0. Под революционной ментальностью мною понимается ментальность, воплощающая социальный и духовный конфликт крайнего типа. Если он не разрешается эволюционно-адекватными ответами на вызовы времени, продуманными и подконтрольными реформами, то неизбежно его разрешение в виде революционного переворота. Исторические факты свидетельствуют, что российский социум принадлежит к типу сложно реформируемых, а потому развивающихся революционным путем. Небрежение нынешней власти вопросами внутренней политики, требующими разрешения «еще вчера», находит параллели в истории России.
Революции совершаются одномоментно. «Русь слиняла в два дня. Самое большее - в три», - писал В.В. Розанов о событиях октября 1917 года. Но готовятся революции в предшествующих исторических эпохах, прежде всего, в безднах коллективного человеческого духа, где движения, как в глубине земной коры, протекают в столетиях, то скрыто, то вдруг производя пугающие разрушения на поверхности.
В настоящем историософском очерке речь пойдет именно о глубинных процессах и о том, чем они грозят современной России. В предлагаемом материале нет какой-либо намеренной позиции автора. Позиция эта заключается в том, что у исторического текста есть голос и он говорит сам за себя. Другое дело, что проанализированы тексты, раскрывающие кризисную линию русской истории. Это диктуется избранным предметом, русская революция 1917 г. и есть выражение глубинного кризиса.
Психоанализ как встреча с подлинным - событие не из приятных. Но и нельзя жить, закрыв глаза. История всякий раз убеждает нас, что это чрезмерно дорого обходится.
Психоанализ - разветвленная дисциплина. Я обращусь к архетипическому его варианту, позволяющему выявлять «семантику бессознательного» в текстах культуры.
1. Сегодняшнее господство постмодернистского скепсиса очень вредит гуманитарным наукам, поскольку скепсис отбивает интерес к поиску научных истин. Между тем в этой области накоплено немало открытий, фактов и данностей о человеке, которые способны если не разрешить, то существенно прояснить целый ряд сложных, болезненных проблем, волнующих людей неравнодушных. Увы, многие достижения науки ХХ века востребованы в гораздо меньшей мере, чем они того достойны. Несомненно, необходима активная целенаправленная деятельность по внедрению в «массовую гуманитаристику», в т.ч. в образовательные программы того, что однажды открылось умам гениальным, исключительным.
В этой связи меня и интересует психоанализ. В весьма масштабном пространстве данного научного направления я сам ко многому отношусь с неискоренимым скепсисом. Потому выбираю там исключительно то, что «работает». Имею в виду архетипическую теорию К.Г. Юнга. Критерием использования термина «архетип» для меня является его психоаналитичность, очевидная связь с (коллективным) бессознательным.
Теоретические взгляды Юнга на культуру и религию в частности, в отличие, например, от взглядов З. Фрейда, основаны на том, что у него говорит предмет, впечатляющее по этнокультурным масштабам эмпирическое наблюдение. Архетипическое у Юнга - пусть не проработанное в деталях, но постоянно повторяющееся, а значит верифицируемое! Открытия Юнга относятся к революционным в науке ХХ века. Они позволяют разгадать, пожалуй, самое сложное в гуманитарном предмете: «внутреннего человека», глубинные ментальные механизмы, управляющие группами, нациями, культурными сообществами, человечеством.
2. Почему российское общество, «централизованное государство», начиная с Московского периода, лихорадит от раскола, нескончаемых конфликтов, порождающих бунт, внутреннюю и внешнюю эмиграцию, как случилось, что власть перед лицом очевидной опасности свержения так и не смогла устранить социальную и духовную пропасть, отделяющую ее от народа, допустила страну до событий октября 1917 года, за которыми последовал катастрофически проигранный нами ХХ век и, наконец, почему и сегодня мы не искоренили раскол в обществе, способны ли искоренить, реформируемо ли устройство нашего социума на началах социальной справедливости и свободы или же, сдерживаемое силой «вертикали власти» от внешнего воздействия и внутренних шатаний оно, как колосс на глиняных ногах, завалится в очередной раз (уже окончательно?!), например, при уходе сильного лидера? Все эти вопросы не могут не тревожить и не требовать ответа.
Далее я попытаюсь предложить ответы. Они будут весьма неожиданны и непросты, последнее соответствуют уровню проблем. Придется опустить множество примеров, таковы условия.
3. Ключ к поведению человека - идеи (вера, убеждения) и обстоятельства. Первые сильнее вторых. Но и сила обстоятельств бывает невыносимой. Однако давящие обстоятельства опять же порождают соответствующие идеи - соответствующие задачам бежать от них, или же бунтовать, пытаться, как писал автор романа «Что делать?», «переменить декорации». Хорошо известно, что массы «передовых» «русских мальчиков» были обращены в религию социализма, в частности, идеями этого «нового Евангелия» от Чернышевского.
Я не случайно сказал «религию». Идеологи социализма весьма усиленно эксплуатировали уничтожающее, с их точки зрения, религию слово «наука», пытались обосновать им едва ли не каждый свой шаг. Теория и практика нового общества трактовались исключительно как истинно научные - высшие, единственные, вечные. Однако эта претензия на предельный атеистический, материалистический рационализм в конце концов предстала в подлинном своем обличии - антинаучной, античеловеческой религиозной утопией.
4. Юнг относил религию к сфере инстинктов, а подавление «инстинкта Бога», столь характерное для человека ХХ века, связывал с появлением личностных и коллективных расстройств, болезней духа - вплоть до очень тяжелых, массово суицидальных, таких как «коммунизм» и «фашизм».
4.1. Глубинная сфера «архетипического», «психического бессознательного» познается не непосредственно, а через проявления ментального, в частности - через высказывания, поведение, события, творчество.
Совершенно особое место в ряду этих источников занимает (большой) «литературный текст». Его ценность определяется, по меньшей мере, двумя параметрами:
1) хронологической протяженностью и объемом (национальный историко-литературный процесс длится более тысячи лет, его нижняя граница - 988 г.);
2) качеством (книжник, писатель, создающий вершинные тексты, обладает предельной - определяемой как талант или гениальность - способностью воспроизводить в форме художественного исследования социопсихотипы, противоречия и конфликты, дух эпохи).
Архетип в художественном произведении проявляется в виде идей, мотивов (семантически сверхнагруженных элементов текста = психологем), образов, эпизодов, сюжетов и т. п.
5. Далее будет рассмотрен центральный архетип русской (шире - христианской) культуры. Это сюжет-архетип о Христе и Антихристе. Под «сюжетом» понимается «жизнеописание».
Познавательная ценность «жизнеописания» определяется тем, что это основная онтологическая единица, раскрывающая смыслы человеческого бытия. В матрице (= системе элементов) культуры «жизнеописание» и реального человека, и литературного героя сориентировано на высший сакральный образец или на его демонический антипод.
5.1. Каноническая история жизни Христа изложена в Четвероевангелии.
История жизни Антихриста никем и никогда не написана! В этом отношении «матрица Антихриста» (= система элементов антимира; духовное пространства, противопоставленное Христу) есть таинственная, скрытая в глубине бессознательного структура, прежде всего, объясняющая природу и функции зла, устройство той части психики, которой (и в жизни, и в искусстве) свойственно продуцировать «демоническое».
Сюжет-архетип о Христе и Антихристе представляет собой два жизнеописания, выстроенных как система бинарных / двоичных оппозиций / антиномий, - и только в этом виде он может рассматриваться как целостность. Т. о., бинарность - это не случайность, не штрих в природе «архетипа» (психической структуры), она является основой его построения, а также основой генерируемых им текстов, будут ли они «религиозными», «мирскими» / «светскими», «историческими», «художественными», «философскими» или же какими-то иными. В связи с этим приведу рассуждения Юнга. «Приход Антихриста - не просто пророчество, а непреложный психологический закон, о существовании которого, конечно же, не ведал автор Иоанновых Посланий»[1]. «Для поддержания равновесия раннее христианство с безошибочной логикой противопоставило Христу Антихриста. Ибо как можно говорить о "верхе", если нет "низа", о "правом", если нет "левого", о "добре", если нет "зла", если одно не так же реально, как другое? Только с пришествием Христа дьявол вступил в мир в своем качестве реального противовеса Богу». Автор напоминает, что «в ранних иудео-христианских кругах Сатана считался старшим братом Христа»[2].
5.2. Жизнеописание Антихриста является предметом реконструкции теологов и ученых. Источники реконструкции несуществующего ни в каноническом, ни в беллетристическом виде жизнеописания - библейские тексты, сочинения богословов, апокрифы и народные легенды.
К совершенно особым источникам принадлежат литературные произведения. Именно в них мы найдем полноценные примеры жизнеописаний героев-«антихристов», и на этом основании можем говорить о системном функционировании сюжета об Антихристе в национальном историко-литературном процессе! Сюда относятся некоторые житийные и эсхатологические тексты эпохи Средневековья и Нового времени (бесценный источник в этом отношении - русская старообрядческая литература), сочинения А. Курбского, протопопа Аввакума, Н.В. Гоголя, И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, Л. Андреева, М.А. Булгакова, В.М. Шукшина и др.
5.3. Антиномичная природа жизнеописаний Христа и Антихриста задана уже в «имени» противника Сына Божия. Его образ, устремления и дела, - все имеет приставку «анти». Антихрист - это даже не имя, оно отсутствует, замещается принципом отрицания. Греческая приставка «анти» означает «против», «вместо». Я бы добавил «лже», поскольку «Лжехристос» - еще одно наименование противника Сына Божия.
Зачатие и рождение Христа от Святого Духа и Пречистой Девы - событие вселенское и земное одновременно, оно выражает двойную, Божественную и человеческую, природу Христа. Смысл непорочного зачатия и рождения заключается, прежде всего, в необходимости искупления порока, первородного греха, совершенного Адамом и Евой и повлекшего за собой наказание - лишение рая, бессмертия, жизни вечной [см.: Быт. 3, 1-15]. Искупитель - одно из имен, мифологема, раскрывающая сущность двойной природы Христа и смыслы его земной судьбы. Под мифологемой в данном случае понимается «имя, заключающее в себе семантику предопределения деяний и судьбы». Если в поступке Адама и Евы человечество пало и утратило бессмертие, то в жертвенной смерти Христа оно восстало и обрело его вновь. «Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» [1 Кор. 15, 22][3]. Следуя пути и образу Сына Божия, христианин получает возможность раскрыть в себе Божественное начало, искупить как грех, наследованный от первопредков, так и личные грехи и достичь жизни вечной.
