Споры о том, как лучше привести ребёнка к вере не утихают. В ряду самых разнообразных миссионерских проектов отдельное место занимают становящиеся всё более популярными православные лагеря, а в их срезе высвечиваются все болевые точки современного воспитания.
Зачем дети едут в лагерь? Конечно же, отдыхать. А если этот лагерь - православный? Родители, независимо от духовного опыта, на первое место ставят безопасность своего чада: мол, уж там-то и проследят как надо и плохому не научат. А научат - чему?
Для русских послереволюционных эмигрантов православные лагеря были не просто «детским отдыхом на природе» - они были «действенным способом сохранять и воспитывать в детях православную веру и приобщать их к родной культуре». Известный православный педагог С.С.Куломзина писала: «...Цель лагеря - не обучать детей теоретически, а дать им пожить в радостной атмосфере дружбы, доверия, ответственности, подчиняясь известной дисциплине». Чем является православный лагерь в наши дни?
Сколько времени каждый из нас в течение дня «ходит пред Господом»? Пятнадцать - двадцать минут утром и вечером во время исполнения молитвенного правила? А что можно сказать про остальное время? Как соотносим мы происходящее с нами с заповедями, данными нам Творцом? И можно ли при этом передать детям, к примеру, умение видеть в своей жизни эти спасительные маяки и «плыть» на их свет?
Попытаться ответить на эти вопросы можно на опыте епархиального православного детско-юношеского лагеря во имя св. прав. Феодора Ушакова на Балтийской косе, программы которого являют собой попытку на деле выстроить жизнь детей в лагере на заповеданных нам истинах.
«1. Аз есмь Господь Бог твой, да не будут тебе бози инии, разве Мене».
Безусловным условием участия ребёнка в работе лагеря является принятие им его православного уклада, но при этом он может быть не только невоцерковлённым, но и некрещеным, и даже принадлежать к иному вероисповеданию - если только он готов уважительно относиться к устроению лагеря.
Как говорить детям о Боге? Попытки многих руководителей устроить из лагеря воскресную школу на выезде приводили к поражению, о чём они горько сожалели. Потому что перекормом можно отвратить даже от самой изысканной пищи - лишь чувство голода будет заставлять искать её вновь.
В епархиальном лагере естественная для каждого верующего человека среда создаётся чтением утреннего и вечернего молитвенного правила, молитв перед едой и после еды, совершением молебнов и Божественной литургии. По благословению священства набор молитв откорректирован: новичку гораздо легче осилить непродолжительное чтение. Но не количество молитв важно в этом случае, а нелицемерное отношение к ним тех, кто знакомит их с этими молитвами. Если пропорции соблюдены правильно, дети очень легко входят в духовное пространство и уже сами регулируют скорость своего дальнейшего продвижения. Памятен случай, когда несколько воспитанниц детского дома, которых за серьёзный проступок отправляли из лагеря домой, вдруг попросили у вожатых молитвослов с «Молитвой по соглашению» и, укрывшись за палаткой, принялись там - впервые в жизни! - молиться. И их вера не была посрамлена...
Если мы сможем, избегая назиданий, сделать ребёнка сопричастным своей радости от мысли, что в этом мире есть Бог, то он примет это совершенно естественно, подобно тому, как принимал в своё время рассказы мамы о солнышке, небе, цветочках... И тогда абсолютно органично выглядит ситуация, когда девочки из старшего отряда, сокрушённо взирая на чёрную тучу, стремительно затягивающую небо, самостоятельно собираются в палатке читать акафист Николаю Угоднику, подглядев это «средство» на тихом часу за вожатыми. А совместная молитва всего лагеря за воспитанника, желающего покончить с курением, неожиданно обрастает детскими просьбами: «И за меня - чтобы мне не ругаться», «А мне - чтобы не драться», «А мне - чтобы не осуждать»... Пугливый малыш по возвращении домой из лагеря удивляет родителей тем, что спокойно отправляется спать один - ведь он «теперь знает молитву, и вся нечисть из комнаты убегает». И как награда - недавний звонок одной мамы с просьбой подсказать, где у нас есть воскресные школы - ребёнок после лагеря «очень просил отдать его туда, чтобы узнать о Боге».
