Россия жива благодаря идее самодержавной власти

Я с осторожностью верю экономистам. Более того, опыт и интуиция подсказывают, что не верить им намного безопаснее, чем доверять. Что за нагромождением статистических данных, которыми они, демонстрируя хорошее владение математическим аппаратом, обычно ловко оперируют, зачастую скрывается либо отсутствие понимания действительных процессов, либо попытка закамуфлировать их истинное содержание. Некоторые честно говорят, что экономической науки не существует, так как нет предмета у такой якобы науки и нет законов, которые бы она сформулировала.

Вспомнил фразу из Жванецкого времен перестройки: «Экономисты выступают с концертами...». Ведь так и было! В восьмидесятые годы громадные, тысячные аудитории собирали лекции академиков от экономики Абалкина, Аганбегяна, Бунича и др., которые нам увлекательно рассказывали про ускорение, про хозрасчет, про самостоятельность предприятий и грядущее очередное процветание. Это при том, что буквально у всех на глазах, завороженно следующий их пророчествам ЦК, вёл экономику и соответственно всю политику к краху, действуя вне какого-либо плана, хаотично внедряя в глубоко, до винтика плановую экономику, законы, а точнее, беззаконие свободного рынка. «Процесс пошёл» - вот вершина экономического, с подачи ученых экономистов, анализа генсека тех времен - Горбачева.

Очевидно, что ни тогда, ни сейчас, ни почти столетие ознаменованное провисевшими над Россией, вместо уничтоженных икон, портретами слишком страстного для создания объективной теории Маркса, экономисты не проявляли и не проявляют понимания вторичности экономики, как сферы в своем структурированном и сложном виде, производной от культуры, обычаев и политики...

Экономисты, прикрываясь статистическим наукообразием, практически скрывают, а может, даже и не понимают, что вся действующая экономика глубоко милитаризована и что производство вооружений является основным, стержневым обстоятельством, поддерживающим глобальное экономическое развитие. Собственно, вся глобальная экономика возникла на базе трёх мировых войн: нулевой Крымской, а затем Первой и Второй. И банковский капитал, начавший вспухать существенно раньше на войнах наполеоновских, нуждался в глобальном, индустриальном производстве, как наиболее финансовоёмком и эффективно финансы воспроизводящем способе умножения накоплений. А что такое производство может запустить лучше, чем производство вооружений, финансируемых из бюджета?

Вспомним, что Федеральная резервная система (ФРС) возникла в канун Первой мировой и, надо полагать, была основным инициатором и бенефициаром её начала, длительности и результатов. Вспомним, что в ходе ещё текущей Первой мировой, в поезде Красного Креста, прибывшем в Петроград после февраля 1917 года, были в основном представители ФРС США. И на том же поезде, потом арестованную Царскую Семью, обладавшую правами как на золото ФРС, так и на золото Английского банка, отправили в Тобольск... Вспомним, что наша индустриализация тридцатых годов была результатом финансирования СССР американскими банкирами, что запустило маховик не только нашего индустриального бума, но, прежде всего, вставшие в результате великой депрессии заводы самих США, поставлявших нам американское оборудование, станки и предприятия под ключ. Вспомним, что одновременно аналогичное финансирование происходило и в отношении Германии. Вспомним, что послевоенное противостояние двух мировых систем, создало колоссальные мощности мирового ВПК, ставшего лидером всех наукоемких отраслей и двигателем научного развития, которое наиболее быстро и эффективно происходит на бюджетные деньги.

Если ещё в недавнем прошлом политика и экономика шли в одной упряжке, в которой ведущей была экономика в виде ВПК и банковского капитала соответственно, то сейчас явно происходит торможение из-за противоречий всё более и более проявляемых именно между политикой и экономикой.

Военная мощь современных армий с оружием массового уничтожения уже достигла уровня неприемлемости применения такого оружия, как и, соответственно, любого иного, так как военный конфликт, только начавшись, не будет иметь остановки из соображений опасности последствий использования тех или иных вооружений. В военном конфликте управляют ситуацией уже не политики, а военные, задачей которых, по мере ожесточения схватки, является победа над противником любой ценой. Даже если это будет цена жизни всего человечества!