И явление Антихриста, и Второе Пришествие Христа есть тайна уже потому, что никто не знает, когда «день тот» придет [см.: 2 Фес. 2, 3].
Слова «тайна беззакония» связаны именно с явлением Антихриста, которому во времена «отступления» будет дана «власть действовать сорок два месяца» [Откр. 13, 5]. Его явление зеркально и искривленно отражает явление Христа: «того, которого (Антихриста. - В.В.) пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными» [2 Фес. 2, 9]. Означенную в этих словах сатанинскую сущность природы Антихриста раскрывает мотив его рождения. Варианты: 1) от колена Данова: «Как от колена Иудина родился Христос, так и от колена Данова имеет произойти антихрист»[4] (в Апокалипсисе колено Даново исключено из числа «запечатленных» колен Израилевых, то есть тех, кому суждено спастись [см.: Откр. 7, 5-8][5]; Ср., в частности, о природе Дана: «Дан будет змеем на дороге, аспидом на пути» [Быт. 49, 17]); 2) от монахини[6]; 3) от инцеста[7] (замечу, что «Эдипов сюжет» в данном контексте выступает не как универсальный, а как своего рода частный случай, параллель сюжету об Антихристе); 4) от блудницы[8] 5) от сатаны и земной женщины[9] и др., - в сущности, сводятся к одному: беззаконник рождается не просто от плотской, но от блудной, греховной, незаконной связи. Ср.: идея природной греховности родившегося от блуда: «Сын блудницы не может войти в общество Господне, и десятое поколение его не может войти в общество Господне» [Втор. 23, 2]. Таким образом, Пречистой Деве Марии, Богородице в «христианском сюжете» (и в матрице русской культуры) противопоставлена другая ключевая фигура - блудница: не только (традиционно) Ева, но и родительница Антихриста.
Т.о., «анти» - это дополнительная по отношению к Христу и Деве Марии система координат «вне права», «беззакония»: тайна, узурпация, имитация, обман, безликость, оборотничество, лжеподобие, блуд, отрицание и т. п.
Отсутствие имени открывает не просто возможность, а создает ситуацию необходимости подставления имен.
В текстах процедура подставления имен «героев-антихристов» («непутних», «несчастных», «гордых», «подлых», «низких», «преступных», «лживых», «блудных», «заблудших» и пр.) чаще всего происходит по определенным правилам: либо в соответствии с традиционной азбучной нумерологией, дающей воплощение в имени «числа зверя» - 666 («Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть» [Откр. 13, 18]) [10], либо - что происходит гораздо чаще - через подбор имени-мифологемы, в котором искажена, отрицается сакральная семантика.
В целом ситуация с определением, «кто есть Антихрист», имеет двойственный характер.
1) В первом случае Антихристом может быть назван любой человек с любым именем: если он «не исповедующий Иисуса Христа» - «такой человек есть обольститель и антихрист» [2 Ин. 1, 7].
2) Во втором случае, демонстрирующем канонический взгляд на завершение истории человечества, Антихрист выступает в единственном числе - это посланник дьявола, противник и ложный двойник Сына Божия, который должен явиться в конце земной истории, перед Вторым Пришествием Христа, воскресением мертвых и Страшным судом[11].
В Новом Завете многократно подчеркнута человеческая природа Христа («Сын человеческий» [Мф. 26, 24], «Человек» [Мф. 26, 27] и т.д., т.д.), но он Богочеловек, пришедший затем, чтобы дать людям божественный закон в качестве возможности и залога спасения, жизни вечной. Имя Спаситель - еще одна мифологема, раскрывающая смыл Его деяний. «Уповаем на Бога живого, Который есть Спаситель всех человеков, а наипаче верных» [1 Тим. 4, 10]. Антихрист - человек («человек греха, сын погибели» [2 Фес. 2, 3]), пришедший в конце времен, чтобы навеки погубить поддавшихся искусу и последовавших за ним. Одним из прообразов явления и деяний Антихриста выступает жизнь и смерть Иуды, также названного Христом «сыном погибели» [Ин. 17, 12].
Христос - подлинный учитель («А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель - Христос» [Мф. 23, 8]), он пришел в мир, чтобы открыть Истину и указать Путь. «Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь» [Ин. 14, 6]. Антихрист - лжеучитель и лжепророк, «дух заблуждения» [1 Ин. 4, 2]. Его образ коррелирует с образом дьявола, который «не устоял в истине», «лжец и отец лжи» [Ин. 8, 44], он сам - «лжец» [1 Ин. 2, 22].
Антихрист, претендующий на роль Христа, его место и власть над душами людей, выступает в роли обуянного гордыней самозванца. Он ложный двойник Христа («Противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога» [2 Фес. 2, 4]). Он человек в маске добродетели[12] (еще и по этой причине его явление миру и человеку есть тайна![13]). Скрывая под личиною свою подлинную природу, он выдаст себя за Христа и предстанет им в глазах тех, кого ему удастся ввести в заблуждение[14]. Он - обольститель, как всякий неисповедующий Христа (уже цитированное: «такой человек есть обольститель и антихрист»[15] [2 Ин. 1, 7]). «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: "я Христос", и многих прельстят» [Мф. 24, 4-5]. Если он, как и Христос, наделен силой чудотворения, то эта сила от дьявола («Того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными» [2 Фес. 2, 9; ср.: Откр. 13, 14]), и лишь благодаря своей связи с ним он добивается господства над людьми («И дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть» [Откр. 13, 2]; «И дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем» [Откр. 13, 7]. Ср. Христос: «Я получил власть от Отца Моего» [Откр. 2, 27].
Дьявол «искони человекоубийца» [Ин. 8, 44]. Его посланник Антихрист, отвергая Истину и утверждая насилием свое ложное учение, сделает так, «чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя» [Откр. 13, 15]. Если Христос дал человечеству закон, главнейшая заповедь которого - «не убий», то Антихрист - человек вне закона, мучитель, изгой. «И тогда откроется беззаконник» [2 Фес. 2, 8]. Он не только провозглашает убийство (оборачивающееся мученичеством для верных Христу!), но в принципе отвергает все заповеди Сына Божия. Гордыня - основная психологическая черта в образе Антихриста (она в первую очередь определяет характеристику подобных ему персонажей, служит маркером их сатанинской природы); обольщение, проповедование лжи («блуда» - об этом см. далее), убийство - основные сюжетные функции (психологемы), закрепленные за ним. В уже цитированном Втором послании ап. Павла к Тимофею перечислены морально-психологические качества людей во времена Антихриста: «Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся» [2 Тим. 3, 2-5].
Конечная участь Христа - воскресение через мученическую смерть на кресте. Конечная участь Антихриста - 1) «Господь Иисус убьет [его] духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего» [2 Фес. 2, 8]; 2) живым «брошенным в озеро огненное, горящее серою» [Откр. 19, 20] (ср. с участью дьявола: «а диавол, прельщавший их, ввержен в озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков» [Откр. 20, 10]); 3) покончить с собой, бросившись вниз с высокой горы, при приближении Христа[16] (мотив самоубийства). Смерть Антихриста есть не что иное, как возмездие Божие за зло, сотворенное им на земле. «Ибо возмездие за грех - смерть, а дар Божий - жизнь вечная во Христе» [Рим. 6, 23]. Таким образом, отношения Христа и Антихриста определяет непримиримый нравственный, духовный конфликт, заканчивающийся победой Христа, победой Добра над Злом.
Христос и Антихрист воплотили два различных пути на земле. Христос - путь святости («ибо написано: "будьте святы, потому что Я свят"» [1 Петра 1, 16]), спасения и истины. Рожденный от блуда Антихрист - путь лжи, заблуждения и гибели. Таким образом, Антихриста можно назвать дьяволочеловеком; если бы он готов был открыть себя, он мог сказать: «Я есть не-путь и ложь и смерть». Путь Антихриста есть попытка восхождения к власти (тема власти является одной из центральных в рассматриваемом сюжете). Его жизнеописание включает в себя следующие основные элементы:
- рождение от блудной, греховной, незаконной связи;
- ложь, обольщение, убийство в борьбе против Христа за власть над душами людей;
- смерть - возмездие Божие за зло, свершенное на земле (самоубийство - один из вариантов такой смерти).
Семантика слов с корнем блуд / бляд' в древнерусском языке[17] замечательно иллюстрирует смыслы сюжета об Антихристе. Совокупность значений группы слов, восходящих к указанному корню, сама по себе проявляет существеннейшие архетипические смыслы христианской культуры. Противник Сына Божия предстает в описываемом сюжете в качестве своеобразного универсального блудника. Данная семантика включает в себя следующие значения:
- «блуждание» («блуждать», «скитаться», «плутать»[18]);
- «заблуждение», «ошибка»[19] («заблуждаться», «ошибаться»);
- «обман», «ложь», «ересь» («обманывать», «лгать», «вводить в заблуждение», «проповедовать ложное учение»);
- «пустословие», «празднословие», «болтовня», «вздор» и т.п. («пустословить», «говорить праздное», «болтать», «нести вздор» - «блядословить»);
- «разврат»[20], «распутство», «прелюбодеяние»[21], «незаконное, безбрачное сожитие» («развратничать», «распутничать», «прелюбодействовать», «сожительствовать»);
- «уклонение от прямого пути в прямом и переносном смысле» («уклониться от истинного пути», «встать на ложный путь, путь гибели»)[22].