«2. Не сотвори себе кумира, и всякаго подобия, елика на небеси горе, и елика на земли низу, и елика в водах под землёю; да не поклонишися им, ни послужиши им».
Епархиальный лагерь является палаточным, и его условия, а именно, самообслуживание детей, отчего-то пугают некоторых родителей. «Ой, а мы ведь нашу девочку ничем не загружаем - у неё столько всего - и учёба, и кружки - когда ей дома посуду мыть», - сокрушается любящая мама. А девочке уже пятнадцать, но на конкурсе среди сверстниц она никак не может приспособиться к картофелине и овощечистке, с опаской разглядывая то и другое.... Что-то очень изменилось в нашем сознании, если предстоящая необходимость для ребёнка по силам потрудиться в лагере - вымыть посуду или почистить овощи - становится для нас непосильным нервическим переживанием, как если бы мы отправляли отпрыска на передачу «Последний герой». Заражённые родительской тревогой, такие дети поначалу стараются от работы увильнуть, но со временем «заражаются» общим настроем - отношением к труду как к заботе о друзьях, и уже спустя какое-то время с довольной улыбкой принимают поздравления с особо удавшейся сегодня подливкой или супом, который они помогали варить; а к концу смены желающих добровольно трудиться на кухне становится значительно больше, чем необходимых «рабочих мест». Мама одного из воспитанников рассказывает: «Мне ваш лагерь больше понравился: ребёнок после еды сам посуду моет, готовить помогает, говорит: «Мама, а давай вот такую подливку приготовим, а давай такую кашу сварим». А после другого лагеря приехал - пришёл за стол, поел, встал, ушёл, а я - посуду мыть. Не-е-е, мне ваш лагерь больше нравится».
Очень пугает иных родителей и предстоящее «испытание» для ребёнка в виде сваренной на полевой кухне простой, но обильной и вкусной пищи без привычных перекусов. Мама одного мальчика «навьючила» ему помимо сумки с вещами столь же объёмный баул с... едой. Печенья, конфет, яблок было столько, что он просто перестал ходить в трапезную - пришлось забрать у него припасы и выдавать только после еды. Домой он вёз половину сумки, неосиленную за 10 дней.
Дни поста многими родителями вообще воспринимаются как посягательство на жизнь чада. Так, один очень любящий отец, введённый в заблуждение приятельницей 12-летнего сына, в Петровский пост прорвался в лагерь, чтобы «по-мужски» разобраться с руководством, почему его ребёнка кормят только рыбой. До рукоприкладства всё-таки не дошло, после часовой беседы, обозрев довольные лица весело играющих детей, родитель устыдился и сильно извинялся, но факт имел место.
Дети воспринимают перемену рациона не столь драматично - новички, конечно, поначалу похныкивают, мечтательно пересказывая друг другу домашнее мясное меню, а затем включаются в общую бесхитростную любовь к простой пище, что делает их всех к концу смены равно увлечёнными соискателями добавки. А кто-то из них доверительно рассказывает: «А я раньше никогда не думал, что постная пища может быть такой вкусной! Я обязательно маму попрошу приготовить мне дома овощное рагу и овсянку!»
Еда здесь, действительно, необычайно вкусная, что удивлённо признают и взрослые - наверное, потому что замешана на любви и заботе, а приправлена молитвой. А про уважение к овсянке в лагере есть даже свой фольклор, но игру интонации нельзя передать на бумаге.
