В споре о возвращении Исаакиевского собора Церкви есть множество аспектов. Тут и бюрократические, и финансовые интересы, и антицерковная истерия «либеральной общественности», дошедшая до откровенных провокаций.
Ни для кого уже не секрет, что основная версия разрушения барельефа с Мефистофелем в доме Лешневского на Лахтинской улице - это раскручивание истерии «РПЦ угрожает культуре и архитектуре Санкт-Петербурга». Это варварство, в котором безо всяких оснований и фактов обвинили православных, нужно было именно для создания фона отказу от возвращения Исаакия. И в этом очень интересном свете предстают самозваные православные радикалы, которые от имени, но без поручения Церкви начали этот вандализм оправдывать, исполнив, по сути, пляску под антицерковную дудку.
Провокация, несомненно, удалась. Понимая, что вряд ли удастся добиться массовой поддержки антихристианской истерии, противники РПЦ решили сыграть на городском патриотизме петербуржцев и их гордости культурным наследием города, которому якобы угрожает Церковь со своим мнимым фанатизмом (тщательно имитируемым провокаторами). Защищать неприкосновенность и красоту своего уникального города петербуржцам не впервой, они быстро мобилизуются и умеют одерживать победы. Вспомним громкую победу над «Охта-центром».
Однако в случае с Исаакием есть маленькая тонкость. В противостоянии ему проявляется не петербуржский, а ленинградский патриотизм. В те годы, когда город впервые назывался Санкт-Петербургом, и Исаакиевский, и Казанский, и Смольный соборы, и храм Спаса на Крови были, разумеется, храмами, в них совершались регулярные богослужения, о превращении их в музеи не могло идти и речи. Когда с Церковью борются во имя музея в соборе, то перед нами стремление сохранить в городе статус-кво, установленный после большевистской революции, разгрома и разорения церквей, массовых расстрелов духовенства, беззаконного процесса над священномучеником митрополитом Вениамином в 1921 году - предшественника тех сталинских процессов, жертв которых так любит оплакивать наша интеллигенция.
Именно в эту эпоху «штурма небес» и сложилась нынешняя ситуация, когда храмы стали музеями. Музеи, конечно, не худший вариант для разоренных церквей - многие становились театрами, клубами, овощебазами, а половина просто была разрушена. Но, тем не менее, довольно комично читать у современных журналистов о том, как «РПЦ пытается захватить Музей Арктики и Антарктики и выселить оттуда небогоугодные чучела пингвинов». Простите, но это не музей, это Никольская единоверческая церковь, священники которой дольше всех в городе противились попыткам большевиков и ОГПУ поставить Церковь под контроль и были за это отправлены в полном составе в ГУЛАГ!
Впрочем, не секрет, что кадры нашей либеральной интеллигенции комплектуются из идейных, а порой и физических наследников гулаговских палачей. Так что никакого противоречия между тогдашней и нынешней их позицией тут нет. Только, ради всего, не называйте этот необольшевизм «петербургским патриотизмом»!
Давайте договоримся раз и навсегда: воровать плохо. Если вы не хотите, чтобы однажды к вам домой пришли непонятные люди с сообщением, что он отходит под управление жилкомитета во главе с товарищем Швондером, а в вашей ванне теперь пункт приема беженцев, то воровать чужое и горланить о своем праве пользоваться краденым нельзя.
http://www.spb.kp.ru/daily/26628/3647355/
_1.jpg)
