна Шмелева. «Тетя Оля была ангелом-хранителем писателя, заботилась о нем, как наседка... Она никогда не жаловалась... Ее доброта и самоотверженность были известны всем». «Помню, я был очень болен энтеритом, меня спасла тетя Оля - «вымолила у Бога». «Тетя Оля была не только прекрасной хозяйкой, но и первой слушательницей и советчицей мужа. Он читал вслух только что написанные страницы, представляя их жене для критики. Он доверял ее вкусу и прислушивался к замечаниям». Много сил и времени у Шмелева отнимали заботы о самых насущных нуждах: что есть, где жить. Из всех писателей-эмигрантов Шмелев жил беднее всех, не хватало денег на отопление, на новую одежду, отдых летом: «Как и у всех любящих людей, у них, разумеется, возникали иногда недоразумения, со словами, которых лучше не повторять, но которые обогатили мой лексикон. В любую погоду тетя Оля шла на рынок с черной клеенчатой сумкой и тощим кошельком; обойдя все вдоль и поперек в поисках подходящих цен, она возвращалась тяжело нагруженной, никогда не жалуясь и не сетуя». Без супруги, которая оберегала его, создавала ему «тишину и уклад», «то, чего уже нет в России», не было бы «Богомолья», «Лета Господня» и всех других произведений Шмелева. Свои сочинения он сразу печатал на машинке двумя пальцами, как почти все непрофессионалы; затем правил первоначальный текст, часто характерными фиолетовыми или черными чернилами. Он отвергал орфографию безбожников, которые упразднили букву «ять», потому что в ее написании присутствовал крест. Он гордился тем, что придерживается «исконной традиции православных», как когда-то его предки. У Шмелева была тяжелая язва желудка. Его бесплатно лечил русский доктор Сергей Михеич Серов «человек редкой души, великолепный специалист». Писатель долго не мог решиться на операцию. Иван Сергеевич считал, что заступничество преп. Серафима Саровского помогло ему выздороветь, поскольку писатель увидел во сне свои рентгеновские снимки с надписью «Св. Серафим» и вскоре после этого видения было принято решение об отмене операции. «Шмелевы, как я уже говорил, умели принимать друзей и справлять праздники. Тетя Оля пекла пироги с вареньем, которые подавались к чаю». Шмелев, постоянно окруженный заботой, даже и не подозревал, на какие жертвы шла его жена, он понял это только после ее смерти. Ольга Александровна Шмелева скончалась внезапно, от сердечного приступа в 1936 году. В это время Шмелевы намеревались посетить Псково-Печерский монастырь, куда эмигранты в то время ездили не только в паломничество, но и чтобы ощутить русский дух. Монастырь находился на Территории Эстонии, граничащей с бывшей Родиной. Поездка была отложена на некоторое время, а после возвращения Шмелев жил целиком в литературном мире, навсегда сохранив в своем сердце то великое ощущение России, которое никому не отнять у человека. «Бог дал грешнику жизнь, и это обязывает. Хочу жить настоящим христианином и смогу это осуществить только в церковном быту». Перед своей кончиной, 24 июня 1950 г. Шмелев переехал в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в 140 километрах от Парижа. В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь. Монахиня матушка Феодосия, присутствовавшая при кончине Ивана Сергеевича, писала: «...человек приехал умереть у ног Царицы Небесной под ее покровом».
***
Почти все русские эмигранты до конца своей жизни не могли смириться с тем, что они уехали из России навсегда. Они верили, что обязательно вернутся на родину. «Да, я сам хочу умереть в Москве и быть похороненным на Донском кладбище, имейте в виду. На Донском! В моей округе. То есть если я умру, а Вы будете живы, и моих никого не будет в живых, продайте мои штаны, мои книжки, а вывезите меня в Москву», - писал Иван Александрович. Мечта православного писателя, коренного москвича Ивана Шмелева осуществилась в наши дни. Недавно вышло полное собрание его сочинений. В апреле 2000 года внучатый племянник Шмелева Ив Жантийом-Кутырин передал Российскому фонду культуры архив Ивана Сергеевича Шмелева. Памятник-бюст православного писателя Шмелева торжественно был открыт 29 мая 2000 года в старом столичном районе Замоскворечья, где прошло его детство. А в мае 2001 года по благословению Святейшего Патриарха прах Шмелева и его жены был перенесен в Россию, в некрополь Донского монастыря в Москве, где сохранилось семейное захоронение Шмелевых. Так, спустя более полвека со дня своей смерти, коренной москвич Иван Сергеевич Шмелев вернулся из эмиграции.
