Подписание акта о каноническом общении и восстановлении единства в Русской православной церкви - событие выдающееся. Это вообще, по-моему, первый случай преодоления раскола в истории христианства.
Можно, конечно, говорить о том, что это не совсем догматический раскол, а больше политический, хотя это не так. Ну, во-первых, обвинение, которое "зарубежники" выдвинули против Московской патриархии, - в чем, собственно, прежде всего и заключалось "сергианство" - в сотрудничестве с безбожной властью - нельзя считать чисто политическим. Оно имеет отношение к догматике. А вторая главная претензия, претензия послевоенного времени - это экуменизм, она, безусловно, догматическая, поскольку речь идет о содержании веры.
В преодолении первого и в преодолении второго наша церковь проделала огромный и очень важный путь. И в этом несомненная заслуга ее зарубежной части, которая хранила этическую и догматическую чистоту.
Особенно это касается экуменизма. До сих пор есть вопросы относительно нашего присутствия во Всемирном совете церквей. Но это вопросы обсуждаемые. Это присутствие представителей РПЦ как общественной структуры, нежели как представителей собственно православной веры. И это очень важно. Во всяком случае, ни о каких "совместных молитвах" не может быть и речи.
Кстати, я бы напомнил про известный демарш нашего чукотского епископа Диамида. Говорятся какие-то вещи, может быть, и правильные, если, конечно, исключить откровенную фальсификацию. Интересно другое. Эти претензии возникают, когда почвы для них неизмеримо меньше, чем прежде. Человек принадлежал к церкви, принял высокий сан в ситуации, которая была гораздо хуже нынешней. Почему-то тогда никого не тянуло на разоблачения. Поэтому и возникают обоснованные подозрения в целенаправленной провокации перед объединением церквей. Тем более что весь процесс объединения сопровождался колоссальным давлением, чисто политическим, явно направляемым компетентными американскими структурами.
Объединение, безусловно, обогащает в том смысле, что мы получаем очень ценную для нас зарубежную паству, людей, которые являются прямыми наследниками той русской культуры, той традиции, от которых мы были долгое время оторваны. И это действительное и окончательное прекращение гражданской войны. Немало приобретаем мы и с догматической, теологической точки зрения, поскольку Зарубежная церковь, существовавшая в иноверном окружении, сохранила иную традицию богословской дискуссии.
Произошедшее объединение - это объединение окончательное и бесповоротное. За рамками сохранившей свою самостоятельность Русской зарубежной церкви в составе РПЦ никакой другой православной зарубежной церкви канонически существовать не может. Все раскольники-недовольные могут разойтись по другим православным автокефалиям, уйти под руку, например, Константинопольского патриарха или еще куда-то, но никакой церкви они организовать не могут. Это уже будет секта, которую не признает ни одна из православных церквей. Все иерархи такой секты будут самозванцами. Никакого мира, никакой благодати от них никто не получит.
Я хочу напомнить, что Русская церковь за рубежом никогда не претендовала на автокефалию, потому что это было бы просто ересью. Это было временное учреждение на время господства в России безбожной власти. И нынешнее объединение - это констатация того, что такой власти больше нет.
Это имеет колоссальное политическое значение. Попытки западных "товарищей" современное Российской государство идентифицировать с коммунистическим режимом лишаются самого серьезного аргумента. Нет более строгого суда, чем суд наших зарубежных единоверцев.
Михаил ЛЕОНТЬЕВ обозреватель Первого канала - специально для "Парламентской газеты"
http://www.pnp.ru/chapters/firstperson/firstperson_2867.html
Можно, конечно, говорить о том, что это не совсем догматический раскол, а больше политический, хотя это не так. Ну, во-первых, обвинение, которое "зарубежники" выдвинули против Московской патриархии, - в чем, собственно, прежде всего и заключалось "сергианство" - в сотрудничестве с безбожной властью - нельзя считать чисто политическим. Оно имеет отношение к догматике. А вторая главная претензия, претензия послевоенного времени - это экуменизм, она, безусловно, догматическая, поскольку речь идет о содержании веры.
В преодолении первого и в преодолении второго наша церковь проделала огромный и очень важный путь. И в этом несомненная заслуга ее зарубежной части, которая хранила этическую и догматическую чистоту.
Особенно это касается экуменизма. До сих пор есть вопросы относительно нашего присутствия во Всемирном совете церквей. Но это вопросы обсуждаемые. Это присутствие представителей РПЦ как общественной структуры, нежели как представителей собственно православной веры. И это очень важно. Во всяком случае, ни о каких "совместных молитвах" не может быть и речи.
Кстати, я бы напомнил про известный демарш нашего чукотского епископа Диамида. Говорятся какие-то вещи, может быть, и правильные, если, конечно, исключить откровенную фальсификацию. Интересно другое. Эти претензии возникают, когда почвы для них неизмеримо меньше, чем прежде. Человек принадлежал к церкви, принял высокий сан в ситуации, которая была гораздо хуже нынешней. Почему-то тогда никого не тянуло на разоблачения. Поэтому и возникают обоснованные подозрения в целенаправленной провокации перед объединением церквей. Тем более что весь процесс объединения сопровождался колоссальным давлением, чисто политическим, явно направляемым компетентными американскими структурами.
Объединение, безусловно, обогащает в том смысле, что мы получаем очень ценную для нас зарубежную паству, людей, которые являются прямыми наследниками той русской культуры, той традиции, от которых мы были долгое время оторваны. И это действительное и окончательное прекращение гражданской войны. Немало приобретаем мы и с догматической, теологической точки зрения, поскольку Зарубежная церковь, существовавшая в иноверном окружении, сохранила иную традицию богословской дискуссии.
Произошедшее объединение - это объединение окончательное и бесповоротное. За рамками сохранившей свою самостоятельность Русской зарубежной церкви в составе РПЦ никакой другой православной зарубежной церкви канонически существовать не может. Все раскольники-недовольные могут разойтись по другим православным автокефалиям, уйти под руку, например, Константинопольского патриарха или еще куда-то, но никакой церкви они организовать не могут. Это уже будет секта, которую не признает ни одна из православных церквей. Все иерархи такой секты будут самозванцами. Никакого мира, никакой благодати от них никто не получит.
Я хочу напомнить, что Русская церковь за рубежом никогда не претендовала на автокефалию, потому что это было бы просто ересью. Это было временное учреждение на время господства в России безбожной власти. И нынешнее объединение - это констатация того, что такой власти больше нет.
Это имеет колоссальное политическое значение. Попытки западных "товарищей" современное Российской государство идентифицировать с коммунистическим режимом лишаются самого серьезного аргумента. Нет более строгого суда, чем суд наших зарубежных единоверцев.
Михаил ЛЕОНТЬЕВ обозреватель Первого канала - специально для "Парламентской газеты"
http://www.pnp.ru/chapters/firstperson/firstperson_2867.html