«Чтобы понять смысл пути, надо видеть, откуда и куда он ведет»[23], - писал Д.С. Мережковский. Означенные мотивы обозначают движение пути-судьбы - «откуда и куда», а потому и его смысл. Рассматриваемая семантика воплощает тему злых дел, богоотверженной жизни, блуждания человека в пространстве антимира, пути смерти. «Путь к смерти в делах порочных мы видим, в нем неведенье Бога, а таковыми бывают блуд, и разбой, и прочие злые дела»[24]. На этом пути, в этом пространстве человека неизбежно ожидает гнев Божий, гибель-возмездие, наследование бездны / пропасти.
Соответственно, об узком, спасительном пути см.: Мф. 7, 14; о призыве Иисуса, обращенном к своему ученику Петру: «Иди за мною» [Ин. 21, 19] - т.е. по пути, ведущем, как и Учителя, к мученичеству-спасению. О богоподражательном пути, в частности, сказано в Изборнике 1076 года: «Вступи на стезю добродетели, быстро пойди, пока не наступит вечер, подступая к вратам града вышнего, не отклоняясь ни вправо, ни влево, чтобы не заблудиться в пропасти мучений»[25].
5.4. В литературном творчестве (сюда относится и сфера исторических сочинений, летописей, хроник, документов и т.п. - источников, по которым непосредственно реконструируется прошлое народа) описанный архетип выполняет тексто- / сюжетообразующую функцию. Это основной механизм, генерирующий и структурирующий культурно-историческую информацию.
В процессе создания текст кодируется на бессознательном уровне, а потому его глубинная семантика недоступна пониманию как автора, так и читателя.
Условием дешифровки текста через архетип является
1) выявление и описание архетипа в науке,
2) знание структуры - формы и семантики - архетипа, его (как малой) языковой системы, обеспечивающее умение извлекать из (большого) произведения глубинные психоаналитические смыслы.
5.5. Представленный сюжет-архетип определяет смысловое единство исторического и историко-литературного процессов на глубинном духовном уровне. В структурном отношении для него несущественны периоды и границы, в том числе, граница между Средневековьем и Новым временем. История предстает как динамическая целостность,
5.6. В христианских культурах описанный сюжет-архетип задает пределы осмысления мира с духовно-нравственных позиций - с точки зрения Бога. Ничего вне и за этими границами обнаружить не удается. Выход «вне» и «за» возможен только как переход в иную культурно-религиозную систему. Построение атеистической картины мира в описанной системе также невозможно, оно оборачивается неизбежным перемещением в ментальное пространство «антимира», актуализацией его психологем и (мощнейших) энергий, сценариев построения общества на демонических, антихристовых, сатанинских - отрицающих бытие человека началах.
6. Одна из основных причин неустойчивости социальной структуры Московского царства со всей очевидностью проявилась в эпоху царствования Ивана Грозного. Основные предшествующие тенденции - собирания земель, становления самодержавия, упразднения недавних вольностей - были доведены до крайности в годы опричнины (1565-1572).
6.1. Жизнеописание Ивана Грозного как антихриста дано в сочинениях писателя-эмигранта кн. А. Курбского (бежал в Литву в 1563 г.), прежде всего в «Истории о великом князе Московском»[26] (далее - «История»).
«Новоявленный зверь» (326); «мучитель варварский» (348); «домовых грабитель и убийца сынов» (322); «святоруские земли губитель <...> антихристов сын и стаиник» (354); «прелюты и кровопийца, и погубитель отечества» (340) (курсив здесь и далее мой. - В.В.) и т.д. Этими и другими подобными эпитетами награждает Ивана Грозного беглый князь.
Изумление недавнего верного государева слуги вызвано прежде всего тем, что губителем святорусской земли, мучителем-убийцей оказался не внешний враг, но сам ее властитель, «внутреный змий ядовиты» (см.: 340). Автор ставит задачу объяснить перемену, случившуюся с «прежде добрым и нарочитым (знаменитым)» царем (см.: 218). Естественно, что разрешает он ее с позиции средневекового книжника, христианина, который имеет свои представления о рождении зла в мире. Курбский называет несколько причин, приведших Грозного на путь злодеяний: традиционные козни дьявола, раннее сиротство и последующее воспитание малолетнего наследника «великими гордыми» боярами (которые на беду себе и своим детям «ретящеся друг пред другом, ласкающе и угождающе ему во всяком наслаждению и сладострастию» (222)), «злые советники». Однако не менее важная догадка автора заключается в другом.
Еще в Первом послании Курбский писал царю о некоем от «преблудодеяния» рожденном советнике, «иже днесь шепчет ложные во уши царю и льет кровь християнскую, яко воду, и выгубил уже силных и благородных во Израиле, аки согласник делом Антихристу»[27]. В «Истории» автор уже прямо связывает мотив рождения от блуда с самим царем. «Аще бы из начала и по ряду рех, много бы о том писати, яко в предобрый руских князей род всеял диявол злые нравы, наипаче же женами их злыми и чародеицами. Яко и во исраилтеских царех, паче же которых поимовали от иноплеменников» (218). Такой иноплеменной женой была вторая жена великого князя Василия III, мать Ивана Грозного литвинка Елена Глинская (род ее велся от хана Мамая). Двадцатилетний брак Василия с первой женой Соломонией Сабуровой оказался бездетным. Все попытки великой княгини избавиться от бесплодия - наговоры, т.е. колдовство бесчисленных «жонок и мужиков» - не принесли желаемого. В ноябре 1525 года Соломония (жена, «Богом данная, святая и неповинная» (218), замечает Курбский) была пострижена и заточена в монастырь.
Елена была красива и, вероятно, на 29 лет моложе своего жениха. Для того чтобы понравиться красивой и молодой избраннице, великий князь решился на весьма смелый, греховный по тем временам поступок: сбрил бороду.
Второй брак также достаточно долго был бездетным, только через четыре с половиной года Елена родила сына. В год свадьбы (она состоялась в январе 1526 года) Василию исполнилось 47 лет, и великокняжеское семейство, действительно, торопилось обзавестись наследником. Курбский пишет по этому поводу: «Бо отец его Василей со оною предреченною законопреступною женою, юною сущею, сам стар будущи, искал черовников презлых отовсюду, да помогут ему ко плодотворению» (340). «И за помощию их от прескверных семян, по преизволению презлому, а не по естеству, от Бога вложенному, уродилися ему два сына. Един <...> прелюты и кровопийца <...> А други был без ума и бес памяти и безсловесен, такоже аки див якой родился» (340)[28].
Таким образом, Иван Грозный родился, во-первых, от прелюбодеяния его отца с иноплеменницей, во-вторых, от колдовства. Родился не обычный ребенок, но великий злодей. «Тогда зачался нынешний Иоан наш, и родилася в законопреступлению и во сладострастию лютость» (220).
Но зло в роду московских князей появилось еще раньше. Не только Грозный родился от иноплеменной жены, но и сам Василий III. Отец его, великий князь Иван III, также был женат дважды. Василий - сын как раз от второго брака. Первая жена Ивана III, тверская княжна Мария, умерла в 1467 году. (Так же, как и Соломонию Сабурову, Курбский называет ее «святой» (см.: 322).) Второй его женой стала племянница последнего византийского императора Константина ХI Софья Палеолог, принявшая по приезду на Русь православие. Отношение Курбского к этому браку (заключенному Иваном III не без соображений о поднятии политического престижа и укрепления самостоятельности великокняжеской власти) выражено в «Истории» одной фразой, но также негативной: «Той-то князь Василей <...> от чародеицы греческие рожден» (372).
Курбский обнаружил начало зла в роду московских князей, разгадал тайну отпрыска этого рода: Иван IV - злодей по своей природе. Все мотивы греховного рождения присутствуют в его жизнеописании. Грозный родился от блудной, незаконной связи. Мать, иноземка-чародеица, родила его при помощи волхования. От связи с иноземкой-чародеицей Ивана III родился и его отец. Нарушение порядка, традиции, норм, освященных христианством и возведенных им до высоты закона Божьего, влечет к возрастанию греха в мире. Появление на свет отпрыска московского великокняжеского рода - воплощение греха уже в третьем поколении, значит, он несет в себе больше зла, чем его предки (мотив возрастания греха). Таково понимание Курбского. Судьба Ивана IV, по определению Курбского, - переполнить «меру кровопивцев - отца своего и матери твое и деда» (322).
Одним из существеннейших мотивов созданной автором концепции является мотив пути. Курбский обозначает выбор, который совершает в жизни каждый христианин: «или Христов прискорбный путь, или сатанин широкий». Грозный «возненавидел уский и прискорбный путь, покаянием ко спасению приводящ, и потек с радостию по широкому и пространному пути, водящим в погибель» (392). Он забыл пример своих прародителей, «княжат руских святых, ходящих по Христову ускому пути», «развратился» и избрал «себе пространны антихристов путь» (394). Рожденный от блуда, он имеет «развращенный ум» и сам является блудником. В Третьем послании Курбский пишет о слухах, дошедших до него в изгнании. «И девиц, глаголют, чистых четы собирающе, за собою их подводами волочаше и нещадно чистоту их разтлевающе, не удовлився уже своими пятма или шестма женами»[29].
Полемика велась при жизни. Иван IV пережил своего обличителя. Мотив злой смерти царя выражен у Курбского - как предсказание будущего, пророчество. В Третьем послании, призывая Грозного покаяться и возвратиться к Христу, он грозил ему адом. «Поки еще есмя не распряглися от тела, понеже несть во смерти поминания и во аде исповедания или покаяния всяко»[30]. Через библейскую притчу Курбский пророчествует Грозному гибель царского дома. «...Яко и блаженный Давид рече: не пребудет долго пред Богом, которые созидают престол беззакония [см.: Пс. 93, 20], сииречь трудные повеления, или декреты, неудобь терпимыи. И аще погибают царие или властели, яже созидают трудные декреты и неудобь подъемлемые номоканоны, кольми паче не токмо созидающе неудобь подъемлемые повеления или уставы з домы погибнути должны. Но во яковых сии обрящутся, яже пустошат землю свою и губят подручных всеродне, ни сосущих младенцов не щадяще!» «Не губи к тому себя и дому твоего! Аще рече Давид: «Любяй неправду, нанавидит свою душу» [см.: Пс. 10, 5], кольми паче кровьми християнскими оплывающии ищезнут воскоре со всем домом!»[31].
