Насельник Монастыря Святого Павла, русский монах с иранскими корнями рассказал о том, почему Восток и ислам не являются синонимами, о том, как монахи Троице-Сергиевой лавры попадают на Афон, и о том, как прожить четырнадцать лет в стенах одного монастыря и не заскучать.***
- Отец Евфимий, Вы уже больше десяти лет служите на Афоне. Интересен Ваш путь: как все же человек с фамилией Джафаров оказался на Святой горе в Монастыре святого Павла?
- Я родился в Советском Союзе. Моя покойная мама была родом из деревни в Смоленской области, а папа из одного малого народа иранского происхождения - они называются талыши и живут на юге Азербайджана и севере Ирана. Фамилию Джафаров отец взял в детдоме - это не его родовая фамилия. Мои родители познакомились на Северном Кавказе, в Туапсе, потом поженились. Я родился в 1968 году.
- В СССР в это время господствовал атеизм. Как же Вы, имея иранские корни, пришли к православию?
- Не сразу и не просто. Сами посудите: отец был коммунистом, да еще и с мусульманскими корнями. Поэтому крестить нас с братом мать боялась, и мы до совершеннолетия оставались некрещеными. Крещение я принял уже в 22 года, в Туапсе перед праздником Рождества Христова, в нашем приходском храме Воздвижения Креста Господня в 1990 году.
- А отец еще был жив на тот момент?
- Да, и он воспринял мое решение отрицательно: много со мной беседовал, уговаривал жить «по-человечески» и т. д. Но это не изменило моей решимости. В итоге я поступил в Иконописную школу при Московской духовной академии, а по окончании пошел в Троице-Сергиеву лавру, принял там монашеский постриг. В священники меня рукополагал Святейший патриарх Алексий II.
- Но как из Сергиева Посада сложилась дорожка в Северную Грецию, на Афон?
- Меня всегда привлекала восточная культура - наверное, сказывались мои восточные корни. Сегодня, когда говорят «восток», «восток - дело тонкое», у людей в воображении сразу возникает, к сожалению, культура ислама. Но Восток - это прежде всего христианская культура - та, которая присутствовала там испокон веков - в Месопотамии, Сирии, Палестине и Египте.
В культурном отношении регион Месопотамии, Персии был особенно развитым, это центр цивилизации Древнего мира. Греки от него тогда сильно отличались. Если на Востоке, в сознании людей, в центре мироздания всегда находился Бог (истинный или ложный, но Бог) и никто не мог занять Его место, то у греков в центре мира находился человек, обоготворенный (как Геракл, например), но все же человек. И, конечно, корни христианской религии и культуры - восточные.
Сейчас русские туристы, отправляясь на курорты, уверены, что восточная культура - это сплошь язычество, пирамиды и т.д. Но это не так. На самом деле именно на Востоке сохранялись многие истинные духовные традиции. Например, еврейский народ был хранителем глубоких и древних духовных традиций.
Откуда возник культ почитания предков? Он происходит от почитания святых людей - родоначальников и патриархов древности: Адама, Ноя, Авраама, пророков и праведников. И в этом культе предков нет ничего необыкновенного. Просто у язычников это почитание превратилось в служение обоготворенным предкам, ставшим для них богами. Но самые подлинные и древние духовные традиции Востока сохранила именно Православная церковь. В большей мере - восточные поместные православные церкви с греческой паствой.
Меня всегда привлекала эта культура, и я желал изучить греческий язык. После своего пострига мы с группой монахов Троице-Сергиевой лавры поехали в Святую Землю, где посетили лавру святого Саввы Освященного. Там я впервые соприкоснулся с подлинной восточной монашеской традицией, и это сильно меня потрясло! Мы-то в России думали, что такого монашества уже не существует, что о нем только в древних житиях и патериках можно прочитать.
- Мария Египетская, Антоний Великий...
- Да, а тут мы вдруг увидели это своими глазами. Как монахи действительно встают ночью, молятся, идут на службу, соблюдают строгие посты.
- А кругом пустыня.
- Как в древности. А потом я впервые посетил Афон, затем еще раз, и так возникло желание переехать на Афон и там продолжить монашескую жизнь.
- Как Вы попали в Монастырь Святого Павла?
- Я попросил благословение у своего духовника и у нашего лаврского старца отца Кирилла (архимандрит Кирилл (Павлов) - духовник братии Троице-Сергиевой лавры. - Rublev.com). Они благословили меня, но с условием, что я должен найти какое-то конкретное место, где бы смог пребывать постоянно и духовно быть в безопасности. Поскольку известно немало случаев, когда русские монахи уходят из России, наобум едут на Афон, а потом не могут нигде прижиться и начинают переходить с места на место - что уже стало соблазнительным как для греков, так и для русских паломников.
В 2000 году на Афоне я встретил одного греческого духовника, который мне посоветовал: иди в такие-то монастыри, и где Господь тебе на сердце положит, там и оставайся. Я молился, а когда пришел в монастырь святого Павла, почувствовал, что это именно то место, где мне нравится и где хочу остаться. Я обратился к игумену, и он мне ответил: напиши письмо, мы на духовном соборе его рассмотрим и, если отцы согласятся, то мы тебя возьмем.