Условия, в которых существует епархиальный лагерь (удалённость от населённых пунктов, близость воинской части), сами диктуют правила для него: местоположение исключает пользование мобильными телефонами; не благословляется привозить плееры и магнитофоны; нет здесь и компьютера с его атрибутами псевдомира. Кстати, многие зарубежные православные лагеря (греческая епархия США, ACER - MJO (Франция) и др.) специально вводят эти ограничения в правила лагеря, добавляя также и запрет на мобильные звонки персонала в рабочее время - как «факторы, нарушающие функционирование лагеря». Ведь состояние любого человека, находящегося в новом месте, по мнению специалистов, меняется от эйфории впечатлений первого дня до нарастания тоски по дому в третий день, что носит название «кризис третьего дня». Телефон в руках ребёнка в эти дни замедляет его адаптацию и лишает возможности победы над собой; не говоря уже о напрасно терзаемой нервной системе родителей.
Среди приезжающих в лагерь число избалованных детей, испытывающих серьёзный дискомфорт от отсутствия привычного наполнения жизни, с каждым годом увеличивается. Не все из них готовы к отсутствию мобильного телефона, но вовсе не из-за отсутствия возможности быть на постоянной связи с мамой - это при необходимости без труда можно сделать по телефону администрации. Неожиданно выясняется, что многие из них находятся в зависимости от «электронного друга» и лишившись привычного «заменителя контактов» (бросил СМС-ку, «звякнул по мобильнику» - вроде как и пообщался), дети вдруг теряются: а как разговаривать дольше, чем одна минута? Как строить отношения с людьми, которые окружают тебя постоянно? «Подсаженные на иглу» виртуальных событий, которыми насыщен мир компьютерных игр, они вдруг теряются от встречи с реальной жизнью, и ощущения эти сродни «синдрому отмены». Ребёнку предстоит переболеть сменой мировоззрения и встретиться с самими собой - это очень непростое переживание.
В лагере есть педагогическое правило: за время отдыха ребёнок должен научиться 10 новым играм, выучить 10 новых песен, приобрести 10 новых друзей. В реальности, изначально построенные на игре, программы лагеря последовательно решают задачу возрождения игровой культуры, пытаясь обучить детей в частности и тем играм, в которые играли их бабушки. Любовь к песне здесь приобретает просто глобальный характер: поют все, поют много и с удовольствием - нормальные добрые песни со смыслом, которые не просто воспитывают вкус, но ещё помогают восстановить «связь поколений» (так, одна мама благодарила за то, что её дочку научили тем песням, которые когда-то пела она сама, и это очень изменило их отношения); вечер, проведённый из-за дождя без песен, воспринимается как потерянный.
А в друзья дети, уезжая, приобретают весь лагерь. Так, 12-летняя воспитанница, приехав впервые, весь день просидела молча на кровати, не разбирая сумки - «чтобы можно было сразу уехать». Но видно, в столь непривычном для неё, «неформалки», укладе лагеря было что-то, удержавшее всё-таки от решающего шага. И вскоре она остановила на поляне воспитателя: «Знаете, здесь как-то всё так устроено, что за пять дней сходишься с людьми ближе, чем за годы в школе». А другая девочка - с ярко крашенными волосами и следами от пирсинга на животе - сказала перед отъездом: «Здесь учишься верить другому человеку». 13-летний мальчик подметил: «Главное в лагере - это перемена жизни: никаких кассет, никаких электронных игр, нет телевизора, нет дисков. Правда, смешно, но мы вдруг поняли, что мы можем жить без всего этого. Пришлось жить дружбой, общением с другими, и это оказалось совсем не так уж трудно...»
«3. Не приемли имене Господа Бога твоего всуе».
