КАМЧАТКА
Декабрь, снега. Прилетел сюда, обогнав солнце. Взлетал при его полном сиянии, прилетел, а тут уже рассвет. Красные стёкла иллюминаторов. Живу несколько дней, погода всякая, но так хорошо! Вдруг объявляют с вечера штормовое предупреждение на завтра. А как улетать? Тут и на месяц, бывает, застревают. Были в эти дни и метели, и солнце, и холодно, и тепло, и пасмурно, и даже дождливо. Снега казались мне уже глухими. «Разве это снега? Снега у нас в марте. Снега и в мае лежат». Из окна номера в гостинице три сопки, «Три брата». Разные всё время, не насмотришься. Да, Камчатку можно полюбить. Тем более, я житель школьной «камчатки» - последней парты. Да, посадили на неё за шалости, но как же на ней хорошо!
Жить на Камчатке трудно. Один факт - рыба дороже, чем в Москве.
Японцы всё время завидуют: «На Камчатке сто пятьдесят тысяч населения, в Японии сто пятьдесят миллионов». Мол, делайте выводы.
Богатства Камчатки неисчислимы. Рыба, ископаемые, термальные воды, дичь. Показали газету 30-х годов. Рыбколхозу дают задание - заготовить на зиму сто медведей, рыбколхоз рапортует: заготовили триста. Ужас. Ещё ужаснее: убили медведицу, медвежат раздают в бедные семьи, кормить на мясо к зиме. Ну, а что делать, это жизнь.
На Камчатку приехали молодые супруги. Заработать на квартиру. Дочка родилась и выросла до пяти лет. Это у неё уже родина. А деньги накоплены, и они свозили дочку к родителям. И уже вроде там обо всём договорились. Возвращаются за расчётом. Дочка в самолёте увидела сопки и на весь самолёт стала восторженно кричать: «Камчаточка моя родненькая, Камчаточка моя любименькая, Камчаточка моя хорошенькая, Камчаточка моя миленькая!» И что? И никуда ни она, ни родители не уехали. Именно благодаря ей. Сейчас она взрослая, три ребёнка. Преподаёт в Воскресной школе при Епархии.
Очень я полюбил Камчатку.
МЕРЗАВЦЫ И МЕРЗОСТИ
Стодевяностолетие Пушкина. Журнал «Октябрь», гнуснейшая публикация Абрама Терца (Синявского) о Пушкине. Добавляется мерзость Гачева, размышления о Синявском в «Московском вестнике». И только что «Собеседник» вновь мерзотит имя Пушкина. Ни Гачева, ни Терца не буду цитировать, ни какого-то (для меня какого-то) Цветкова из Вашингтона: напечатаны мелко-пакостные измышления на тему поэт и народ.
Цитировать, значит, тиражировать. И сейчас так во всём. Под видом борьбы с наркотиками идёт руководство по их изготовлению и пользованию, борьба с проституцией - её пропаганда. Да, и Саскии на коленях сиживали, и Боккаччио, и Верлен, и Апулей, но мы-то в России, вот с чем не могут смириться враги её. В России чистота отношений, стыдливость были нормой. Вот почему оскорбляет отклонение от неё.
Стыдно бы изданиям, выходящим на русском языке, использовать русский язык для словоблудия о русской национальной гордости. Ну, ты сказанул: стыдно. Это им-то стыдно?
НИЦШЕ
И как только Ницше сумел так оболванить многих? Специально и внимательно читал, ещё в конце шестидесятых, получая из спецхрана, например, «Посрамление кумиров». А уж себя-то Фридрих как любит: «Я говорю предложением то, что не сказать книгой... я дал глубочайшую книгу, моего Заратустру... я учитель вечного возвращения...». Может, вот это Гитлеру нравилось: «Чтоб совершить преступление красиво, надо суметь полюбить красоту». А это глупость: «Современный человек слишком ленив для некоторых пороков, так что они, пожалуй, в конце концов переведутся». Пороки? Переведутся? Да они могут только усиливаться. Если их не гнать молитвой.
