Китай и Россия. Общий путь…

Все существующее вне повседневности всегда противостоит обществу, для которого важными видятся, как правило, лишь первоочередные вопросы жизнеобеспечения.

В этом смысле и Православная Церковь противостоит обществу, как и общество по природе своей всегда в существенной своей части готово к отрицанию Церкви. И корень противоречия здесь даже не в способности к вере, а в отношении ко греху. Говоря проще – всем хочется грешить, и далеко не все готовы в этом признаться, а тем более покаяться.

Убежденность в том, что нравственный закон берется ниоткуда, бытующая в среде нравственных атеистов, как правило, опирается на некую личность. Но пустой интерес к кумирам проходит с поколением их современников.

Потребность в Моисеевых скрижалях, в ежедневных богослужениях в христианских храмах означает, что без писаного, неизменно воспроизводимого в поколениях нравственного закона, и ритуалов, подключающих потомков к духовному полю предков, однажды уже избравших духовный путь своего рода, нет способа сохранения традиционного, выверенного уклада жизни, заточенного на целях, присутствующих за пределами бытия.

Потому как уклады жизни, стремящиеся исключительно к бытийным целям, какими были, в частности, цели пролетарской диктатуры и ее последующих форм, по мере банального насыщения пролетариата изжили сами себя.

Библейское выражение истории, нашедшее свое воплощение в Европе, к которой территориально и исторически относилась Россия, происходило одновременно с параллельным выражением восточной модели бытия, доминирующим проявлением которой можно рассматривать Китай.

В отличие от сменяющего друг друга множества империй, Китай, при всех метаморфозах своей истории, проявил себя накопителем исторического опыта, который ныне представлен как опыт народов, населявших собственно срединное царство – сам Китай.

Этот опыт, как средоточие тысячелетних традиций, регулирующих все стороны жизни человека, семьи, общества и государств, при отсутствии монотеизма содержит цели, выводящие, как и в Библейской традиции, за пределы бытия, что выражается в поклонении предкам, восприятии их в некоей духовной сфере, сообщающейся с земным миром живущих. Это, при отсутствии системы Божественных откровений, все же воспринимается «волей Неба», отражением которой стали множественные ритуалы, как способ сосредоточения и сохранения веками накопленной мудрости.

Но есть и существенное отличие. Традиции не воспринимаются в Китае как нечто противостоящее обществу. Может, потому, что общество в силу большей древности уже не раз переживало подобные кризисы сознания и как бы получило прививку устойчивости к ним. Противоречия, конечно, есть, но масса, отрицающая традиции, очевидно, ничтожно мала, так как на культурном и политическом поле Китая не проявляется.

Итак, у России и Китая есть сходство мировосприятия, как духовного единства живых и мертвых, миров видимого и невидимого, при этом в равной степени подвергнутых атаке западной традиции богоборчества, и схожесть исторических результатов. Эти результаты или трансформации общества имеют цивилизационный характер, представляют собой переделку погруженной в традиции ментальности населения под задачи выживания в условиях конкуренции с западным миром, который отказ от традиций давно сделал своим кредо, отчего и приобрел силу за счет энергии социального разрушения.

Разрушение всегда является источником бурных и мощных социальных сил, включая научно-экономический бум, возникающий на фоне тотальной аналитики, разложения бытия. Куда сложнее и незаметнее медленная, синтезирующая материальное и духовное, конструктивная работа по оформлению жизни в формы традиций.

В сущности, вся новая и новейшая история представляет собой разной степени интенсивности процесс распада традиций, притом, что приоритет по части распада имеется у Запада, в то время как у Востока, к которому цивилизационно, по отношению к Западу, вместе с Китаем можно отнести и Россию, явное и спасительное отставание в таком распаде.

Титанические усилия саморазрушения, достигнутый в этом «прогресс» позволяет Востоку балансировать на грани достаточных для конкуренции трансформаций и еще сохраненных традиций, в то время как Запад уже соскользнул с этого «лезвия бритвы», можно сказать, что прошел точку невозврата.

Движение истории - это не столько гонка на опережение, сколько борьба за выживание во времени, не сокращение времени существования, на пути к цели, чему нас учили вдруг куда-то исчезнувшие бесноватые пропагандисты КПСС, а напротив – продление существования во времени, посредством движения к множеству целей как бытийных видимых, так и невидимых, уводящих к Небу (Китай) или к Царству Небесному (Россия).

Тенденция к отказу от целей невидимой жизни уже поставила на совокупном Западе еще нечетко читаемую, но уже очевидную метку вырождения.