Таким образом, перед нами вариант жизнеописания героя, который выстроен по сюжетной модели архетипического сюжета об Антихристе. Через мотивы
- рождения от блуда и от колдовства Курбский разгадал природу
- убийцы / мучителя, поклоняющегося сатане, и напророчил ему
- наказание свыше: искоренение рода.
Пророчество Курбского мистично. Но, как бы к этому ни относиться, оно сбылось в реальной истории. Царствующий московский род Рюриковичей оборвался на детях Грозного.
6.2. Позицию, выраженную Курбским в сюжете о Грозном, можно было бы свести к личной точке зрения озлобленного человека, считать ее реакцией на опричнину и обстоятельства личной жизни государева изменника. В таком случае «История» так и осталась бы одним из сюжетов эпохи Ивана IV. Однако в следующем «бунташном» ХVII столетии данный сюжет верифицируется в сочинениях старообрядцев. (И остается в культуре вплоть до настоящего времени.)
В пустозерской ссылке (1667-1682) глава старообрядческого движения протопоп Аввакум разгадывает ту же загадку, что в свое время встала перед князем Курбским. Переживая после церковных реформ патриарха Никона крах всей православно-обрядовой традиции, существовавшей на Руси со времен крещения, он мучительно пытается решить вопрос о происхождении зла в Русской земле: почему преследуют за исповедание веры предков, бросают в темницы, отправляют в ссылку, морят голодом, мучают, казнят? Естественно, что корень зла он видит в своем главном духовном противнике, зачинателе реформ, патриархе Никоне (1605-1681).
В сочинениях пустозерского периода Аввакум создает мифологическую биографию Никона. Она полностью строится по модели жизнеописания мучителя / Антихриста. Проявление и функционирование архетипического сюжета об Антихристе в аввакумовском тексте глубоко закономерно, ибо основная его функция как раз и заключается в объяснении происхождения зла в мире.
Следуя за Н.С. Демковой[32], можно сделать вывод, что перелом в настроениях Аввакума, от надежд на отмену никоновских реформ до их крушения, произошел в 1674 году. Мифологическая биография Никона написана после этого перелома (см.: «Книга толкований»[33], Послание «отцу» Ионе[34], сочинение о происхождении Антихриста[35]).
В «Книге толкований» Аввакум пишет о патриархе: «А он детинка-бродяга был, и у Макарья Желтовоцкаго поводился в крылосе[36], - Никитка Минин[37]. А таки одва (так!) не татарка ли ево родила, - там-веть татар-тех много».
В данных словах выражено сомнение в том, что ниспровергатель веры, более шестисот лет неколебимо стоявшей на Руси, злодей-мучитель, мог родиться от русской женщины, которая эту веру исповедовала.
Несомненно, пустозерских сидельцев интересовал вопрос о происхождении патриарха, они пытались выяснить, кто же были его родители, и получали определенную информацию, которую следует отнести к жанру «слухов и толков»[38]. В Послании к «отцу» Ионе греховное происхождение Никона Аввакум связывает не с матерью (она оказывается русской и христианкой), а с отцом. «Я Никона знаю: недалеко от моей родины родился <...> отец у него черемисин, а мати русалка (русачка, русская), Минка да Манька; а он, Никитка, колдун учинилься, да баб блудить научился, да в Желтоводие с книгою поводился, да выше, да выше, да и к чертям попал в атаманы».
Перед нами знакомый мотив блудного (греховного, злого) рождения. Однако Никон не просто незаконнорожденный, «злой человек», мучитель, воплощающий антихристову природу. В спорах его противников он - сам Антихрист или же его предтеча.
Аввакум предполагает, что «антихрист будет царь, а не патриарх» [39]. Он опирается в своих рассуждениях на Писание и сочинения отцов церкви, а не на астрологические выкладки и видит в Никоне (еще в декабре 1666 года лишенного патриаршей власти) именно предтечу Антихриста. В своих сочинениях он неоднократно высказывается на эту тему. «Любимой антихристов предотеча». «Аще и не пришел он еще последней чорт; но скоро уже будет. Все уготовали предотечи его» («Книга бесед»)[40]. «...а иной смущает: "Никон - последней антихрист" <...> А последняго тово антихриста еще подождать» (Из послания Аввакума чадам, «во свете живущим»)[41]. «А Никон, веть, не последней антихрист, так - шишь антихристов, бабоеб, плутишко, изник в земли нашей. А которые, в зодийстем крузе увязше, по книгам смотрят, и дни и седмицы разделяюще, толкуют, - антихристом последним Никона называют: и то все плутня, а не со Святым Духом разсуждение» (Послание «отцу» Ионе).
В «Книге толкований» Аввакум рисует картину будущего рождения Антихриста. «А противник, еже есть антихрист, зачнется от блуда, от жены жидовки, от колена Данова.
Мнитмися, сам сатана зблудит с нею сим подобием, якоже змий ныне летает к женам, дьявольской же дух; и дасться зачатому душа за плоть матерню. А хотя и бусорман зблудит, ино тот же поганец, - духом своим дьявол помажет ево, так и стал помазанец».
Рождение Никона в нижегородской земле предварило в представлении Аввакума грядущее рождение посланника дьявола, он описывает его по аналогии с этим апокалипсическим событием. «Афанасий Великий пишет: идеже нозе Спасителя нашего, Христа, походиша, оттоле, от Галилеи, и антихрист изникнет; а не от нашея Русии» (Послание «отцу» Ионе). «Я от попа родился[42], а Никона черемисин Минька добыл в деревнишке, то есть разум слову сему.
Воньмите, тем образом и антихрист родится беззаконным, яко и Никон, последней предотеча его, от черемисина. Яко антихрист зачнется духом дьявольским от жены жидовки, тако и Никон зачатся от християнки черемисином».
Подобно Антихристу, патриарх - «великий обманщик», человек в личине добродетели, скрывающий за ней свою подлинную природу. Антихрист «исперва будет казатися людем кроток, и смирен, и милостив, и человеколюбив: слово в слово как Никон, ближней предтеча его, плакать горазд. Я ево высмотрил дияволова сына до мору-тово еще, - великой обманщик, блядин сын! Как-то при духовнике-том, Стефане [Вонифатьеве] вздыхает, как-то плачет[43], овчеобразный волк. В окно ис палаты нищим денги бросает, едучи по пути нищим золотые мечет! А мир-от слепой хвалит: государь такой-сякой, миленкой, не бывал такой от веку! А бабы молодые, - простите Бога ради, - и черницы (!), в палатах-тех у него веременницы, тешат его, великого государя пресквернейшаго. А он их холостит блядей. У меня жила Максимова попадя, молодая жонка, и не выходила от него: когда-сегда дома побывает воруха; всегда весела с воток да с меду; пришед, песни поет: у святителя государя в ложнице была, вотку пила <...> Слово в слово таков-то и антихрист будет. Лстив сый исперва, а егда поставят его царем <...> зверообразен будет, и жесток, и немилостив; тайну ту откроет всю сердечную злобную, да понесет пластать да вешать люди» («Книга толкований»).
Никон и на патриарший престол «по попущению Божию вскрался», «оболстя святую душу протопопа духовнаго царева, Стефана, являяся ему яко ангел, а внутрь сый дьявол». Аввакум сожалеет, что сам обманулся - к челобитной царю о поставлении Никона в патриархи приписал свою руку. «Ано врага выпросили и беду на свою шею» («Книга бесед»). Ср. в «Житии»: патриарх перед поставлением ведет себя «яко лис». «Ведает, что быть ему в патриархах, и чтоб отколя помешка какова не учинилась. Много о тех кознях говорить! Царь его на патриаршество зовет, а он бытто не хочет, мрачил царя и людей, а со Анною [Ртищевой][44] по ночам укладывают, как чему быть, и много пружався со дияволом, взошел на патриаршество Божиим попущением, укрепя царя своим кознованием и клятвою лукавою».
Мотивы блудной жизни переносятся на патриарха прежде всего потому, что он порушил старую веру, учинил «догматное пременение» - великую ересь на Руси. Нововведения Никона - «вор-блядь», предстающая в образе пьяной блудной церковной жены, которая «безпрестанно пиет кровь свидетелей Исусовых» (то есть мучеников за веру). «Ну, разумеете ли про жену-ту, чада церковная? Всякая ересь блядня глаголется» («Книга толкований») (Аввакум использует параллель к апокалипсическому образу [см.: Откр. 17, 3-6]). Отбросив размышления о конкретном происхождении Никона (строкой выше он предположил его матерью татарку), Аввакум заключает: «Да плюнем на него! Кто ево ни родил, однако блядин сын от дел звание приемлет[45]. Блядь пишется ложь[46]. Правда от Бога, а ложь от диявола. Сын он дияволь, отцу своему сатане работает». Никон - «еретик», «адов пес», «кобель борзой», «враг», апокалипсический «лживый пророк - учитель лукавой», блудный сын и пр., пр.
В «Книге толкований» Аввакум грозил Никону «местью», будущим «воздаянием» от Владыки. Он пережил своего противника чуть более чем на восемь месяцев. Известие о смерти патриарха дошло в Пустозерск (очевидно, без каких-либо подробностей), и протопоп успел откликнуться на это событие. Он ставит смерть Никона в общий ряд смертей сторонников реформ. «И Ларион-то, архиепископ Резанской зле изверг душю свою: ноги у него отсохли, и мучася много, изъчез, яко прах. Еще же и Иван Фокин, глупой еретик, погибе от земли, прогнило брюхо у него и внутренняя его чревеса и утроба истече <...> Тако же и Лаврентий, Казанской митрополит умре, и не погребоша его, и исполни град вони злосмрадныя <...> Еле человеком дыхать живущим в Казани той, дондеже мерьтвечину ту его земля взяла. Ну, сквозь землю с Ларионом-законоположником в кромешной ад! Да и Никон тако же нелепою смертию скончался. Да и все они, наследницы адъстии, умирают так».