И постоянный эпатаж: «Как ранит та рука, которая щадит», тут на Шекспира замашка. «Сердце не любит свободы, рабство от самой природы сердцу в награду дано». «Данте - человек, раскапывающий могилы. Гюго - маяк на море безсмыслия. Жорж Санд - дойная корова с «красивым стилем». «Жизнь - это мирно и тихо гниющий от света могильный череп». А вот это, может быть, верно: «Всё то, что мы лично переживаем, не может быть высказано. Речь... опошляет говорящего». А вот это его или не его: «Искусство для искусства - собака, бегущая за свои хвостом?». А вот это - чистый фашизм: «Тот, на чьей стороне сила, не заботится о духе». «Если все враги убиты, надо их воскресить, чтобы снова убить».
За что ж его немцы любили, если он о них мнения невысокого: «Поверхностные немцы», «Гёте - последний немец, к которому я питаю уважение».
А это без комментариев: «В великих людях и в великих временах лежит чрезвычайная опасность: всяческое истощение, оскудение, безплодие следует за ними по пятам».
А это полнейший сатанизм: «Из любви к жизни следовало бы желать смерти, свободной, сознательной, без случайностей, без неожиданностей. Наше появление на свет не от нас зависит, но мы можем эту ошибку - а это иногда бывает ошибкой - во-время исправить. Упраздняя (читай: убивая.- В.К.) себя, человек совершает достойнейший поступок, этим он заслуживает почти... жизнь».
ТОПЛЮ БАНЮ. Стыдно сказать, топлю шестой час подряд: дрова сырущие, баня худющая. Мусор жгу, фанеру. Сегодня даже солнце. Так неожиданно выходит из-за туч, что вздрагиваешь как собака, которую неожиданно погладил хозяин. Или как наказанный и прощёный ребёнок.
Всё больше тянет к уединению. И даже не только для работы. Молод был, мог и на вокзале писать. И в ванной. Уединение сохраняет душу. Один находишься и не грешишь, хотя бы языком. И легче гасить помыслы, они быстрее замечаются. Легче глазам - не на кого смотреть, легче ушам - некого слушать. То есть как раз ушам полная благодать - слушать крик петуха, шум ветра, птиц, хруст снега... Стараюсь запомнить, как озаряется церковь, как обозначается на тёмном небе. Уходил из Лавры, всё оглядывался. У преподобного снопы, костры свечей, отражённые в золотых окладах. «Радуйся» Акафиста. Прошу всё это жить в моём сердце, занять его. Чтобы, когда пытаться будут войти в него помыслы, им сказать: а место занято!
Колокол ударил. Негромко. Подождал, как бы сам прислушиваясь, так ли начал звон, ещё ударил, ещё. К вечерне.
Как же легче жить со Христом, слава Богу. Знали бы деточки. Нет, им их дела дороже. Что горевать, всё описано святыми отцами. И нечего думать, что кто-то страдает меньше другого.
В Лавре, в Троицком соборе у меня есть место, стоя на котором особенно ощущаю Божие присутствие в себе и в мире. Около хоругви. Даже иногда пол храма покачивается подо мной, как палуба корабля перед причаливанием к Святой Земле. Это ощущение хочется передать сыну, дай-то, Господи.
ШТАБ ДЬЯВОЛА
Сам дьявол редко вмешивается в события обычной человеческой жизни. Он занят главным - готовит путь антихристу. Всю бесовщину в мир внедряет его дьявольский штаб. Работу ведёт и по странам и континентам, и, главное, по умам, душам, сердцам. Ссорит людей, убивает любовь, спаивает, развращает, прельщает деньгами, удовольствиями. От падения нравов производные: пошлость культуры, недоумки образования, продажность дипломатов и политиков.
На этот штаб работают и вроде бы сильно русские патриоты. Телепузикам велено и русским слово давать. Пусть пищат, визжат, хрипят, что Россия гибнет, это же музыка для дьявольских ушей.
Почему же мы терпим поражения? Мы, русские? Потому что дьявольские штабисты занимаются не глобальными проблемами, а каждым отдельным человеком. Человек рушится - остальное само собой. Людям внедряется понимание безнаказанности в воровстве, разврате. Умирает (или убивают) такого светского уголовника, как же его пышно хоронят, как вынуждены правители выражать сочувствие. Кому? Тому, кто был врагом России?
У дьяволят и отпуска бывают, их хозяин об их здоровье заботится. Отпуск у них у моря, среди педерастов.
