От редакции: Этот текст мы получили от нашего постоянного автора, доцента Санкт-Петербургского университета Георгия Васильевича Зазулина, который хорошо знает автора, решившего укрыться под псевдонимом. Тема репинского пасквиля на первого Русского Царя Иоанна Васильевича Грозного постоянно оказывается в поле общественного внимания. Последний случай - нападение посетителя Третьяковки на картину, вызывающую негативное отношение к личности Царя и искажающую исторические события. Автор письма предлагает оригинальный способ борьбы с репинской фальсификацией, и не только с ней.
Если сказать пять слов «Иван Грозный и его сын», в сознании даже исторически образованного, православного и патриотичного человека первым делом предстанет образ, созданный Репиным. «Карамзиновского Грозного» блестяще ниспроверг русский историк Игорь Яковлевич Фроянов в своей «Драме русской истории». Однако «репинский Грозный» в сфере чувственно-визуальных конструктов остаётся безусловным монополистом подобно тому, как «Князь Серебрянный» монополизировал образ первого русского Царя (читай, самодержавия) в сфере чувственно-вербальной. Среди причин, по которым созданные живописные полотна на тему Грозного не могут полемизировать равновесным образом с «Сыноубийцей» Репина, помимо наличия долговременной медийной, финансовой и прочей поддержки у списка с вампира Фюссли, по нашему мнению, наличествуют факторы «генетического» характера:
1) Большинство «полемических» полотен, хотя и не пишут Царя «воющим зверем» и ночным кошмаром, всё же находятся вполне в русле собственно репинской тенденции: они пишут «недозверя», страстного человека - вплоть до одержимости (страстью гнева или блуда - по вкусу художника). В этом смысле репинский образ являет собой крайнюю степень означенной линии, а, значит, - имеет максимальный потенциал воздействия на зрителя, что вплотную примыкает к следующему пункту.
2) Меньшая часть «полемических» полотен представляет собой изображения «просто человека в сложной жизненной ситуации». Живописцы, увлекаясь психологичностью и «жизненностью" портрета, как ни странно, уничтожают этот самый психологизм. Философия и поэтика «маленького человека», середнячка обращает «жизненность и реализм в серость и посредственность, когда речь идёт о лицах и событиях экстраординарных. Вероятно, не ошибёмся, если скажем, что репинский образ вовсе не реалистичен: таких выпрыгивающих из орбит глаз не бывает у людей, что и понятно, - Репин писал не человека. Не лежит и кровь чёрным сгустком, но льётся светлой струёй. Да, и посохи с собой люди в гневе не таскают, чтобы театрально выставить на обозрение. В общем, имеем мы дело отнюдь не с реалистически - жизненным полотном, а с символически-аллегорической постановкой с инфернальным прототипом в образе «Царя», чем и объясняется сила воздействия.
Нелепо сражаться дубинками против танков: аналогичным образом, нелепо противопоставлять символике, мифу и инфернальному миру - матрёшку, балалайку и «просто хорошего человека в трудной жизненной ситуации». Следовательно, адекватным симметричным ответом инфернальному искусству может быть только изображение лиц не от мира сего. Они не должны быть жизненными и настоящими в обывательском, повседневном и «середняцком» смысле. Таких лиц здесь нет (за исключением единиц аскетов). Короче говоря, хотя мы и не предлагаем всем живописцам писать иконы, а всем писателям - жития, полагаем, что, если возникает необходимость противопоставления инфернальному искусству, следует озадачиться, в первую очередь, списыванием иконописных ликов, а не натуральным рисованием, и при наличии достаточной техники у живописца, - его формально реалистическая (академическая) работа возымеет колоссальный эффект.
Мы далеки от того, чтобы оценивать техническое мастерство Ильи Глазунова, но, по нашему мнению, сила воздействия его полотен на массового зрителя объясняется тем, что он в некотором смысле отразил означенную закономерность. Понятно, что притча во языцех «глазуновские глаза» в реальной жизни не встречается, однако именно эти глаза воздействуют потрясающе, если отложить в сторону «профессиональный снобизм» и воспринимать глазуновские работы по-детски.