В итоге, они разрешили. Тогда я взял благословение у наместника Троице-Сергиевой лавры архимандрита Феогноста (ныне - архиепископ Сергиево-Посадский, викарий патриарха Московского и всея Руси. - Rublev.com) и у Святейшего патриарха Алексия на продолжение монашеской жизни на Афоне. С тех пор я служу на Святой Горе.
- А как Вы разобрались с греческим языком?
- Я начал учить его еще в России, а на Афоне продолжил.
- Я тоже в МГУ и древнегреческий, и латынь слегка учил, а английский еще со школы уже тридцать лет, кажется, учу, но как-то все на уровне пятого класса заморозилось.
- Я подходил к языку с практической точки зрения. И в итоге - смог и говорить, и служить по-гречески, с Божией помощью. А то, что не имеет практического применения, сам ум отметает.
- Вы закончили Иконописную школу. На Афоне полученные навыки как-то пригодились?
- Перед службой в армии я еще и художественное училище закончил, рисую с детства. На Афоне я написал несколько икон. Мне особенно близок комниновский стиль - это византийская иконопись эпохи императоров из династии Комнинов, XII век. Я стараюсь выражать художественную идею лаконичными средствами, например, чтобы тремя цветами суметь передать состояние природы. Это тоже влияние традиций Востока, где искусство всегда было очень выразительным и лаконичным. В отличие от современной натуралистичной культуры Запада, где все ломается, деформируются формы, идет разрушение. Возможно, таково самовыражение западной цивилизации, которая уже на глазах духовно рушится.
Святая Гора Афон - место, где живы традиции Византии (например, время здесь византийское, кода полночь наступает с заходом солнца). Искусство Восточно-Римской империи - это не только архитектура, мозаика, иконопись. Было еще и прикладное (которое использовали в быту) искусство, тоже уникальное. Та же керамика, ткани, мелкая пластика и многое другое.
И вот у меня возникла идея создания эксклюзивных сувениров для гостей и паломников, например, фарфоровых чашек, выполненных в стиле той древней эпохи. Чтобы современный человек почувствовал, что это не простые столовые приборы, а ложка и чашка с Афона - бережного хранителя наследия Византии.
Так мы стали сотрудничать со старинным Гжельским заводом из России. С его директором мы разработали и создали уже вторую уникальную чашку, которой раньше никогда не существовало. Первую нашу чайную пару мы назвали «Мирелеон» - в честь константинопольского монастыря, который построил отец основателя нашей обители преподобного Павла - император Михаил (император Михаил Куропалат, или Рангав, правил с 811 по 813 гг. - Rublev.com).
- По Вашим эскизам?
- Да, я выполняю эскиз чашки, рисунок, а художник по фарфору уже делает по нему модель. Тут важно, что идею изделия разрабатывает монах, имеющий необходимое образование, знающий и чувствующий византийскую традицию, суть которой мы и пытаемся донести. Я не делаю безделушек и надеюсь, что от этих сувениров человек получит радость. Взять ту же чашку: он будет пить чай из красивого прибора, который останется памятью о нашем монастыре. И даже посредством чайной чашки можно напомнить о корнях русской культуры, поскольку Русь и Россия очень многое взяли от Византии.
- Сколько лет вы уже на Афоне?
- Четырнадцать лет.
- Я был на Афоне два раза, по два-три дня. Конечно, очень сильные впечатления от другой жизни, реальности. Но ловлю себя на мысли, что все равно я оставался «туристом» и видел только внешнюю сторону афонского бытия, пусть красочную и романтическую. Но одно дело пробыть на Афоне пару ночей, помолиться, сфотографироваться и потом улететь обратно в свою Москву, в привычную суету; и совсем другое - жить здесь постоянно. Все размеренно, монотонно, однообразно - и так четырнадцать лет. Как удается не заскучать?
- Это не так. Мы такие же люди, как и вы. Вот я приехал, скажем, в Москву на месяц - у вас такая же жизнь однообразная. Только у вас все более изменчиво, а у нас стабильно. И у нас там тоже есть будни и есть праздники. Правда, они не для развлечений: в праздники монах еще больше молится и подвизается. Потому что праздники на Афоне сопряжены со всенощными бдениями.
- Когда богослужение кажется бесконечным.
- Ночью богослужение длится порядка шести-семи часов.
На самом деле жизнь афонскую надо почувствовать. В чем смысл монашеского «однообразия», аскетичности? Они должны человека увести от земного и привести к небесному, чтобы человек не отвлекался на земные вещи - в отличие, например, от театра, кино или дискотеки, где он переживает эмоциональный всплеск.
- Вся наша жизнь состоит из череды эмоциональных всплесков и переживаний. Мы тоже заняты какими-то очень полезными, с нашей точки зрения, делами, пишем важные статьи, кому-то иногда помогаем, чем-то служим обществу. Но... жизнь так и проходит. Наши репортажи забудутся, нас забудут. Тогда зачем все это?
