Источник: Русский Вестник
Еще не смолкло эхо недавних скандалов вокруг Духовного управления мусульман (ДУМ), представители которого проповедуют ревизионистский взгляд на историю России без центральной роли Руси и Русского народа, тем более несмотря на общественное возмущение, вразумительных объяснений и извинений так и не последовало, а ДУМ РФ вновь привлекает к себе внимание в связи с теперь уже уволенным заместителем муфтия Ставропольского края Шахабуддином Гусейновым, который активно поддержал новую власть в Сирии. Однако и вне контекста деятельности данной организации поднятая в связи с ней тема неоордынства не покидает информационного поля.
Эта концепция, нередко выступающая как становой хребет современной евразийской идеологии, и раньше регулярно всплывала в риторике разных политологов и общественных деятелей, причем не только пантюркистов и туранцев, а русских людей, нередко считающих себя патриотами России. Сегодня на фоне обострения противостояния с Западом некоторые политтехнологи, идеологи, публицисты, блогеры и прочие «лидеры общественного мнения», как принято обобщенно называть тех, кто располагает достаточно обширной аудиторией, с особым рвением распространяют идею о зарождении России в Великой Степи, о славных временах Золотой Орды и ее богатом наследии и т. д. Эти конструкции чаще всего переплетаются с ярой критикой династии Романовых, которой ставится в вину как «онемечивание» России, так и кровная связь с Гольштейн-Готторпской линией в целом и восхвалением большевиков, «освободивших» народ от «немцев Романовых» и порвавших с европейской традицией вообще. Казалось бы, это не ново, и обладательница европейской внешности Наталия Белохвостикова в 1970 году уже декламировала с телеэкрана знаменитые строчки, написанные А. Блоком в 1918 году: «Да, азиаты – мы, //С раскосыми и жадными очами!» А В.И. Ульянов (Ленин) в записках к вопросу о национальностях и автономизации призывал «защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника» или от «от истинно русского держиморды», глубоко переживая, что советский рабочий потонет в «море шовинистической великорусской швали».
Перманентной борьбой с «великорусским шовинизмом» объяснялось то, как при устройстве Страны Советов В.И. Ленин с Л.Б. Розенфельдом (Каменевым), выписав из Русского народа белорусов и малороссов, на государственном уровне понижали в правах великороссов. Сегодня отголоски «вождя мирового пролетариата» слышатся в речах многочисленных ораторов на телевидении и интернет-площадках, озабоченных подъемом национального сознания великороссов в России, поэтому пугающих впечатлительную публику «националистическим майданом» и прочими нелепыми прогнозами. Среди этих тоскующих по худшим формам интернационализма персон пользуется популярностью миф о справедливом Улусе Джучи, который якобы сплотил народы и оставил все свои лучшие черты в наследство Москве. Можно было бы игнорировать эти псевдоисторические фантазии, если бы не напористость их носителей и заметная информационная поддержка на разных уровнях, указывающая на наличие определенного запроса на внедрение этой не просто антиисторичной, но и враждебной концепции в текущую повестку.
Можно понять евразийство как направление мысли, развившееся в узких кругах белой эмиграции, пытавшихся крушение национальной России объяснить некоей предопределенностью. Оно могло бы занимать свою нишу параллельно с увлечением трудами Е.П. Блаватской и другими мистическими учениями, переключающими от катастрофы на Каховском плацдарме в 1920 году к условной Гиперборейской Руси 30-тысячелетней давности и Велесовой книге. Однако евразийство обрело черты политического движения с активным левым ответвлением, ищущим примирения с советской властью. Некоторые по возвращении в СССР поплатились за самонадеянность жизнью. Евразийство новой волны пришло на закате советской эпохи, и его старые идеологемы ныне ожили в еще более гротескных формах. Например, традиционное противопоставление евразийского пространства романо-германскому миру, в рамках которого Золотая Орда выставляется для русской культуры и Православия гарантом сохранности перед экспансией Запада, выливается в парадоксальные конструкции вроде «романо-германского ига», якобы длившегося с эпохи Петра Великого до падения монархии в России. Несмотря на абсурдность формулировки, современные философы и влившиеся в их струю публицисты упорствуют в ее внедрении в политический дискурс. Параллельно они тиражируют тезисы об оскорбительности определения русской культуры как европейской, а России – как европейского государства. Кроме того, насаждают мысль о степном и даже туранском характере русской пассионарности.