Все попытки политиков как-то ограничить возможности перехода к такой крайней ситуации наталкиваются на противодействие военно-промышленных комплексов, которые собственно и являются двигателями экономик, и в силу спада таковых нуждаются в инициации новых витков вооружения, чтобы спад приостановить, избежать кризиса и соответственно спасти финансово-экономические системы государств и прежде всего частные мировые финансовые системы. Таким образом, жизнеспособность мировой экономической системы и её национальных сегментов находится в прямой зависимости от степени развития ВПК, как ведущей части национальных и мировой экономик.

Мы живём в информационных потоках СМИ, в которых постоянно обсуждаются те или иные политические решения. В частности, сейчас широко обсуждается решение США о создании ракет средней дальности. Но такие решения носят прежде всего экономический характер, так как позволяют запустить множество производств в самих США, и, соответственно, систему их финансирования. Ясно, что потребности у США, в первую очередь, не столько военные, сколько экономические. Как и у нас, вынужденных к ответу... Хотя у нас пик военных затрат пройден и происходит сдвиг бюджета в сторону социалки. То есть нам эта замятня не ко времени, в то время как экономике США в самый раз.

Никто из экономистов, которые эту ситуацию не могут не понимать, а если не понимают, то какие они ученые (!), ни разу не озвучил какую-либо приемлемую или пусть даже вероятную экономическую модель перехода от милитаризированной мировой экономики к экономике мирного развития.

Мир бьётся, как рыба об лёд, бежит, как белка в колесе, от одной системы оружия к другой без реального намерения когда-либо эти системы использовать, но с нарастающим страхом их несанкционированного или случайного применения, что будет просто самоубийством. И никакие экономисты никакого выхода из этой ловушки милитаризма подсказать не могут. Они могут только обслуживать эту систему, но не могут сказать, как ее изменить, перестроить или демонтировать. Только отдельные политики пытаются что-то ограничить или приостановить без каких-то существенных результатов.

Получается, что будущее мира не в руках военных и не в руках всем заправляющих финансистов и крупных промышленных корпораций. Это будущее в руках толковых, талантливых менеджеров, отнюдь не ученых от экономики, а именно менеджеров уровня Лаврентия Берия, которого финансово-милитаристская мировая элита именно за его уникальную способность понимать и переформатировать в нужном русле любые экономические процессы и ненавидит, так как опознала в нём того, кто может разукомплектовать всю эту финансово милитаристскую мошенническую машину истощения человечества и природных ресурсов. Миру нежен такой менеджер по типу Л. Берии, может быть, группа таких, но с обратным зарядом не на милитаризацию, а на иное целевое переформатирование экономики, для чего экономике нужно предложить эти новые глобальные цели, что хотя и является задачей политиков, но среди которых новизну мышления пока никто проявить не может, даже если способен, потому как все повязаны общей потребностью ежедневного выживания, то есть наполнения бюджетов, что вне текущей милитаризации замыленным взглядом видится невозможным.

Этот тупик индустриального развития по милитаристскому типу пророчески предвидел еще страcтотерпец Император России Николай II, который, на исходе 19-го века, на первой конференции в Гааге предложил миру сокращение вооружений. Но считающий себя умнее Императора России политический истеблишмент как мировой, так и национальный не принял это, по самоуверенности и тупости, став наёмником финансовых мировых магнатов, марионетками которых по сей день и остаётся. Схожие намерения, следует полагать, были и у Сталина, не располагавшего, однако, ни достаточным ресурсом личного времени жизни, ни отчетливой политической теорией последующего развития страны. К созданию теории он предпринимал попытки, но, скорее всего, убедился, что это невозможно, так как всё давно уже было создано историческим творчеством русского народа. Если отбросить придумки всякого рода охмурителей, теория эта сводилась и сводится к идее самодержавной власти в стране. Той идее, благодаря реализации которой, с той или иной степенью полноты, Россия до сих пор и жива.

Павел Иванович Дмитриев, юрист, публицист, Санкт-Петербург