ИНЖЕНЕРЫ СЕМИДЕСЯТЫХ
Молодые специалисты НИИ Грибин и Курков тащили вешалку присели за ней. «Тут спокойно. Давай дорешаем этот узел. Вот тут ставим добавочное усиление, здесь...». - Инженеры! - закричали на них, вы что филоните? Мы что, за вас должны мебель таскать?» - «Вася, вечером дорешаем».
Вечером сели на лавочке. Петя стал чертить палочкой на песке:
- Вася, если узел вчерне рассчитан, то надо что? Надо его параметры привести во взаимодействие с другими, так?
- Петь, ты голова.
- За такое дежурство надо наказывать рублём и законом! - закричал вдруг на них появившийся лейтенант милиции. - Где ваши повязки?
Инженеры извинились, встали.
- Ладно, Вась, идём патрулировать.
Назавтра они вновь уединились и стали рисовать одним им понятные схемы.
- Вот вы где спрятались! - вскоре закричали на них. - Сидят, понимаешь ли на овощной базе и не работают!
- Ладно, Вась, хватай мешок. После базы ко мне поедем. Ночь не поспим! Не впервой.
Наутро они с гордостью положили на стол начальнику КБ свои расчёты. И только он в них углубился и только показал два своих больших пальца, как ворвалась в кабинет крупная дама, предместкома:
- Вот вы где! Николай Иванович! Что это такое? Ваши инженеры ленились таскать мебель, плохо работали на овощной базе, плохо дежурили в милиции. Требую лишить их тринадцатой зарплаты!
Умный Николай Иванович скромно сказал:
- Это их изобретение экономит тысячу тринадцатых зарплат. Неужели мы из тысячи две не выделим?
- Не надо нам тринадцатой зарплаты! - закричали Вася и Петя. - Дайте нам возможность работать.
- А кто же за вас на картошку поедет? - тоже закричала предместкома.
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
- Уже у меня был пятый курс и диплом через месяц. А я крутил с дочкой проректора. Она такая откровенная: «Мама говорит, что нам надо жениться». Я испугался: «Что, ребёнок?» - «Нет, но говорит: не тяните». Я понял: бежать! Собрал в общаге сумку, на самолёт! Друг заложил. Я уже вошёл в салон, сижу внутри, тут чёрная машина. Пилот по радио: пассажир такой-то, на выход с вещами.
Вышел - они. Мама, шофёр, она. Я растерянный совершенно. Да и стыдно. Она вдруг: «Мама, пусть он улетает». Тёща: ну, как хочешь. И ко мне спиной. Я по тому же трапу обратно.
И двадцать пять лет прошло. И я её вспоминал. И знал, что она уже доктор наук, завкафедрой. И я не мойщик посуды. В её городе проводил совещание. Узнал телефон, дозвонился, договорился о встрече. Вместе пообедать. И она... не пришла! Послала со студенткой записку: так и так, очень занята. И я её понимаю. Не хотела, чтоб видел. Они же быстрее нас стареют. Эх! и что, что стареют. Это же я, может, судьбу свою пропустил. От трусости. Не я же сказал, что женитьба решает участь мужчины.
СТАРЕЮ
Стремительно и безропотно старею. Покорно пью лекарства, приходится. От щитовидки не примешь - поплывёшь. Не примешь от головы - закружит голову. От сердца - а оно «щемит и щемит у меня». А всё бодрюсь, а всё от людей слышу: как вы хорошо выглядите. Какой там хорошо - фасад. Передреев, помню, говорил: чем хуже твои дела, тем ты лучше должен выглядеть.
Есть шутка о зануде. Зануда тот, кто на вопрос: как ты живёшь, начинает рассказывать, как он живёт. Или женское: подруга подруге: « Что ж ты не спросишь, как я себя чувствую»? - «Как ты себя чувствуешь?» - «Ой, лучше не спрашивай».
Выработал я ответ на подобные вопросы: «Хвалиться нечем, а жаловаться не по-мужски. Так что терпимо». Да, терпимо. Славное, умное слово: терпимо.
