Как решил проблему свободы слова барон Врангель

Откровенно русофобская и антироссийская настроенность ряда средств массовой информации, финансируемых государством, наконец, обратила на себя внимание В.В.Путина. Что он предпримет помимо наставлений, коих удостоился главный редактор «Эха Москвы» Венедиктов? Ворошить осиное гнездо русофобии, когда решающие выборы на носу, конечно, опасно – будут не только жужжать, но и жалить. Однако же и оставлять это гнездо неприкосновенным – опасно не в меньшей степени. Интересно обратиться к опыту политического деятеля 1920 года барона Врангеля, который в не менее драматической обстановке вынужден был решать проблему свободы прессы, часть которой апеллировала все к тем же западным покровителям.

В своих «Записках» Петр Николаевич пишет: «Пресса в Крыму была представлена целым рядом повседневных изданий... Конечно, камертоном была севастопольская...: «Вечернее слово», редактируемое Бурнакиным, - листок монархического оттенка; «Юг России» под редакцией Аркадия Аверченко – газета умеренного направления, и «Крымский вестник» - либеральничавший еврейский орган». Сейчас ситуация с прессой примерно та же, с той лишь разницей, что линия, которую представлял «Крымский вестник» стала на много порядков мощнее.

Интересна оценка Врангелем официальных изданий, в ней есть тоже кое-что общее с нашими днями: «После прекращения издания пресловутого Освага на территории вооруженных сил Юга России образовался целый ряд вскармливаемых правительством информационных органов: «Пресс-бюро», «Редагот», «Инфот», «Осогот», «Политотдел» и т.д. Все эти органы стоили огромных денег и пополненные прежними сотрудниками Освага вели почти безответственную и в большинстве случаев явно вредную работу. Цензура была поставлена совершенно неудовлетворительно. Чаще всего места цензоров занимали строевые офицеры, не обладавшие ни необходимыми сведениями, ни достаточным кругозором. Сплошь и рядом статьи совершенно невинного характера, почему-либо казавшиеся цензору подозрительными или просто ему непонятные, не пропускались, зато подчас по недомыслию на столбцы газет попадали заметки определенно провокационного характера: то «по сведениям из осведомленного источника» сообщалось о «предстоящем назначении на ответственный пост» какого-либо лица, успевшего предыдущей деятельностью своей вызвать общее неудовольствие, то появлялось известие о намечаемой «реформе в армии – снятии с офицеров погон» и т.д.

В нервной, напряженной обстановке тех дней подобные известия воспринимались весьма болезненно. За последнее время во всей прессе с исключительной горячностью обсуждался вопрос о стеснениях цензуры, предъявлялись требования «предоставить свободу печати» и т.д. Шумиха принимала недопустимые размеры. Я пригласил к себе всех трех редакторов газет. Предложив им чаю, я высказал большое удовлетворение видеть у себя представителей местной прессы...

Главнокомандующий сказал: «...Уважая чужие мнения, я не намерен стеснять печать независимо от ее направления; конечно, при условии, что это направление не будет дружественно по отношению к нашим врагам... Я предлагаю на ваше усмотрение два выхода: или сохранить существующий ныне порядок (причем я обещаю вам принять все меры к тому, чтобы упорядочить цензуру, чтобы подобрать соответствующий состав цензоров), или, освободив печать от цензуры, возложить всю ответственность на редакторов. В этом случае последние станут ответственными перед судебной властью. В случае появления статей или заметок, наносящих вред делу нашей борьбы, они будут отвечать по законам военного времени, как за преступления военного характера. Должен обратить ваше внимание, что по военным законам действия, наносящие вред нам и служащие на пользу противнику, караются весьма строго, вплоть до смертной казни».

Все присутствовавшие прекрасно знали, что генерал-лейтенант Врангель не из тех людей, что склонны шутить в делах столь ответственных. Реакция на дружелюбную беседу была следующей: «Первым подал голос редактор «Крымского вестника», поспешивший заявить, что ввиду нашего исключительно тяжелого положения и учитывая все приведенные мною соображения, он готов признать вопрос об отмене цензуры несвоевременным. С ним согласился представитель редакции «Юга России». Один Бурнакин сказал, что готов принять ответственность за свое издание. После этой беседы вопрос об отмене цензуры в печати больше не обсуждался».

Разница между Врангелем в 1920 г. и Путиным в 2012 г. в том, что первый врагов открыто называл врагами – уже это развязывало ему руки. Ни оранжевые, ни их кураторы из США в выражениях нисколько не стесняются. А власть, которую все определеннее раскачивают, чтобы наконец уронить, все деликатничает. Покуда диалог между Путиным и Венедиктовым укладывается в сюжет басни И.А.Крылова «Кот и Повар»:

«...ахти, какой позор!
Теперя все соседи скажут:
Кот Васька плут! Кот Васька вор!
И Ваську-де, не только что в поварню,
Пускать не надо и на двор,
Как волка жадного в овчарню:
Он порча, он чума, он язва здешних мест!»
(А Васька слушает, да ест.)
Тут ритор мой, дав волю слов теченью,
Не находил конца нравоученью.
Но что ж? Пока его он пел,
Кот-Васька все жаркое съел.

А я бы повару иному
Велел на стенке зарубить:
Чтоб там речей не тратить по-пустому,
Где нужно власть употребить».

Иерей Сергий Карамышев, настоятель храма Св. Троицы пос. Каменники Рыбинского благочиния Ярославской епархии, специально для «Русской народной линии»