Таким образом, через мотив
- рождения от блуда Аввакум объяснил
- злые деяния Никона, напророчил ему
- злую смерть-возмездие,
а когда она свершилась, то поставил ее в ряд смертей «наследников ада», поддержавших искоренение старой веры на Руси.
6.3. Искателям сюжетных образцов, на которые ориентируется протопоп Аввакум, поставивший себя в позицию святого (= противостоящего Антихристу), несомненно, следует обратиться к сочинениям Курбского. Оба автора описывают не только своих противников, но еще и составляют мартирологи - жизнеописания убиенных «властью антихристовой». Во второй части «Истории» Курбский помещает более 400 сообщений о мучениках, казненных Грозным. Мартиролог Аввакума - это многочисленные разбросанные по его сочинениям рассказы о казнях единоверцев.
Что означает появление такого рода сюжетов? Что они выражают? Структура «Истории» Курбского, как и примыкающих к ней произведений, равно структура цикла сочинений Аввакума находят прямой аналог в жанре «жития-мартирия», впервые откристаллизовавшегося в эпоху гонений на христиан в Римской империи. Только там мученикам противостоял мучитель - «чужой», язычник. В рассматриваемом сюжете мучители - свои, собственно, власть, государственный репрессивный аппарат. Приведу слова Д.С. Лихачева: «...мученичество в глазах Курбского распространилось на всю русскую землю. Вот почему отчасти Курбский прибегает к выражению - "Земля Святорусская" и переосмысляет его. Если выражение "Святая Русь" означало раньше по преимуществу [наименование] страны со многими святынями - монастырями, церквами, церковными реликвиями самого разнообразного характера, то теперь "Святая Русь" стала, с его точки зрения, еще и землей многих святых мучеников, невинных страдальцев...»[47]. Мученичество с эпохи позднего русского Средневековья разлилось по Русской земле, стало всеохватным и обыденным.
Конфликт, описанный Курбским и Аввакумом, - выражение глубочайшего социального и духовного раскола, пролегающего между властью и народом, государством и человеком. Если в ХVI веке последствия раскола не всегда очевидны, то в ХVII столетии в открытую оппозицию власти становится не менее четверти, а то и треть населения страны! Это крестьянский ответ на оформившееся самодержавие и крепостное рабство.
Р.Г. Скрынников писал о позиции Курбского: «Присяга на верность монарху, вступившему в союз с Антихристом, утрачивала законную силу. Долг каждого христианина заключался в том, чтобы не покоряться, а бороться с такой властью всеми возможными средствами. Всяк пострадавший в борьбе с Антихристом превращался в мученика, а пролитая им кровь становилась святой»[48].
Проявления раскола - опричнина (первая русская революция сверху), гражданские войны, церковный раскол, эмиграция (внешняя и внутренняя; ни в одной стране мира нет таких явлений, как казачество - первоначально формирующегося из беглых мужиков на границах царства - и старообрядчества, в чистом виде представляющего «культуру бегства»), бунты, репрессии и... неизбежная революция 1917 года.
Описанный сюжет, оформившись в эпоху позднего русского средневековья, никуда не исчез и в последующие столетия. Он так и остался выражением взгляда русского крестьянства на власть. В старообрядческой среде сложилась «теория расчлененного Антихриста», согласно которой все цари, начиная с Петра I, - это всего лишь ряд сменяющих друг друга Антихристов.
Историю можно рассматривать как набор точек зрения, выраженных в текстах. Задача исследователя учесть и описать все позиции. Рядом с рассмотренным сюжетом существуют прямо противоположные, повествующие об успехах государственного строительства, расширении земель, царе - Божьем помазаннике и т.п. Без них тоже невозможно понять нашу историю и ментальность. Но в данном случае стоит задача разобраться в том, какие дороги привели нас к 1917 году.
7. Следующее фундаментальное событие, сыгравшее ключевую роль в оформлении революционного движения, - становление «нового / лишнего человека». Данный процесс детальнейшим образом исследован авторами литературных произведений первой половины - середины ХIХ в., от 1820-х гг. и далее. Эти годы и есть то время, когда указанный социопсихотип впервые и совершенно отчетливо выступил на арену русской жизни. Хотя «лишние» герои знакомы нам со школы, понимаем ли мы природу и смысл явления?
А.С. Пушкин определяет состояние души Евгения Онегина, открывающего галерею «лишних», словом «недуг», в черновиках - «болезнь»[49]. В словаре В.И. Даля «недуг» толкуется как «боль, болезнь, хворь, хвороба, хворость, скуда, хиль, хилина, немочь, немога, немогота, болесть, скорбь (телесная), нездоровье. Болезнь или калечество прирожденное, немочь от рождения; постоянная, хроническая болезнь <...> Недужиться, давать себе повадку, нежничать собой, когда неможется»[50]. Слово «хандра» имеет аналогичные значения - «скука, тоска, уныние; ипохондрия <...> Такая хандра напала, что смерть!»[51].
У Пушкина это, как мы диагностировали бы сегодня, депрессивное состояние персонажа связано с равнодушием, потерей интереса к жизни и даже суицидальностью.
Недуг, <...>
Подобный английскому сплину,
Короче: русская хандра
Им овладела понемногу;
Он застрелиться, слава богу,
Попробовать не захотел;
Но к жизни вовсе охладел.
Как Child-Harold, угрюмый, томный
В гостиных появлялся он;
Ни сплетни света, ни бостон,
Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,
Ничто не трогало его,
Не замечал он ничего[52].
Автор-повествователь (образ близкий к Пушкину), несмотря на приятельские отношения с Онегиным, дает ему крайне негативные характеристики, видит в нем пустоцвет, непригодного для жизни человека.
Несносно (согласитесь в том)
Между людей благоразумных
Прослыть притворным чудаком,
Или печальным сумасбродом,
Иль сатаническим уродом,
Иль даже Демоном моим.
Онегин (вновь займуся им),
Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
Томясь в бездействии досуга
Без службы, без жены, без дел,
Ничем заняться не умел[53].
Потому автор бросает своего демонического двойника, даже не завершив его историю, - никаких перспектив за Онегиным нет, живой он вне жизни. «Я молод, жизнь во мне крепка; / Чего мне ждать? тоска, тоска!..»[54], - фактически этим восклицанием завершается онегинский сюжет.
Исследование «отличительных черт молодежи 19-го века» (Александр Сергеевич в письме к В.П. Горчакову, осень 1822 г.) / психологии романтического демонизма / скепсиса и отрицания жизни подвигает недавнего атеиста Пушкина к православной вере.
Более глубоко тему демонического отношения к жизни разрабатывает М.Ю. Лермонтов. «Герой времени» Григорий Александрович Печорин - «точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии». Не претендуя на указание путей лечения таких, как Печорин, автор восклицает: «Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить - это уж Бог знает!»[55].
Лермонтовский герой не только отрицает, у него есть и убеждения. Например, он убежден в том, что он «в один прегадкий вечер имел несчастие родиться». Разделяет он и убеждение своего друга, «скептика и метерьялиста», хромоного Мефистофеля-Вернера: «в одно прекрасное утро я умру»[56]. Не будет ошибкой сказать, что это о ненависти к вдруг ставшей непонятной и бессмысленной жизни, о желании смерти и одновременно о страхе перед ней. Данное состояние хорошо было знакомо юноше Лермонтову:
Душа сама собою стеснена,
Жизнь ненавистна, но и смерть страшна,
Находишь корень мук в себе самом...[57]
(«1831-го июня 11 дня»)
Рожденный из образа Демона (поэт написал 8 редакций одноименной поэмы) Печорин не понимает смысла своего присутствия на земле. Он сеет вокруг себя смерть, разрушение, несчастье - из-за него гибнет Бэла и ее отец, Грушницкий, разрушена жизнь Веры. Человеком, который хуже убийцы, называет его Мери и пр. (Ср.: как легко убивает Онегин своего друга (!) Ленского.) Желающий избавиться от своего «безумного», «бредящего» героя, Лермонтов легко расстается с ним, заставляя его умереть молодым, без объяснения причины. Хотя причина вполне понятна.
Термин «лишний человек» (в привычном нам значении) ввел И.С. Тургенев. Переняв эстафету у Пушкина и Лермонтова, Иван Сергеевич фактически всю свою творческую жизнь посвятил исследованию социопсихотипа «лишних-новых» людей. В повести «Переписка» писатель прямо определяет предмет своего художественного исследования. «Зато мы психологи. О да, мы большие психологи! - говорит герой повести Алексей Петрович, - Но наша психология сбивается на патологию; наша психология - это хитростное изучение законов больного состояния и больного развития, до которых здоровым людям нет никакого дела...»[58]. Новое у писателя, в частности, заключается в том, что рядом с героем появляется его психологический двойник: она, героиня, эмансипэ, в терминологии литературоведения - «тургеневская девушка».
Понятие «лишнего» предельно глубоко раскрыто Тургеневым в «Дневнике лишнего человека». Не знавший ни любви, ни светлых дней, приговоренный к смерти болезнью 30-летний Чулкатурин (вполне издевательская фамилия!) размышляет о своей несчастной судьбе. «Лишний - именно. К другим людям это слово не применяется... Люди бывают злые, добрые, умные, глупые, приятные и неприятные; но лишние... нет. То есть поймите мня: и без этих людей могла бы вселенная обойтись... конечно. Но бесполезность - не главное их качество, не отличительный их признак, и вам, когда вы говорите о них, слово "лишний" не первое приходит на язык. А я... про меня ничего другого и сказать нельзя: лишний человек - да и только. Сверхштатный человек - вот и всё. На мое появление природа, очевидно, не рассчитывала и вследствие этого обошлась со мной, как с нежданным и незваным гостем»[59].
Неотъемлемая черты «лишних-новых» - университетское образование, философское (с упором на западное, прежде всего немецкое любомудрие), естественнонаучное или медицинское. Т. е. речь идет о русском интеллигенте, о его рождении из пены «передовых», университетских «прогрессистских» идей. «Передовых», конечно же, по отношению к «предрассудку» - христианской вере.