Состарился даже с радостью. Все равно же не миновать, так давай поскорее. Лишь бы никому только не быть в тягость, это главное. Старик? Очень хорошо: никто не купит, зачем старика покупать, как использовать? Денег надо самую малость, одежды и обуви подкопилось, добрые люди из фонда преподобного Серафима Саровского одевают. И знаков отличия не надо, и премий, есть же Патриаршая, куда ещё? Хватит уж, навыступался, находился на мероприятия, повыходил на аплодисменты, очень устаю от людей, рад одиночеству.
Очень благодарен тем, кто ускорял моё старение, мешал жить, изводил... Дай Бог им здоровья. Говорят: старость не радость. А почему она должна быть радостью? С чего? Радость в том, что к сединам не пристают соблазны. Нет, пристают, но не прилипают хотя бы. Бес в ребра мне сунется, а они у меня после поломки окрепчали.
И зачем мне надо, чтобы меня замечали, отличали? Господь видит меня во всякое время на всяком месте, куда ещё больше?
ГРОБ ДЛЯ ЖЕНЫ
Днём с Аркашей ходили в лес. Грибов не нашли, набрали шиповника. Может, оно и лучше, быстро высохнет, легче везти . Разговор у Аркаши всегда один, тема разговора: ревность жены. За последние годы я сто раз выслушивал его рассказы и уже не слушаю. Но сегодня новый:
- Всегда умирала, всегда у неё всё болит. И всегда просила сделать гроб. Я отговаривался. Она настаивает: «Я хочу быть как монашка, они так делают». Где-то прочитала. «Хорошо, сделаю. И себе сделаю». Доски купить дорого, лучше свои поискать. А купить готовый гроб - это халтура, уж я знаю, сам плотник. При ней доски настругал, но мерку с неё не снимал, мерял без неё по кровати. Заметил, сколь у неё ступни до спинки не достают. Тут она напросилась в больницу на обследование. Денег мне не оставила, чтоб я не пил, но это моё дело, как я выпью. Осень, огороды, у меня лошадь, ты что! Чтоб я днём пару раз не выпил, а к вечеру особенно. Это надо себя не уважать, чтоб осенью трезвым ходить. Но про обещание помню. Себе уже не успевал сделать, ей сколотил. Игрушечка! Мог и застёжки сделать, видел по телевизору, но украсть негде. Приезжает, я ей: «Твоя просьба выполнена». - «Какая?» - Веду в сарай: «Вот тебе подарок». Показываю. Она навзрыд и в слёзы: «Ты смерти моей хочешь!» - «Ты же сама просила» - «Я тебя проверяла». - Ладно. Затолкал на чердак. Она утром: «Я так спать не могу: чувствую над головой гроб». Перенёс обратно в сарай. Она опять: «Как это мне будет во двор выйти, в сарае гроб». - «Хорошо, сожгу». - «Ты говорил, доски дорогие». - «Ладно, тогда расширю для себя». С этим согласилась, с тем, чтоб гроб был для меня.
- Переделал?
- Да ты что, ёк-макарёк, хорошую вещь портить. В подпольи спрятал. Пригодится.
ДОЛГО ЖИВУ
Просто удивительно. Кстати, раньше восклицательный знак назывался удивительным. Диво дивное, как я много видел, как много ездил. Давным-давно весь седой, а не вспомню, даже не заметил, когда поседел, как-то разом. Деточки помогли. Теперь уже и седина облетает. Множество эпох прожил: от средневековья, лучины, коптилки до айпетов, айфонов. Сегодня вообще доконало: сын показал новинку. Он говорит вслух, а на экране телефона идёт текст, который произнесён. А я ещё думал, что ничего меня уже не удивит. Но дальше что? Человек же как был сотворён, так и остаётся. Мужчина - Адам, женщина - Ева. («Вася, скушай яблочко»).
Хватило бы мне 20-го века. В нём всё прокручивалось, всё проваливалось, все предлагаемые формы жизни, устройства, системы, революции, культы, войны, властие и безвластие, идеологии... весь набор человеческой гордыни. Якобы за человека, а на деле против человека. В этом же веке Господь меня вывел на свет. И привёл в век 21-й. Если учесть, что я худо-бедно преподавал литературу, философию, педагогику ещё до-христианского периода, а сейчас преподаю, выше всех литератур в мире стоящую, литературу древне-русскую, то какой вывод? Получается, что я жил всегда.
