Об ушедших – или хорошо, или ничего. Но Алексей Герман заслуживает более обстоятельного разговора.
Алексей Юрьевич Герман был гениальным режиссером отечественного авторского кино. Свою первую кинокритическую статью в газете «Ленинградская правда» в 1986 году я написал именно про первый германовский фильм «Проверка на дорогах» («Операция с «Новым годом»!). Герман снял его на «Ленфильме ещё в 1971 году, советская власть его запретила и положила на полку на 15 лет. Глупость большая – более патриотического в самом лучшем смысле этого слова кинопроизведения о войне следовало бы ещё поискать. В этом плане его можно сопоставить разве что с «Ивановым детством» А.Тарковского, при том, разумеется, что Тарковский – это религиозный художник-метафизик, а Герман – прежде всего мастер экзистенциального и социального реализма. «Проверка на дорогах» – это рассказ о судьбе предателя (действительного или мнимого), который кровью искупает свою вину в партизанском отряде. Поистине потрясает финал картины. Русско-советские войска неудержимо движутся на Берлин. Вместе с ними идут бывшие «лесные мстители» – теперь уже солдаты и офицеры победоносной регулярной армии. Где-то по пути они «всем миром» вытаскивают застрявший на дороге военный грузовик (явный киносимвол «машины» всей нашей Руси-матушки) – и на лицах преодолевших всё мужчин видны очистительные слезы радости – слезы победы!
Помнится, после появления той статьи Алексей Юрьевич при встрече на «Ленфильме» крепко пожал мне руку, Что было, то было.
Затем вышел ещё один шедевр – «Двадцать дней без войны» по сценарию К.Симонова с Ю.Никулиным и Л.Гурченко в главных ролях. Та же самая война – но уже в тыловом азиатском городе, где разворачивается краткий роман героев. И дело здесь не столько в романе, сколько в том, где и как он происходит: в перипетиях чудовищного переселенческого быта, среди эвакуированных из Москвы артистов, на фоне местной «верблюжьей» экзотики, вообще среди вздыбленной войной страны. Мастерство Германа-режиссера достигает здесь необычайной точности – любая значащая деталь на месте. И всё же главную смысловую роль в этой картине несет музыка, которая выводит, казалось бы, документальный зрительный ряд на уровень мощного смыслового обобщения. После митинга на заводе, на котором «случайно» выступает главный герой-фронтовик, маленький оркестрик играет «Священную войну» – и как играет! Снова зритель вводится в пространство духовного катарсиса – не напрасны перед Богом и людьми жертвы, принесенные народом и каждым отдельным человеком в этой страшной войне. И земная смерть – это ещё не конец.
Третья картина Алексея Германа посвящена вообще странной для либерального сознания теме – она изображает труды и дни сотрудников уголовного розыска сталинских 1930-х годов, причем изображает вполне объективно и даже доброжелательно. Недаром фильм назван «Мой друг Иван Лапшин» (в главных ролях А.Болтнев и А.Миронов), по повести отца режиссера писателя Юрия Германа. Именно в этой картине Алексей Герман доводит до предела свой кинематографический метод «свободного движения» в кадре. Персонажи здесь передвигаются так, как будто фиксирующей их кинокамеры вовсе не существует – ходят, сидят, разговаривают, едят, пьют, а в это время вершатся их жизненные и смертные судьбы. После этого фильма критики, как один, заговорили о «ленинградской школе» в кино, хотя Герман, конечно, как и всякий большой талант, неподражаем. Он, действительно, «бог деталей» в кино – а трудно быть богом.
А вот дальше, на мой взгляд, у Германа произошел загадочный творческий срыв. В 1998 году на экраны вышел его четвертый фильм «Хрусталёв, машину!» – о позднем сталинском времени и его людях. До сих пор не знаю, что хотел сказать автор этим произведением. Несколько раз начинал, но так и не смог досмотреть этой картины до конца. И в этой своей зрительской реакции я, как ни странно, совпал с реакцией кинофестиваля в Каннах, хотя ни лично, ни творчески не имею ничего общего с компанией киноманов-эстетов, перекормленной фильмами всех времен и народов. В «Хрусталеве» на экране царит хаос – причем тяжкий, холодный, мертвый. Душевно и физически его почти невозможно вынести. Герман здесь абсолютизирует своё «броуновское движение» фабулы, получая в итоге нечто в буквальном смысле преисподнее. Можно, конечно, сослаться на само изображаемое в кадре время – начало 1950-х. Но такая «черная дыра» есть не что иное, как символическое вычеркивание России-СССР из истории, чем занимаются, например, современные литературные и даже церковные либералы. По предшествующим фильмам о Германе этого никак не скажешь.
Не знаю, какой окажется предсмертная картина мастера. Поживем – увидим, она почти готова. Некое тревожное чувство мне подсказывает, что это будет зрелище не из легких. Однако в любом случае следует принести дань уважения покойному Алексею Герману – крупнейшему кинохудожнику наших дней, ушедшему из жизни 21 февраля 2013 года в городе Святого Петра. Упокой, Господи, его душу!