В предсмертном письме к Марье Александровне герой «Переписки» признается: «В первой молодости я непременно хотел завоевать себе небо...»[60]. Во французском переводе повести добавлено то, чего нет в русском варианте: «и найти там Бога». Однако прошла «первая молодость», а вместе с нею и желание найти Бога. «Не бойтесь: я не стану вам навязывать никаких великих истин, никаких глубоких взглядов; у меня нет их - этих истин и взглядов. Я стал добрым малым - право. Мне скучно»[61], - пишет «философ» «филосовке», Марье Александровне.
Тургеневский герой явно списан с Печорина, который вспоминает о мечтах «первой молодости»: «были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права. И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтоб освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними <...> Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо, с своими бесчисленными жителями, на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!... А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы неспособны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастия, потому что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому»[62].
«А впрочем, кто скажет, что такое жизнь, что такое истина? Вспомните, кто не дал на этот вопрос ответа...»[63] (курсив оригинала. - В.В.), - рассуждает Алексей Петрович (в унисон Печорину). Во французском переводе Тургенев более конкретен: «("Вспомните вопрос, заданный Пилатом и оставшийся без ответа"). Речь идет о вопросе, заданном Пилатом Иисусу. "Что есть истина?", на который Иисус не ответил»[64] [см.: Ио. 18, 38]. Герой знает, что ответ в Евангелии есть, перед этим Христос говорит Пилату: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине» [Ио. 18, 37]. (Ср.: «Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь» [Ио. 14, 6]; «Благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» [Ио. 1, 17].) Ответ просто игнорируется; в новой, нигилистической, картине мира истина не выходит за рамки утверждений типа «дважды два четыре» или «...из меня лопух расти будет; ну, а дальше?».
Утратившие веру в Бога, «новые люди» настойчиво утверждают субъективные понятия о мире. Пожалуй, это единственное, что они делают всерьез. Героиня «Переписки» живет в сфере иллюзий. Критерий ее отношения к миру - субъективное «Я». Ключевое слово, определяющее ее идеалы, - «кажется». «Пусть зовут меня философкой, чудачкой, чем угодно - я останусь до конца верна... чему? идеалу, что ли? Да, идеалу. Да, я останусь до конца верна тому, от чего в первый раз забилось мое сердце, - тому, что я признала и признаю правдою, добром... Лишь бы силы мне не изменили, лишь бы кумир мой не оказался бездушным и немым идолом...»[65]. На том же субъективно-иллюзорном основании герой романа Достоевского «Преступление и наказание» Родион Раскольников строит свою теорию, определяющую, кому жить, а кому не жить.
Скепсис, злоба и тоска (Онегин), скепсис, разврат и власть над женщиной / насыщенная гордость (Печорин), комфорт и капитал, добытые исключительно преступлением (Чичиков), отрицание, разрушение ненавистного строя русской жизни, государства, церкви, - всего, что тормозит «прогресс» (Базаров), неучастие в жизни (Обломов), власть и деньги, полученные путем преступления, но для делания добра (Раскольников); разврат, педофилия (Свидригайлов), отказ от традиционной семьи (Марья Александровна), идея «жить втроем» (Лопухов, Рахметов) и т.п. - вот едва ли не полный набор экспериментальных «передовых» идей, которым «новый человек», русский интеллигент, теперь вольно или невольно, тайно или явно готов посвятить всю свою жизнь.
Но его не покидает и другое - тоска по утраченному, Высшему, идея служения. Первый с предложением нового идеала здесь подоспел Н.Г. Чернышевский. В романе «Что делать?» (1863) он манифестирует целую систему сакрального. Особое место в ней принадлежит образу и жизнеописанию Рахметова, выстроенным по агиографическому канону. Рахметов, безмерно преданный новому учению любви и справедливости, отрекшийся от женщины и семьи, жертвователь и аскет, стал «новым святым», образцом для «русских мальчиков», «героев» и «вождей», о коих вечно мечтают «тургеневские девушки». В ореоле святости у Чернышевского выступает и Она, Невеста всех женихов - символ Революции, «Новой России», зовущей в «хрустальный дворец» будущего / «рай на земле».
Так «новыми-лишними» была найдена идея, которая затмила весь их прежний скепсис.
8. Реабилитированный нигилист Рахметов - это ответ на Базарова. Тургенев отвечает Чернышевскому и Кº своими последними романами «Дым» (1867) и «Новь» (1877).
Жизнеописание Алексея Нежданова в романе «Новь». Предметом романа «Новь»[66] послужило явление, зародившееся в русской жизни в конце 60-х годов ХIХ в., - народничество (начало действия в романе - весна 1868 года).
Жизнеописание главного героя романа, Алексея Дмитриевича Нежданова составляет центральную сюжетную линию романа. Он - незаконнорожденный. «Нежданов родился <...> от князя Г., богача, генерал-адъютанта, и от гувернантки его дочерей, хорошенькой институтки (типичный мотив красоты-соблазна в подобных сюжетах), умершей в самый день родов» (155). «Отец никак этого не ожидал - оттого он и Неждановым его и прозвал» (вариант фамилии в черновиках - Незванов) (149). Его происхождение - «то горькое, что он всегда носил, всегда ощущал на дне души» (206). С рождения Нежданов поставлен в «фальшивое положение». Каждое напоминание о его происхождении вызывает у него болезненную реакцию. Паклин называет его не «демократом», а «аристократом... до некоторой степени». «То есть ты хочешь намекнуть на то, что я незаконный сын. Напрасно трудишься, любезный... Я и без тебя этого не забываю» (144), - отвечает сквозь принужденный смех Нежданов. Маркелов в минуту зла на своего удачливого соперника в любви говорит о «треклятом счастье всех незаконнорожденных детей, всех в[ыблядков]!». «Нежданов даже в темноте почувствовал, что весь побледнел, и мурашки забегали по его щекам. Он едва удержался, чтобы не броситься на Маркелова, не схватить его за горло... Кровью надо смыть эту обиду, кровью...» (258).
Нежданов - изгой. Отец «устроил его судьбу...», обеспечил ему «хорошее воспитание» (149) и университетское образование, однако Алексей Дмитриевич не принадлежит миру своей аристократической семьи. Братья, князья Г., выдают ему «пенсию» с завещанных родителем шести тысяч рублей, но в их доме он не принят, потому как «совсем с толку сбился, республиканец какой-то» (149). Негодуя на отца, Нежданов на виду у всех «занимался «одними политическими и социальными вопросами, исповедовал самые крайние мнения (в нем они не были фразой!)» (156). В отместку отцу, случайный отпрыск сделался тем же нигилистом, которых тот так ненавидел.
Госпожа Сипягина видит в Нежданове студента «без роду, без племени» (296). Для ее супруга, «общественного столпа, будущего министра» (152) он довольно скоро превращается в «безродного проходимца» (351). Для него же мир аристократов не просто чужд, но враждебен. В доме Сипягиных он знакомится с господином Калломейцевым, «настоящим петербургским «гранжаром» высшего полета» (161). Уже при первой встрече он «внезапно <...> в Калломейцеве почувствовал врага!» (174). Марианна, покидая родственников вместе с Неждановым, заявляет своей тетушке: «Разве между вашим домом и мною не целая бездна, бездна, которую ничто, ничто закрыть не может?» (299). Алексей Дмитриевич вполне мог бы повторить за ней эти слова.
Однако Нежданов не одиночка, а представитель молодежного революционного кружка. Может быть, здесь он свой? Это не так. Он тяготится своим присутствием в кружке, опекой соратников, невольно стремится освободиться, уйти и от них. Алексей Дмитриевич с удовольствием уезжает из Петербурга в деревню к Сипягиным и не только потому, что они обещали ему хорошо заплатить за обучение сына. «И чтоб от вас всех [соратников] на время удалиться» (154). Нежданов удовлетворен, что «вышел на время из-под опеки петербургских друзей» (182). В момент своего бездействия в деревне «он был недоволен собою, <...> а на душе у него - где-то там, очень далеко внутри - было недурно; он испытывал даже некоторое успокоение» (!) (214-215). Нежданов «сознает себя одиноким, несмотря на привязанность друзей» (156), называет себя «бездомным горемыкой» (221). Приходится ему расстаться и с иллюзией близости к народу. «Между ним и деревенским людом существовал овраг или ров, через который он никак не мог перескочить» (213-214). Ср.: в письме к Владимиру Силину Нежданов пишет о «стене» между собой и мужиком Елизаром (это тем более замечательно, что Елизар - «светлый ум и душа свободная, безо всяких пут» (см.: 327)). Его «хождение в народ» закончилось полным провалом. Он - «чужак» для мужиков (см.: 340). Таким образом, главный герой исключен из мира семьи, аристократии (врагов), отдален от друзей и еще более - от народа; его изгойство стремится к абсолюту. Ему вообще нет места на земле.
Обстоятельства рождения определили несчастье судьбы героя. «Не под счастливой звездою родился Нежданов; нелегко ему жилось. Он сам глубоко это чувствовал» (156). (В черновиках: «Натура трагическая и трагическая судьба» (403)).
«"Скажите, - спросил ее [Марианну] наконец Нежданов, - отчего вы меня назвали несчастливым? Разве вам известно мое прошедшее?"
Марианна кивнула головою <...> "Мне известно... ваше происхождение"» (210). Сипягина рассказала ей, «какая существует случайность» в жизни Нежданова. «Фальшивое положение, в которое он был поставлен с самого детства, развило в нем обидчивость и раздражительность <...> Тем же самым фальшивым положением объяснялись и противоречия, которые сталкивались в его существе» (155).