Ощущение сакральности духовных символов присутствует у каждого ребёнка в той или иной степени. Проживая день за днём в атмосфере православного сообщества, дети очень быстро начинают чувствовать невозможность «упрощённого» отношения к святыне: ребята, как бы не галдели и резвились на общем сборе, при первых словах молитвы стихают и обязательно напомнят зазевавшемуся товарищу о неснятом им головном уборе. Юношеский максимализм, не совсем заглушённый интервенцией контр-культуры, помогает избежать фальшивых внешних признаков обрядовости. Они ещё довольно искренни в своём поиске, и поэтому - достаточно чутки. И если взрослые также бережно относятся к сокровенным понятиям, то возможность услышать друг друга сохраняется. Так, на одну из участниц лагеря, в силу перенесённого когда-то заболевания достаточно отличавшуюся от сверстников в поведении и речи, ополчились соседки по палатке. Игнорируя её попытки наладить отношения, они продолжали её высмеивать. Разговор с лидером группы, воспитанницей воскресной школы, никак не приводил к нужному результату, пока воспитателя не осенило: «Послушай, помнишь: «Я алкал, а вы меня не накормили, Я стучал, а вы меня не приняли». А ты не думала о том, что вот сейчас в лице этой девочки перед тобой стоит Христос?» Та смутилась: «Не думала...», - и тихо отошла в сторону. Ситуация была изменена, но воздействие это оказалось возможным лишь при хранении всеми трепетного и потаённого чувства, не выставляемого напоказ.
«4. Помни день субботний, еже святити его: шесть дней делай, и сотвориши в них вся дела твоя, в день же седьмый - суббота Господу Богу твоему».
Центральным местом жизни христианина и отправной точкой недельного круга является Божественная Литургия, и православный лагерь не может отказываться от её проведения. Если в нём удаётся создать атмосферу жизни православной общины, где есть соборность, молитва и общий труд на благо всех, закономерность и естественность церковной службы с Таинствами воспринимается детьми неоспоримо. Поэтому необычайно важен пример находящихся рядом взрослых, их внутреннее отношение к происходящему. Подобно тому, как годовалый малыш в незнакомой ситуации смотрит на маму, проверяя степень опасности барометром материнского лица: спокойна мама - и малыш прячет уже готовые хлынуть слёзы - так и вожатый, если верит не напоказ, увлечёт ребёнка туда, где есть таинственный источник его правды. И тогда шестьдесят человек (две трети из которых - впервые в жизни!) сами выстраиваются в очередь к храмовой палатке для исповеди, искренность и глубина которой впечатляет даже многоопытного духовника лагеря. А чудо, которое всякий раз совершается на Литургии, принимается детьми очень просто и естественно, как часть жизни, и как принимают они голубя, спустившегося на этот день на поляну и во время Херувимской песни безбоязненно расхаживающего между молящимися.
«5. Чти отца твоего в матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли».
Дети, приезжающие в лагерь - часто плоды среды неверующей или околоцерковной, с багажом ненужных впечатлений и самохотений, с проросшими семенами пороков, где и цинизм, и высокомерие, и самооправдание. Массированное информационное воздействие - мультфильмы типа «Симпсонов», журналы типа «Молоток», телеканалы типа «2х2», компьютерные, электронные, виртуальные игры; распад семей произвели в их умах опустошительную ревизию родительского авторитета, разрушили естественную семейную иерархию. Наличие в большинстве семей всего одного ребёнка изменило их структуру, превратив в детоцентристские, когда «правила игры» задаёт... ребёнок.
Обязательные в епархиальном лагере беседы перед сном - мощный ресурс для передачи детям тех истин, всходы которых позднее могут прорасти в их душах. Странно, но выясняется, что многие из них не слышали о важнейшей для каждого человека заповеди, стоящей сразу за говорящими об отношении к Творцу, или слышали, но не очень-то соотносят её со своей жизнью. И возникают такие ситуации, когда ученица воскресной школы спорит: «А зачем слушаться родителей всегда? Ведь тогда станешь маменькиной дочкой?»