- У нас на пристани есть келья, в ней обычно живет один монах, который следит за тем, что вывозят на паромах из монастыря. Раньше там жили два старичка, два брата. И один из них, отец Никифор, прожил в монастыре более тридцати лет. До этого он работал в Америке, а в возрасте где-то пятидесяти лет ушел на Афон и последние годы жизни (около десяти лет) он провел в этой келье на пристани. Когда он заболел (у него была прогрессирующая сердечная болезнь), его забрали в монастырь. И он лежал в больничной келье, стонал и, по сути, умирал. А я как священник часто его навещал - мы таких старичков на праздники, в воскресные дни всегда причащали. И один раз он мне сказал: «Папа´! (Это обычное в Греции обращение к священнику - "папа´", то есть батюшка). Папа´! Самое главное, - говорит, - Это душа, о душе думай! Все остальное - чепуха, ничего не значит».
То есть этот человек, повидавший мир (родился в Греции, работал в Америке, закончил жизнь монахом на Афоне), находясь на пороге смерти, по сути сказал то же самое, что две тысячи лет назад сказал Христос. Что человек, приобретя весь мир, но потеряв свою душу - ничего не приобретет, а в итоге потеряет и самого себя.
Именно поэтому жизнь на Афоне веками складывалась так, чтобы человека, который решил посвятить себя Богу через монашеский постриг, направить к самому главному - заботе о своей душе и исправлению себя. Да, в каком-то смысле быт на Афоне монотонен, но, когда человек находится рядом с Тем, Кого он любит - эта жизнь уже не может быть однообразной. Ведь даже в миру, если человек любит, скажем, женщину, девушку - ему рядом с ней не бывает скучно. Рядом с ней всегда хорошо, какая бы жизнь вокруг ни была. Так же и монах, находясь рядом с Богом, со Христом, испытывает радость. И эта радость, стремление к Богу скрашивают всю рутину нашего бытия. Монах уже не обращает внимания на то, что он ест и где он спит. Для него все становится приемлемым, прекрасным.
И наоборот: если вы больны и у вас плохое настроение, вас уже ничего не радует - даже если вы будете во дворце жить и вкушать самую изысканную пищу. Насколько же тяжелее и безрадостнее человеку, если у него в душе ад творится, если он потерял ориентиры и смысл жизни.
- Пустота.
- Да, пустота. Сначала человек брал от жизни все. Но ведь он за это чем-то платил? Потому что ничего в жизни нельзя получить даром. А платил он своими духовными силами, душевным здоровьем. И, конечно, в итоге стал несчастным. Он израсходовал силы ума, души на те вещи, которые не принесли ему ничего кроме опустошенности. Он не созидал. Если человек не посадил дерево, не построил дом, не создал семьи - он ничего не сделал, он несчастный... Потому что Бог создал человека подобным Себе - создателем, творцом.
- Наш интернет-портал назван в честь Андрея Рублева. Он ведь тоже был созидателем, хотя и не создал семьи, не сажал деревьев и не строил домов. В чем, на Ваш взгляд, суть и заслуга Рублева?
- Преподобный Андрей Рублев был иконописцем с большой буквы. Он не приступал к написанию икон без молитвы, без аскетического подвига, без поста. Он не просто ремесленник, он созерцатель. Известно, что в праздники и воскресные дни он икон не писал, он их созерцал. Для него икона - больше чем произведение искусства! Его созерцание - это вхождение в образ, таинство.
Созерцание - высшая фаза молитвы. Находясь в этом состоянии, человек воспринимает написанное на иконе - Христа, святых - не умом, а сердцем, то есть духовным чувством. Когда преподобный Андрей Рублев смотрел на икону, он приобщался ко Христу и Его святым сердцем - центром нашей словесной силы, которую мы называем духом. Восприятие становится уже не эстетическим, а мистическим (таинственным), то есть превращается в божественное таинство.
- Наверное, нечто похожее испытали послы князя Владимира на богослужении в Софии Константинопольской: «Мы не знали, где были - на земле или на небе».
- Да, они это почувствовали. Один афонский старец, которого недавно причислили к лику святых, Порфирий (преподобный Порфирий Кавсокаливит. - Rublev.com), говорил так: Бог желает, чтобы находились люди с тонкой душой, которые чувствуют красоту. Потому что прекрасное, красота - это неотъемлемый элемент Бога, Сам Бог невероятно прекрасен. И именно такие люди как преподобный Андрей Рублев особенно тонко чувствовали эту красоту.
Но Андрею Рублеву Господь дал талант не только почувствовать, но и передать, донести ее. Чтобы другой человек, взирая на его образы, смог перейти границы этого мира и приблизиться к миру духовному, к Первообразу - Богу. Преподобный Андрей Рублев (слово «преподобный» относится к тому, кто смог по-настоящему стать подобным Богу), воплотив в себе и монаха, и иконописца, явился проводником благодати Божией к людям. И в этом его талант и предназначение.
Беседовал Александр Егорцев