Несмотря на публичную активность сторонников, евразийство остается лишь теорией, строящейся на вольной и тенденциозной интерпретации исторических событий и геополитических процессов. Едва ли удастся найти реальные примеры созидательного соединения разных этносов и культур в границах пресловутого жизненного пространства Евразии какой-то сверхидеей не в рамках российской государственности. Не терпят критики попытки подвести под эталон веротерпимости и эффективного управления огромными пространствами с полиэтническим национальным составом империю Чингисхана (отчасти резонирующие с апологией Хазарского каганата, с которого уже не первое десятилетие предлагают нам вести отсчет российской государственности). Немало панегиристов империи Чингисхана выстраивают свою аргументацию вокруг несторианства как объединительного духовного наполнения ее пространства. Это учение, действительно, охватывало огромные территории от Леванта до Средней Азии и Китая, соседствуя с зороастризмом и буддизмом, пока ислам не вытеснил их, но оно не тождественно Православию, в котором происходило становление российской государственности.
Возможно, единственным практиком евразийства в ХХ веке, сам того не ожидая, стал барон Р.Ф. Унгерн (при рождении – Роберт Николаус Максимилиан фон Унгерн-Штернберг), объединивший под знаменем со Спасом Нерукотворным, буддийской свастикой и вензелем Великого князя Михаила Александровича не только российских казаков и бурятов, но и монголов, маньчжуров, японцев, а также сербов и других бывших австрийских военнопленных, чтобы не просто освободить Россию от большевиков, но на азиатских штыках вернуть в безбожную революционную Европу монархию и Традицию, восстановив божественный порядок. Однако методы Белого барона не понравились не только советской власти, казнившей его, но и современному российскому правосудию, отказавшему в его реабилитации. И в любом случае освободивший монгольскую Ургу от китайцев «бог войны» Унгерн не превращается в ордынца, а остается российским немцем – пусть мистиком, но потомком рыцарей, частью старинного дворянского рода.
Сторонники неоордынства часто ссылаются на Льва Гумилева – личность, действительно, незаурядную и обогатившую мировую науку множеством новаторских идей, однако идей историософских, зачастую расходящихся с исторической наукой. Тем не менее его утверждение об унии Московии и Орды, об их взаимовыгодном партнерстве возводятся в ранг аксиомы. Апологетикам Орды и борцам с «романо-германским игом» стоило бы напомнить, что Л.Н. Гумилев также разделял славян и русов, отождествляя последних с германским племенем ругов и утверждая, что именно от этнонима воинственного германского этноса и возникло название Русь.
Тем же, кто пытается выписать великороссов из европейских народов, привить им степную закваску и туранский менталитет, придется смириться с историческим фактом: русские сформировались как белый европейский этнос, а Древняя Русь не только своими чертами была схожа с другими средневековыми государствами северо-востока Европы, но и существовала в системе европейских дипломатических и династических связей. Дробление Руси, сопротивление католической экспансии и как раз-таки монголо-татарское иго, лишившее русских субъектности, выбило русских из европейского культурного пространства, но это не превратило русских в часть Востока. Да, западная цивилизация заняла враждебную позицию в отношении России, но русские стали тем уникальным европейским народом, который на базе своей культуры создал собственное цивилизационное пространство, объединившее множество разных этносов и основные мировые религии. Это отнюдь не ордынское наследие, а собственный национальный гений. Наше истинное наследие в духовной сфере и государственной модели – Рим. И не нужно обращаться к бездушному термину западных историков «Византия», редуцирующему и нивелирующему значение Империи ромеев, от которой мы приняли Слово Божие и самодержавный идеал, воплощавшийся в симфонии власти церковной и власти светской. От Второго Рима – величайшего города своей эпохи – Константинополя с этим идеалом мы приняли и свою миссию, и на благодатной почве взросла Тысячелетняя Россия.
Странно объяснять абсурдность термина «романо-германское иго», если никто из романских и германских народов Россию не завоевывал и не подчинял. Напротив, Российская Империя завоевала густонаселенные земли Прибалтики и Финляндию, где издавна жили немцы и шведы, но, став российскими подданными, они прекрасно служили русским царям, преумножая российскую славу. А вот ордынское иго – это сожженные города, зверски вырезанное мужское население, сотни тысяч угнанных в плен и проданных в рабство женщин и детей. Это постоянные поборы населения, национальное унижение и упивающаяся кровью дикость ханских карателей. Пытаться исказить нашу историю, поменяв все местами – значит, закрыть глаза на все жертвы и лишения нашего народа, а также обесценить подвиг русских войск на Куликовом поле и всех, кто впоследствии отвоевал нашу свободу, проложив путь к величию России.
Филипп ЛЕБЕДЬ