Пятая заповедь говорит не только об отношении к родителям - но и ко всем людям, руководящим человеком на данном этапе жизни. Впервые нынче в лагерь приехали дети, осознанно и безбоязненно хамящие взрослым. Не грубящие в ответ на несправедливое, на их взгляд, действие, не огрызающиеся от нежелания что-то исполнять - уверенно и безэмоционально разговаривали они со взрослыми с позиции хозяина, в свои 10 и 12 лет глядя на них «с другого конца подзорной трубы». Не было в их поведении затаённой дерзости хулигана, с риском для своего благополучия нарушающего общепринятое правило - они знали, что поступают абсолютно верно. «Да, я хамлю, - одинаково спокойно говорил каждый из них, - и делаю это специально, ну и что?» Позднее выяснилось, что родители им «никогда ничего не указывают», естественно, никогда не наказывали, а «лишь объясняли, что к чему, чтобы ребёнок сам решал, как ему поступать». Имея разный духовный опыт, мамы были едины в аргументах: «Значит, он не нашёл, за что уважать взрослых» и «Взрослые должны были искать к нему подходы». И они не видели ничего страшного в том, что в жизни их детей не только для этих взрослых, но для них самих места уже и не осталось... Так выглядят плоды модного «свободного воспитания» (когда, в частности, мам и бабушек дети называют по имени), в ловушку которого попадают многие родители. Лишая ребёнка руководства (а по сути, самих себя), делают его «партнёром», неоправданно возлагая надежды на «внутреннее» чутьё и «присущую мудрость» - и такой ребёнок, как аутист, перестаёт эмоционально нуждаться не только во взрослых, но и вообще в другом человеке. Присущий раннему возрасту (2-4 года) эгоцентризм остаётся с ним и позднее, вызывая деформацию его психического развития.
«6. Не убий».
«И ребятам, и зверятам» свойственно бороться, пробуя свои силы. Но совершенно неестественно для православного христианина самоутверждаться за счёт унижения других, за счёт побоев и оскорблений. Даже у самого отдалённого от веры ребёнка существует представление о том, что православный лагерь - место не такое, как другие. И самому лагерю, и людям, работающим здесь, и своим товарищам дети подсознательно задают самую высокую планку требований, формулируемую ими предельно просто: «Почему он так делает - ведь это же православный лагерь?!»
В лагерь приезжают не только дети из воскресных школ, но и те, кого иные родители, отчаявшись исправить последствия своей давней неумелости, направляют сюда «на исправление». У каждого хулигана и драчуна - своя история того, как он им стал; приехав в православный лагерь впервые, они поначалу привычно раздают направо и налево тумаки - до той поры, пока не почувствуют себя в безопасности. И в любви. Потому что каждый из них, подобно тому, как двухлетний малыш в песочнице, не умеющий ещё общаться, ударом лопатки по голове соседа пробует сказать ему: «Хочу с тобой дружить», так и он, этот драчун, неумело говорит миру: «Хочу, чтобы меня любили». Проще всего отправить его домой, потому что временами он просто невыносим, но сначала можно попытаться его отогреть. Никто не говорит, что это легко, но пробовать нужно. И пытаться превратить его недостаток в достоинство - сделать из драчуна защитника слабых, а из нарушителя дисциплины - образец для подражания. Так, подросток, оставленный за проступок на испытательный срок и взявший послушание постоянного дежурства по кухне, сумел придать своему труду такую привлекательность, что к концу смены желающих подежурить с ним было предостаточно, а домой он поехал с благодарственным письмом.
Российские православные лагеря только начинают писать страницы своей истории, а в правилах зарубежных лагерей есть очень много проверенных жизнью требований. Так, в руководстве Греческой православной епархии США требования к работникам помимо образовательного и возрастного ценза содержат такие критерии как «православный христианин, занимающий хорошую позицию», «способность хорошо работать с другими», «хороший характер, умение сработаться и умение адаптироваться», «энтузиазм, чувство юмора, терпение и самоконтроль», «умение переносить физические и эмоциональные перегрузки».
Перегрузок в православном лагере хоть отбавляй, а мера ответственности - на порядок выше. Недавно почивший протоиерей Борис Нечипоров, считал, что «на вожатого ложится миссия для многих детей быть лицом Церкви. А это означает не только знание основ православной веры, но и то, что вожатый должен быть предельно искренен в общении с детьми, особенно в вопросах нравственности. Все те слова, которые вожатый говорит детям в воспитательных целях, должны хотя бы отчасти воплощаться в его собственной жизни. Иначе мы рискуем воспитать лицемеров».