По темпераменту Нежданов меланхолик, задумчивый, постоянно рефлектирующий человек (см.:156, 233 и др.). Автор описал глубоко больного человека, хотя сделал он это как мастер, который хотел в определенной мере скрыть симптомы болезни, а не выставить их совершенно явным образом. Принципиально, что герой изначально задуман «раздраженным и больным» (см.: 408, 413). На страницах романа предстает человек, лицо которого выражает «неудовольствие и досаду», он находится «в нервозном состоянии» (141). «Что-то горькое, не то скука, не то злость, тайно забралось в самую глубь его существа» (171), лицо его выражает «смесь различных тревожных ощущений: досады, смущения, нетерпения... даже уныния» (286). Он угрюм, раздражен, задумчив, охвачен какими-то тайными «темными» («серыми, скверными» - см.: 326) мыслями - и это обычное его состояние. В финале его нервозность резко обостряется, переходит в депрессию, он уже не может освободиться от навязчивых черных мыслей. (Ср. об антиподе Нежданова, Соломине: «Уравновешенный характер <...> спокойная, крепкая сила <...> тревоги нет... и равновесие, равновесие!.. Вот это главное; именно чего у меня [Нежданова] нет» (267). «Уравновешенная» душа» (330); «спокойный какой-то» (328). Паклин восхищен, в том числе и тем, что Соломин «здоров - как рыба... <...> да нервы у него молчат, <...> значит: молодец!» (387-388.))
Нежданов рожден не столько для жизни, сколько для смерти. «Он лег спать рано, но заснуть не мог. Его посетили <...> темные мысли... о неизбежном конце, о смерти. Они были ему знакомы». Стихи, которые пишет двадцатитрехлетний герой, посвящены смерти: «Милый друг, когда я буду / Умирать» (202) и т. д. Во время чтения вслух романа Шпильгагена «Один в поле не воин» (Марианну и Нежданова привлекает в произведении тема крестьянского восстания) он совершает странный, истерический поступок. «Он стремительно встал - и, подойдя к ней, упал к ее ногам. <...> и начал говорить странные, бессвязные, отчаянные слова! «Он хотел умереть, он знал, что умрет скоро...» (324). Рядом с Марианной он ощущает себя трупом, «существом полумертвым» (325). «Он чувствовал одно: какая-то темная, подземная рука (!) ухватилась за самый корень его существования - и уже не выпустит его» (349). Уяснив свое положение, Нежданов говорит: «Марианна, во мне сидят два человека - и один не дает жить другому. Так я уж полагаю, что лучше перестать обоим жить» (370). В финале романа он покончил с собой. Ему «было как-то приличнее умереть, нежели жить» (9, 379).
В описании смерти героя является сама судьба, сила таинственная и темная в художественном мире Тургенева. Нежданов стреляется, когда, как ему кажется, он стоит на пороге новой жизни, когда в ней впервые появляется что-то похожее на счастье. Искривленная, засохшая яблоня, возле которой он спустил курок револьвера, символизирует его злую, несчастную, бесплодную судьбу (см.: 376). Марианна и Соломин «поражены, потрясены, уничтожены», «но не изумлены» поступком Нежданова. «Как мы этого не предвидели?» - думалось им; и в то же время им казалось, что они... да, они это предвидели» (377). Им не зря казалось. Они подсознательно желали, чтобы Нежданов ушел, не мешали ему уйти - он был лишний между ними. Так строит текст Тургенев.
Строит он его все по той же модели:
- незаконное рождение,
- злая судьба,
- злая смерть.
Писатель, посвятивший всю свою жизнь исследованию «нового человека», подводит итог, представляя его в образе и жизнеописании главного героя «Нови». Еще в «Дневнике лишнего человека» (1850) Тургенев констатировал появление в русской жизни «нежданного и незваного гостя». Спустя более четверти века в «Нови» он явился под фамилией Нежданов (в черновиках - Незванов).
В основе романа лежит «нечаевское дело». В именах «деятелей», реального и литературного, возникает знаменательная далеко не случайная перекличка: Нечаев, Нежданов (Незванов). Тургенев дал Алексею Дмитриевичу фамилию идентичную фамилии руководителя тайного общества «Народная расправа». Мог ли он знать конкретную историю ее появления? Отец Сергея Геннадьевича Нечаева был незаконнорожденным. Однако более всего поражает другое: когда Тургенев писал от имени «лишнего» дневник, один из первых кровавых идеологов и практиков революции Сергей Нечаев был младенцем. Он родился в 1847 году...
Зачем пишется роман с такой биографией героя? Единственно для того, чтобы судить революционную идею. Маркелов, соратник Нежданова, следовательно, его функциональный двойник, формулирует один из основных постулатов революционной идеологии: «Кто не с нами, тот права жить не имеет...». Он жалеет о том, что не смог поднять народ на бунт. «Не так принялся! Надо было просто скомандовать, а если бы кто препятствовать стал или упираться - пулю ему в лоб! тут разбирать нечего» (363). О нем в черновиках: «Может быть кровожаден, не умеет ни прощать, ни забывать <...> Читает очень мало - прочел, что нужно (Герцена, в особенн<ости>), и готов на дело <...> Совершенно удобная и готовая почва для Нечаевых и Кº <...> вообще, он не голова - а правая, вооруженная рука») (403-404).
Тургенев разгадал революционную идеологию - это идеология приговора и убийства. Писатель свидетельствует о явлении «нового-лишнего» человека, выблядка (см.: 258); на его рождение природа не рассчитывала, он явился вопреки законам вселенной. Его миссия - революция. Более чем за полвека до катастрофы Тургенев предсказал, «распознал <...> зерно русской революции, когда оно еще только давало ростки под землей»[67], - сказал Мопассан. И более чем за полвека до 1917 года либерал Тургенев вынес приговор идеологам революции с позиции Христа...
9. Как мы видим, Россия шла к неизбежному. Но все-таки, можно ли было избежать? Думается, да. Нужны были реформы, продуманные, контролируемые, сделанные вовремя. Опоздали с отменой крепостного права, так и не наделили народ собственностью на землю, опоздали с конституцией...
Рассмотренный сюжет диагностирует отношение народа к самодержавной власти. Актуален ли этот сюжет сегодня? Несомненно. Едва ли не абсолютное неприятие олигархии, социальной несправедливости, коррупции (истории типа «Сердюков - Васильева» наносят непоправимые удары по авторитету власти), непродуманной политики в области науки и образования, игнорирования вопросов культуры (чего стоит продукция наших телеканалов!) - это характеристика обыденного сегодня отношения народа к власти. Если добавить сюда отсутствие реальных экономических реформ, социальных лифтов и перспектив для человека профессии, неуважение к профессионализму, отставание в развитии от конкурирующих государств, то уже этого достаточно, чтобы страна при соответствующих обстоятельствах вновь обрушилась в хаос.
Всеми этими проблемами надо было заниматься «еще вчера».
Никуда не делся и «новый человек». Сегодня это самый распространенный тип нашей цивилизации. Его сущность, как мы видели, заключается в том, что это человек без Бога и вне Бога. По словам Лермонтова, у него «одна половина души <...> высохла, испарилась, умерла». Проанализированная архетипика очень четко показывает, что в таком случае происходит единственное - актуализируется вторая половина души, демоническая, и человек - опять же прав Михаил Юрьевич - делается «нравственным калекой»[68]. Его излечением необходимо заниматься в первую очередь. Это сфера, где должны активно работать и церковь, и культура, и образование. И, как мы видим, наука, поскольку в настоящем очерке представлены культурные универсалии, а их исследование - чисто научная проблема.
Васильев Владимир Кириллович, кандидат филологических наук, доцент Сибирского федерального университета, член Союза кинематографистов РФ, г. Красноярск
[1] Юнг К.Г. Эон (АION) исследование феноменологии самости // [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://svitk.ru/004_book_book/7b/1804_yung-eon.php (дата обращения: 17.02.2017).
[2] Там же.
[3] Ср.: Пиотровский М.Б. Адам // Мифы народов мира: В. 2 т. М., 1991. Т. 1. С. 42.
[4] Святой Ипполит, епископ Римский. О Христе и Антихристе. СПб., 2008. С. 217. (Или.: «Как Христос рождается от колена Иудина, так из колена Данова родится антихрист» (Там же. С. 277).)
[5] Апокрифическая легенда приписывает отцовство Иуды Искариота Рувиму-Симону «из колена Данова». Легенда строится по схеме «Эдипова сюжета»: Иуда становится убийцей отца и мужем своей матери, кровосмесителем. (См.: Аверинцев С.С. Иуда Искариот // Мифы народов мира. Т. 1. С. 581.)
[6] «В том же Хоразине [граде] будет черница девою, дщи некоего болярина. Седящи в келии своей услышит в винограде своем птицу, поющу таковые песни, иже ни ум человечь возможет разумети. Она же открывши оконца и хотя обозрети птицу, птица же возлетевши и зашибет ея в лице, черницы тоя, и в том часу зачнется у нея сын пагубе, окаянный антихрист» (Тихонравов Н.С. Памятники отреченной русской литературы. М., 1863. Т. 2. С. 262).
В данном отрывке явно видится пародийно перевернутое описание рождения Христа от Святого Духа, воплощением которого является птица - голубь [см.: Мф 3,16; Мк. 1, 10; Лк. 3, 33; Ин. 1, 32]. Профанной фигурой, соотносимой с Богородицей, выступает черница. Место зачатия Антихриста тоже не случайно: Хоразин - город, жители которого не уверовали в Христа, творившего пред ними чудеса, и не покаялись. За это им был обещан суд: «Тогда начал Он укорять города, в которых наиболее явлено было сил Его, за то, что они не покаялись. Горе тебе, Хоразин!» [Мф. 11, 20-21]. (Ср.: Лк. 10, 12-13.)
[7] Ср.: Аверинцев С.С. Антихрист // Мифы народов мира. Т. 1. С. 86.
[8] «Не сам диавол делается человеком, подобно вочеловечению Господа, да не будет!, но рождается человек от блуда и принимает на себя все действие сатанино» (курсивом выделено в издании. - В.В.) (Преподобный Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. М., 2003. С. 268).
[9] Интересно продолжение размышлений Аввакума: «Мнитмися, сам сатана зблудит с нею сим подобием, якоже змий ныне летает к женам, дьявольской же дух; и дасться зачатому душа за плоть матерню» (Памятники истории старообрядчества ХVII в. Кн. I. Вып. I // Русская историческая библиотека. Л., 1927. Т. 39. Стб. 460). По этой версии сатана и Антихрист - это отец и сын.