Этих меток, при всей необходимости конкурентного выживания и соответствующего следования за тенденциями западного мира, благодаря сохраненной, спасительной массе традиций, нет на историческом пути России и Китая.

В нерастраченном багаже традиций, хранимых народами в состоянии национальной независимости, есть основное сходство двух восточных постимперий, и, соответственно, отличие от множества стран, прежде всего, совокупного Запада, которые этого багажа духовных традиций и состояния независимости практически лишены.

Отношения двух стран характеризуются еще и тем, что одна некогда преобразовала другую в период ее глубокого национального кризиса.

О том, что Россия в виде СССР в определяющей степени преобразовала Китай, вложив в него колоссальные усилия, вывела его из состояния исторического поражения, в котором в 19-м и большую часть 20-го века эта страна находилась из-за отставания от цивилизационной парадигмы мира, - это факт хорошо известный.

В 21 веке ситуация диаметрально противоположная. Китай является мировым лидером во множестве сфер экономической деятельности, огромный человеческий потенциал по закону больших чисел дает огромное число талантливых людей и соответствующие успехи во множестве видов деятельности, которые мы, ввиду усложнения мира, умножения видов экономической деятельности и направлений научной работы, просто не в состоянии охватить. Банально не хватает людей и средств. Китай способен оказать содействие России по тем позициям, по которым сегодня мы являемся аутсайдерами.

Вопрос даже не в том, как, когда или в какой форме это взаимодействие может развиться, а в том, что это взаимодействие - уже необходимость для самого Китая, заинтересованного в независимом союзнике, сильном в военной сфере.

Следует сказать, что политика России основывается на двух способах создания политических результатов: на маневрировании и выжидании.

Реакция на «злобу дня» в большинстве случаев только озвучивается. Приоритет осторожности понятен, так как жизнь в относительном покое, при недостатках и нехватках, все же двигает нас вперед, в то время как любое погружение в многочисленные конфликты, даже протекающие в латентной форме, но все равно подъедающие ресурсы, чревато…

Тем не менее, при всей внешнеполитической беззубости, именно в военной сфере мы все еще традиционно внушительны.

И очевидно, что одна из ролей России в политическом дуэте с Китаем – это роль военного авангарда.

Растущая тема российско-китайского экономического сотрудничества в такой обстановке имеет перспективу стать чем-то большим, чем относительно недавний СЭВ.

Основные проблемы, которые стоят на пути такого сотрудничества, – культурные различия народов.

Первое, конечно, – язык. Какой из них станет языком общей работы и культурного взаимодействия? В 50-е и 60-е годы прошлого века это был русский язык.

Не знаю, планируется ли в китайских школах изучение русского языка, как это было прежде, но в российских школах изучение китайского, как второго языка, уже распространенное явление.

Изучение языка метрополии является правилом, создающим империи. Но думается, что новых империй больше уже никто создать не сможет, а бывшие, в той или иной форме трансформированные, останутся, но далеко не все.

При этом навязывание языка уже не является имперскообразующим механизмом, да и само изучение утрачивает уровень необходимости. Технологии развиваются столь стремительно, что вскоре, посредством карманных устройств, мы сможем иметь свободное общение на всех языках мира.

Второе – это система передачи ресурсов. Говорить о ресурсном голоде китайского общества в настоящем и будущем – банально. Россия как держатель ресурсов стоит перед необходимостью их эффективной продажи, передачи, обмена, вложения в общие проекты.

Здесь становится наиболее важным система отношений в контексте ограничения потребления.

Россия и Китай - единственные страны, что прошли сложный и одновременно длительный, можно сказать, исторический этап обучения ограничению потребления.

Нет смысла обсуждать сопровождавшие это время идеологические и экономические формы. Большие дела исторического масштаба «лицом к лицу» зачастую не видны и не понятны даже для их творцов.

Реальность сегодня в том, что на пороге грядущего в 21 веке всемирного ограничения потребностей готовыми к нему оказываются только имеющие практический опыт распределительной экономики государственные структуры России и Китая вместе с населением, принципиально способным к жертвенности, что является свойством людей, живущих не хлебом единым, людей, несущих в себе духовные ценности и потенциал духовной силы. В орбиту русско-китайского взаимодействия, возможно, также войдет еще ряд стран.

Если смотреть на историю именно под таким углом зрения, то надо полагать, именно в этом и был основной смысл революции 1917 г., реально преобразовавшей обе древние державы под условия грядущей реальности, или, говоря языком Православия, Божий промысл…