Как правило, православные лагеря являются благотворительными - стоимость путёвки для детей минимальна, а покрытие остальных расходов зависит от возможности привлечения спонсорских средств. На зарплату персонала пока денег не остаётся, но из этого вовсе не следует, что трудиться здесь может кто угодно - «лишь бы согласился». И тут возникает такой очень серьёзный вопрос, как этический кодекс вожатого православного лагеря.
Многие проблемы светских лагерей, к сожалению, перетекают в некоторые лагеря, позиционирующие себя как православные. Но имеет ли право вести за собой детей человек, который в лагере каждый день (пусть даже и ночь) воздаёт почести Бахусу и матерится? Если он пренебрежительно разговаривает с детьми и награждает их тычками и пинками? Устраивает себе отдельное от детей меню и реквизирует у них сладости? Склочничает и клевещет на своих коллег, втягивая детей в орбиту неправды, а то и делая их действующими лицами? Не скрывает того, что приезжает в лагерь для собственного весёлого и материально необременительного отдыха, избегая при этом полноценной ответственности за детей и происходящее? А ведь в лагере - «как на подводной лодке»: все на виду у всех, все знают всё, и всё имеет свою цену. Лицом какой церкви будет такой «вожатый» в глазах детей? И кто тогда его бог?
В епархиальном лагере во имя св. прав. Феодора Ушакова сделали ставку на подбор для работы таких людей, которые свой тяжёлый бескорыстный труд рассматривают как прямое служение Христу; их гораздо меньше, чем других, но они, к счастью, есть.
Лучший способ обезопасить досуг детей - это грамотно организовать его, а это нужно уметь делать, и значит, становиться вожатым любому желающему, по принципу «шёл мимо и зашёл», неполезно ни для кого. Лесная поляна - не повод для профанации и дилетантизма: нужно обладать определёнными систематическими знаниями, ведь оттого, насколько вожатый понимает логику смены, ориентируется в задачах каждого её периода и способен учитывать возрастные и физиологические особенности детей, зависит наличие или отсутствие проблем в его работе и функционировании всего лагеря; в епархиальном лагере эту задачу решает реализуемая уже четвёртый год авторская программа «Школа вожатых», И, конечно же, никакой нормальный лагерь не может состояться без чёткого, заблаговременно разработанного плана - в лагере на косе накоплен большой практический опыт, собран обширный методический материал. Недаром, «старожилы» обязательно ждут проведения таких игр, как «Тропа разведчика», «Тайный друг», «Солнышко в конверте» и многих других, рождённых здесь и ставших уже «фирменным знаком» лагеря. Перенимают их и остальные - на пользу всем нашим детям.
«7. Не прелюбы сотвори».
В правилах греческой епархии США записано: «Не должно быть девочек в мужских палатках и мальчиков - в женских палатках. В лагере не должно быть явных проявлений любви. И члены персонала, и участники лагеря должны вести себя надлежащим христианским образом». В епархиальном лагере такое правило также существует, но с некоторыми детьми иногда по этому поводу приходится объясняться.
Новички поначалу часто демонстрируют вольное обращение друг с другом - исковерканные представления об общественных нормах ориентируют их на ограниченный круг критериев - «прикольно», «круто», «классно». Отрывать их от орбиты жизни «эллочки-людоедки» не всегда просто - часто дети просто не понимают: «А в чём тут криминал-то?» и не смущаются тем, что их застают в чужой палатке глубокой ночью. «Ну, ведь ничего не произошло!» - пожимает отроковица плечиком на педсовете. Это-то, как говорится, Слава Богу! Но вот только через какое-то время в одной из бесед о ценности любви и чистоты у неё прорывается: «Спасибо вам за то, что говорите об этом - с нами никто об этом не говорит», а блеснувшая слеза свидетельствует об искренности произнесённого.