3) «Полемические» полотна имеют стартовый деффект в дискуссионном смысле (возможно, потому что не мыслились в полемическом контексте): выбор сюжета произволен или вовсе отсутствует. Необходимо сказать, что с символической и эмоциональной точек зрения репинский выбор - безукоризнен, так как 1) отсылает к базовому инстинкту размножения через тематику «отец-сын», 2) отсылает к базовому инстинкту самосохранения через тематику смерти, 3) имеет три ключевых плана с органически совмещёнными линиями: межличностный (Иван Иоаннович и Иоанн Васильевич), политический (Царь и царевич) и духовный (Царь Иоанн Васильевич и царевич Иван Иоаннович). Отметим также заметную репинскую «хитрость»: в его картине не просто присутствует вампир из ночных кошмаров, но наблюдается собственно акт каннибализма - «царь» не имеет рта; место рта занимает голова «царевича», что в сочетании с тематикой «сыноубийства» и неестественно вытянутым и вылупленным лицом «царя», словно тот пытается проглотить удава, неизбежно помещает наше подсознание в мифы Древней Греции и реалии животного мира. Разумеется, закамуфлированный акт людоедства и, тем более, пожирания собственного ребенка - оказывает неизгладимое воздействие на зрителя. Чтобы нейтрализовать это манипулятивное влияние, необходимо задать сочетание аналогичного сюжета (смерть/умирание сына в присутствии отца) с такой системой координат, в которой невозможно малейшее допущение подобной отсылки, - и исторически, и религиозно.
Ввиду вышеозначенного хотелось бы просить уважаемых живописцев учесть, как настоятельную необходимость создания «наших» живописных образов и «антирепинок», так и перечисленные выше возражения относительно уже созданных произведений. Автор сего «многословного послания» художником не является, техники не имеет и сам «посягнуть на гения» не может. Однако в качестве своего рода «генератора идей» предлагает художникам сюжет-схему «Ивана Ивановича отравили», суть которого в дублировании всех трёх отсылок репинской работы, но с обратным знаком и с наших позиций, где Царь полярен репинскому зверю и, при том, не от мира сего - не середнячёк в нестандартной ситуации, но нестандартный человек в ситуации ДЛЯ НЕГО - стандартной (жизнь Иоанна Васильевича была полна трагических потерь, причем он знал тех, кто убивал дорогих ему людей, и поступал со злодеями милосердно).
Сюжет-схема с некоторыми основными символическими элементами (автор просит художников рассмотреть, возможно ли кому-то из них, приняв во внимание сказанное выше и обозначенное ниже, каким-нибудь образом осуществить сюжет и создать картину с использованием представленной структуры).
Данная схема не соответствует исторической точности в следующих элементах: 1) каменная кладка - в оригинале белая и прямоугольной формы; 2) занавесь - домысел; 3) стены красного цвета в столовой - в спальне царевича автор не знает какие; 4) окна - выше, чем в слободе; 5) костюм царя - не имеет такого ворота, рукавов и застёжек, похож на стёганку; 6) навершие посоха - распятие с изображением Христа; 7) в книге - на левой странице другой образ, а на правой странице - текст мельче и предваряется объемным узором.
Предупреждение (важно): Если вдруг данная схема попадётся на глаза не-художнику, который решит, что это и есть картина, предупреждаем о НЕДОПУСТИМОСТИ публикования схемы без статьи где бы то ни было под видом картины настоящего художника (которая, надеемся, будет создана), поскольку таковая публикация опорочит идею создания «антирепинки» и даст повод нашим оппонентам высмеивать идею, отвратит от неё художников в силу того, что автор схемы художником НЕ ЯВЛЯЕТСЯ, и любому художнику очевидны авторские ляпы. Поэтому повторим: публикация или распространение схемы-сюжета «Ивана Ивановича отравили» без всей статьи и вне её - запрещается. Нарушителя автор вызовет в суд с иском.
А художников крайне просим озадачиться означенной темой и далеко не только в контексте проблематики Репина и Иоанна Васильевича.
С почтением, Платон Орбелиани