Александр Казин, доктор философских наук, профессор
Алексей Юрьевич Герман был гениальным режиссером отечественного авторского кино. Свою первую кинокритическую статью в газете «Ленинградская правда» в 1986 году я написал именно про первый германовский фильм «Проверка на дорогах» («Операция с «Новым годом»!). Герман снял его на «Ленфильме ещё в 1971 году, советская власть его запретила и положила на полку на 15 лет. Глупость большая – более патриотического в самом лучшем смысле этого слова кинопроизведения о войне следовало бы ещё поискать. В этом плане его можно сопоставить разве что с «Ивановым детством» А.Тарковского, при том, разумеется, что Тарковский – это религиозный художник-метафизик, а Герман – прежде всего мастер экзистенциального и социального реализма. «Проверка на дорогах» – это рассказ о судьбе предателя (действительного или мнимого), который кровью искупает свою вину в партизанском отряде. Поистине потрясает финал картины. Русско-советские войска неудержимо движутся на Берлин. Вместе с ними идут бывшие «лесные мстители» – теперь уже солдаты и офицеры победоносной регулярной армии. Где-то по пути они «всем миром» вытаскивают застрявший на дороге военный грузовик (явный киносимвол «машины» всей нашей Руси-матушки) – и на лицах преодолевших всё мужчин видны очистительные слезы радости – слезы победы!
Помнится, после появления той статьи Алексей Юрьевич при встрече на «Ленфильме» крепко пожал мне руку, Что было, то было.
Затем вышел ещё один шедевр – «Двадцать дней без войны» по сценарию К.Симонова с Ю.Никулиным и Л.Гурченко в главных ролях. Та же самая война – но уже в тыловом азиатском городе, где разворачивается краткий роман героев. И дело здесь не столько в романе, сколько в том, где и как он происходит: в перипетиях чудовищного переселенческого быта, среди эвакуированных из Москвы артистов, на фоне местной «верблюжьей» экзотики, вообще среди вздыбленной войной страны. Мастерство Германа-режиссера достигает здесь необычайной точности – любая значащая деталь на месте. И всё же главную смысловую роль в этой картине несет музыка, которая выводит, казалось бы, документальный зрительный ряд на уровень мощного смыслового обобщения. После митинга на заводе, на котором «случайно» выступает главный герой-фронтовик, маленький оркестрик играет «Священную войну» – и как играет! Снова зритель вводится в пространство духовного катарсиса – не напрасны перед Богом и людьми жертвы, принесенные народом и каждым отдельным человеком в этой страшной войне. И земная смерть – это ещё не конец.
Третья картина Алексея Германа посвящена вообще странной для либерального сознания теме – она изображает труды и дни сотрудников уголовного розыска сталинских 1930-х годов, причем изображает вполне объективно и даже доброжелательно. Недаром фильм назван «Мой друг Иван Лапшин» (в главных ролях А.Болтнев и А.Миронов), по повести отца режиссера писателя Юрия Германа. Именно в этой картине Алексей Герман доводит до предела свой кинематографический метод «свободного движения» в кадре. Персонажи здесь передвигаются так, как будто фиксирующей их кинокамеры вовсе не существует – ходят, сидят, разговаривают, едят, пьют, а в это время вершатся их жизненные и смертные судьбы. После этого фильма критики, как один, заговорили о «ленинградской школе» в кино, хотя Герман, конечно, как и всякий большой талант, неподражаем. Он, действительно, «бог деталей» в кино – а трудно быть богом.
А вот дальше, на мой взгляд, у Германа произошел загадочный творческий срыв. В 1998 году на экраны вышел его четвертый фильм «Хрусталёв, машину!» – о позднем сталинском времени и его людях. До сих пор не знаю, что хотел сказать автор этим произведением. Несколько раз начинал, но так и не смог досмотреть этой картины до конца. И в этой своей зрительской реакции я, как ни странно, совпал с реакцией кинофестиваля в Каннах, хотя ни лично, ни творчески не имею ничего общего с компанией киноманов-эстетов, перекормленной фильмами всех времен и народов. В «Хрусталеве» на экране царит хаос – причем тяжкий, холодный, мертвый. Душевно и физически его почти невозможно вынести. Герман здесь абсолютизирует своё «броуновское движение» фабулы, получая в итоге нечто в буквальном смысле преисподнее. Можно, конечно, сослаться на само изображаемое в кадре время – начало 1950-х. Но такая «черная дыра» есть не что иное, как символическое вычеркивание России-СССР из истории, чем занимаются, например, современные литературные и даже церковные либералы. По предшествующим фильмам о Германе этого никак не скажешь.
Не знаю, какой окажется предсмертная картина мастера. Поживем – увидим, она почти готова. Некое тревожное чувство мне подсказывает, что это будет зрелище не из легких. Однако в любом случае следует принести дань уважения покойному Алексею Герману – крупнейшему кинохудожнику наших дней, ушедшему из жизни 21 февраля 2013 года в городе Святого Петра. Упокой, Господи, его душу!
Александр Казин, доктор философских наук, профессор
2. Ответ на 1., Славянофил:
1. Когда нет любви ничего -нет.