В нынешнем мраке всеобщей терпимости к пороку очень трудно всем детям - и не только нецерковным, как выше описанная девушка - «церковные» дети, многому словесному наученные в воскресной школе, зачастую тоже еще не научились исполнять это в личной жизни. Нынче им всем приходится выбирать «между чёрным и чёрным» - про белое им как-то «забывают» рассказать. А введённые пусть даже ненадолго в рамки нравственных норм, дети как-то успокаиваются - ведь тем самым они обретают не только ограничение, но и защиту. Нужно использовать немногие летние дни, чтобы показать им, что можно жить иначе, думать иначе, чувствовать иначе. Такой цели служит ещё одна давняя наработка епархиального лагеря - игра «Гости», когда девочки и мальчики с подарками и поздравлениями идут вместе с воспитателями в гости друг к другу и, возможно впервые, пробуют общаться не по правилу «кто кого сильней заденет», а с искренним интересом к тому, что говорит другой человек, и каков он сам.
«8. Не укради».
Проблема воровства в детских лагерях - болевая точка; в епархиальном лагере она возникает иногда при увеличении доли невоцерковлённых детей. Самым частым объектом хищений становятся сладости, приобретающие в «отрыве от цивилизации» статус «золота». Причём громче всех кричат «Держи вора!» зачастую сами воришки: не желая провести границу между собой и чужим лакомством, одновременно отчаянно защищают свою собственность. И тут уж нужно действовать решительно - безнаказанное воровство неимоверно соблазняет, и тогда случается, что буквально из-под ног воспитателя, проводящего игру, «умыкается» часть инвентаря, который, собственно, и не очень-то был нужен - а просто сработал рефлекс - «плохо лежало».
Провести в сознании ребёнка постоянно стираемую им самим границу между своим и чужим часто бывает необычайно сложно: вроде, всё понимает, но - опять берёт печенье из чужой сумки. Или ворует продукты с кухни. Или переливает из чужой тарелки в свою. Или «перекладывает» в свой карман чужие деньги. Или «забывает» вернуть чужой фонарик, книжку, фломастеры. Не все родители воспринимают это достаточно серьёзно и понимают опасность происходящего. А ведь здесь нет мелочей: нельзя быть «немножко вором», как не бывают «чуть-чуть убийцей». Церковь не учит нас градации греха по его размеру - грех, он и есть грех.
«9. Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна».
Что обманывать нехорошо, знает, наверное, каждый ребёнок, но всё-таки проблема детской лжи существует. Специалисты исписывают горы книг, пытаясь объяснить, почему дети лгут, но мало кто из них ссылается на банальную причину - пример родителей. Так, мамочка, желающая во что бы то ни стало отправить своего сына в православный лагерь «на исправление» - подделывает(!) дату рождения в копии его документов и велит ему не проболтаться; а, зная, что он курит, (в лагерь курильщиков не берут), советует ему получше прятаться, когда он будет это делать. Что и говорить, сын оказался достойным учеником, и лжи было предостаточно.
Деформация моральных ценностей коснулась и этого вопроса: «Я не шамок!» - отрезает симпатичная 12-летняя девочка в ответ на просьбу вожатого, рассказать, как на самом деле всё было. Слово из тюремного лексикона, неожиданно вошедшее в жизнь детей в последние годы, является знаковым - мораль маргиналов правит бал. Обмануть взрослого становится не только возможным, но и престижным; рассказать правду - стать «шамком», покрыть себя позором.
Удивительно, но иногда даже рассказ о том, откуда происходит это, и подобные ему слова, и какова роль лексикона в создании образа человека в глазах окружающих, бывает достаточно для того, чтобы подросток задумался. И вообще, очень важно говорить с детьми о правде - не резонёрствовать - «обманывать нехорошо», а предлагать думать - «когда я лгу - чего я хочу? есть ли у меня силы, чтобы жить «по правде»? если мой друг меня всегда обманывает - друг ли он мне? а если обманываю я - кому я друг?» Где сокровища ваши - там и душа ваша... Ложь, бывшая в сознании ребёнка привычным укрытием от «докучливости» взрослых и убежищем от обязательств, должна стать для него мерилом его собственной ценности - «достоинство» должно превратиться в недостаток, и тогда ощущения «голого короля» лишают покоя. В общем-то, ничего сложного, но вот только одно - взрослый, говорящий о правде, сам не имеет права лгать. Никогда и ни по какому поводу.
В последние годы у некоторых детей появилась другая крайность - «правдолюбие». Заключается оно в том, чтобы «говорить правду в глаза» - «невзирая на лица», и на деле является банальным хамством, ничего общего с честностью не имеющее.
«10. Не пожелай жены искренняго твоего, не пожелай дому ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякаго скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего».
Зависть, иссушающая душу, не оставляющая в покое ни на минуту, не позволяющая удержаться на пьедестале, куда мы себя с упорством Сизифа утверждаем в своём сознании и где никак не можем удержаться, влекомые вниз представлениями о чужих преимуществах - суть гордыня, которая мать всех грехов.
Девочка, завидующая сверстнице в том, что та сразу же снискала в палатке всеобщую любовь, никак не может с этим смириться: ей кажется, что всё это - не по заслугам. И она периодически усаживается на какое-нибудь видное место, чтобы в пику «несправедливости общества» «незаметно» страдать от недооцененности. При этом ей мало просто вызвать сочувствие - пуская в ход слёзы, она пытается нейтрализовать ничего не подозревающую «конкурентку».
Зависть амбициозного и избалованного подростка к каким-то умениям и достоинствам сверстников побуждает его к тому, чтобы активно придумывать ребятам клички, но он восстаёт против того, чтобы его самого собственного имени лишали.
Очень важно суметь передать детям посыл сопереживания не только чужой беде, но и - чужой радости. Дать навык произнесения не ругательств, а комплиментов, похвалы, просто доброго слова. Дети весьма охотно принимают «новые правила» отношений - ведь гораздо приятнее делать то, что не вызовет потом укоров совести. И уже в начале смены одолевают вопросами: «А когда мы начнём дарить друг другу подарки?»
«Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же, подобная ей: возлюби ближнего своего как самого себя».
Энтузиастов православных лагерей часто спрашивают, пытливо выискивая потаённую корысть, зачем они всё-таки снова и снова едут в этот неустроенный быт, взваливая на себя не только тяжкий беспрерывный труд и огромную ответственность, но бремя вражды, хулы и искушений. Необычайную насыщенность жизни в лагере и изменение законов времени, когда десять дней вмещают целую жизнь, на себе ощутили все, кто там побывал. Но помимо физической стороны, есть ещё один пласт - духовный. Недаром одна из вожатых как-то сказала: «Вокруг этой поляны войска стоят несметные». Действительно, брань тут нешуточная, ведь идёт она - за души детей, и на войне как на войне.
Не переоценивая значения своего скромного труда, люди, которые всё же здесь удерживаются, знают, что, даже если он будет подобен камню, брошенному в воду, то круги, разошедшиеся от него, возможно, смогут всё же когда-нибудь коснуться берега чьей-то души. И удержать кого-то от ошибки или помочь увидеть искру света в темноте отчаяния. Как поётся в одной из лагерных песен:
«Что такое лагерь - это братство
Взрослых и детей, обид прощенье.
Может, нам зачтётся это чудом исцеленья -
Нашим с вами душам во спасенье»...
Встреча с Богом у каждого в жизни своя, и путь - свой. Не зная, что ответить «контролёрам», люди, вновь и вновь строящие на лесной поляне «братство взрослых и детей», хранят внутри себя свои ответы - вздох ребёнка накануне отъезда: «Живёшь теперь от лагеря до лагеря» и вопрос потрясённой мамы, встретившей автобус с косы: «Что вы такое с ними сделали, что они такие счастливые?!». И, может быть, этого - достаточно...