[10] Отсюда многочисленные поиски имен, титулов и сочетаний, которые соответствуют «числу зверя». Среди них: Лампетис / Лампеций, Титан, Датинник, Венедикт / Бенедикт, Еванфас, Латинос, Антемус, Арнуме и даже Магомет, Никон (патриарх), Наполеон. (См.: Толкование на Откровение 13:18. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://bible.optina.ru/new:otkr:13:18 (дата обращения: 10.07.2016). Старообрядцы ставили в этот ряд не только имя патриарха Никона, но и имена Никонор, Никопол, Никодим и Никифор, а также Титин. (См.: Перетц В.Н. Слухи и толки о патриархе Никоне в литературной обработке писателей XVII-XVIII вв. // Известия 2-го отд. АН. СПб., 1900. Т. 5. Кн. 1. С. 134, 155.) Число 666 авторы-бегуны видели и в искаженном титуле Петра I «иператор». (См.: Гурьянова Н.С. Крестьянский антимонархический протест в старообрядческой эсхатологической литературе периода позднего феодализма. Новосибирск, 1988. С. 39.)
[11] В расколах христианства матрица «анти» выступает как методология восприятия и описания противной стороны.
[12] Ср. о слугах дьявола, духах зла, бесах: «Образ, который они принимают, также зависит от их выбора; а так как самая сущность бытия бесов - ложь, образ этот - фальшивая видимость, маска. По характерной русской пословице, "у нежити своего облика нет, она ходит в личинах". Чтобы добиться полного доверия соблазняемого, бесы могут принять образ светлого ангела или даже Иисуса Христа» (Аверинцев С.С. Бесы // Мифы народов мира. Т. 1. С. 170).
[13] Исторический опыт свидетельствует, что разгадать эту тайну (и на частном и на коллективном уровне) невероятно сложно. Так, ни большинству нации, ни легиону представителей, относимых к лучшим ее умам, при начале не удалось разгадать природу коммунизма. Это верно и по отношению к фашизму. Тот же Юнг в 1930-е годы принял его за очищающее добро.
[14] См.: Аверинцев С.С. Антихрист. С. 85.
[15] «Льстец» - именование не только Антихриста, но и дьявола. «Льстьць» - «специально о дьяволе» (Старославянский словарь (по рукописям X-XI веков). М., 1994. С. 313).
[16] См.: Аверинцев С.С. Антихрист. С. 86.
[17] В «Словаре русского языка ХVIII века. Вып. 2. (Бепристрастный-Вейэр)» (Л., 1985. С. 72) отмечено относительно слов с корнем блядˈ - «после 1730-х гг. в книгах как непристойные не употр.».
[18] Блуд - «‛злой дух, который заставляет плутать, блуждать пьяных' калуж., смол. <...> ‛нечистый дух, живущий в лесу՚՚ новг. <...> ‛ՙтот, кто заблудился, потерял дорогу՚՚ новг. <...> укр. <...> нечистая сила, сбивающая с дороги՚» (Аникин А.Е. Русский этимологический словарь. Вып. 3 (бе-болдыхàть). М., 2009. С. 266).
[19] Ср.: «грешити» - «промахнуться, не попасть в цель»; «грешити помысла своего - потерпеть неудачу в своем намерении, ошибиться» (Словарь древнерусского языка (ХI-ХIV вв.) Т. II. (възалкати-добродельникъ). М., 1989. С. 399).
Стоит также отметить, что слова с корнем грех- / греш- входят в общее семантическое поле со словами «болезнь», «горе», «беда», «неудача», «несчастье», «проклятие» и т. п.
[20] Слово «разврат» выражает идею смены пути, «разворот» - от пути истины на путь прямо противоположный.
[21] Блуд - (словен.) «сладострастие» (Аникин А.Е. Русский этимологический словарь. Вып. 3. С. 266).
[22] Интересны также другие значения. Блуд - «безумие, бред» (Аникин А.Е. Русский этимологический словарь. Вып. 3. С. 266). «Лтш. blèdis ʿплут, мошеникʾ» (Там же. С. 278).
[23] Мережковский Д.С. Атлантида-Европа: Тайна Запада. М., 1992. С. 24.
[24] Из Изборника 1076 года // Библиотека литературы Древней Руси. ХI-ХII века. СПб, 1999. Т. 2. С. 443.
[25] Там же.
[26] Курбский А. История о великом князе Московском // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина ХVI в. М., 1986. С. 218-399. (Сноски на издание даны в круглых скобках только с указанием страницы.)
[27] Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М., 1993. С. 11.
[28] Второй сын Василия III, Юрий, был младше Ивана почти на два года и родился уродом - глухонемым. Курбский однозначно воспринимает Юрия в демоническом свете. Для Грозного же его брат - «святопочивший», так он называет его, уже покойного, в Первом послании к Курбскому (см.: Переписка... С. 27).
[29] Переписка... С. 117.
[30] Там же. С. 115.
[31] Там же. С. 117.
[32] См.: Демкова Н.С. Житие протопопа Аввакума: (Творческая история произведения). Л., 1974. С. 67-106.
[33] Написана в 1674-1677 гг.
[34] Написано в годы царствования Федора Алексеевича (1676-1682). Н.Ю. Бубнов предлагает датировать Послание 1677-1678 гг. (См.: Бубнов Н.Ю. Послание протопопа Аввакума к отцу Ионе и чадам, «во свете живущим» (1677-1678 гг.) // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 52. С. 675-683.)
[35] Сочинение о происхождении Антихриста из Прянишниковского сборника опубликованы Н.С. Демковой. (См.: Демкова Н.С. Неизвестные и неизданные тексты из сочинений протопопа Аввакума // Труды Отдела древнерусской литературы. М.; Л., 1965. Т. 21. С. 217, 230-233.) «...Прянишниковский сборник отразил определенный этап работы Аввакума над своими сочинениями в 1677-1681 гг.» (Там же. С. 219).
[36] В 12 лет Никон ушел из семьи из-за отношений с мачехой в Макарьев Желтоводский монастырь в послушники.
[37] Мирское имя патриарха Никита Минин (Минов).
[38] См.: Перетц В.Н. Слухи и толки о патриархе Никоне в литературной обработке писателей XVII-XVIII вв. // Известия 2-го отд. АН. СПб., 1900. Т. 5. Кн. 1. С. 123-190.) Их обработку В.Н. Перетц называл плодом «досужей, но злобно направленной фантазии» (Там же. С. 143) и т. п.
[39] Бороздин А.К. Протопоп Аввакум. Очерк по истории умственной жизни русского общества в ХVII веке. СПб., 1900. 2-е изд. Приложение. С. 37.
[40] «Книга бесед» создавалась в 1669-1675 гг. (По предположению Н.Ю. Бубнова - около 1673-1675 гг. (См.: Бубнов Н.Ю. «Книга бесед» протопопа Аввакума: история создания произведения // Книга в России ХVI - середина ХIХ в. Распространение, библиотеки, читатель. Л., 1987. С. 17-31.)) Цитируется «Беседа восьмая», время ее написания - до 6 июня 1673 года.
[41] Демкова Н.С. Неизвестные и неизданные тексты... С. 235.
[42] «Мой отец какой-никакой, но поп, а ты от кого?» - можно увидеть за этим позицию протопопа по отношению к патриарху. При этом в «Житии» со свойственной ему прямотой Аввакум сообщал о своем родителе то, о чем другой, может быть, и промолчал: «Отец мой прилежаше пития хмелнова».
[43] В нарисованном Аввакумом портрете Никона В.В. Виноградов справедливо видит «маску сатаны» (Виноградов В.В. К изучению стиля протопопа Аввакума, принципов его словоупотребления // Труды Отдела древнерусской литературы. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 373).
[44] См. о ней: Робинсон А.Н. Два русских женских характера (ХVII в.) // Искусство слова. М., 1973. С. 31-39.
[45] «От плодов научил нас Христос познавати их, а не от басен», - писал Аввакум о никонианах.
[46] Не стоит видеть в Аввакуме грубого, бранящегося человека. Такое понимание было бы современным и модернизированным. Для него, как и для других средневековых авторов, использовавших аналогичную лексику, она была не бранью, а тем необходимым средством, которое позволяло точно описать природу явления. Аввакум при помощи слов, образованных от корня блуд/бляд', описывает эсхатологическую картину - мир в преддверии Антихриста. Это универсально заблудший мир - других, более точных, слов для его описания просто нет.
Вот что пишет, например, Б.А. Успенский по поводу выражения блядин сын. «Необходимо подчеркнуть, что выражение блядин сын первоначально, по-видимому, не отождествлялось с матерщиной и само по себе не являлось предосудительным, т. е. не относилось к разряду НЕПРИСТОЙНЫХ выражений» (Успенский Б.А. Избр. труды. Т. II. Язык и культура. М., 1994. С. 60). Недопустимо было применять его к православному христианину. Аввакум же пишет о тех, кто, по его мнению, от истинной веры и от Христа отпали.
А. Юрганов задается вопросом «чем объяснить, что по числу упоминаний словосочетание "блядин сын" резко возрастает к середине XVII в.?» (Юрганов А. Из истории табуированной лексики // Одиссей. М., 2000. С. 194). Прежде всего тем, что с периода церковного раскола противниками реформ русский мир начинает устойчиво восприниматься как эсхатологический, Московское царство в их глазах становится царством блядина сына / Антихриста, то есть царством, потерявшим истинный путь.
Согласно данной позиции, бывают не только непутние, блудные люди, но и непутние, блудные государства...
[47] Лихачев Д.С. Стиль произведений Грозного и стиль произведений Курбского (царь и «государев изменник») // Переписка... С. 211.
[48] Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 196.
[49] Пушкин А.С. Евгений Онегин: Другие редакции и варианты // Пушкин А.С. Полн. Собр. соч.: В 16 т. Т. 6. Евгений Онегин. М.; Л., 1937. С. 244.
[50] Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1989. Т. 2. С. 517.
[51] Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1991. Т. 4. С. 542.
[52] Пушкин А.С. Евгений Онегин: Роман в стихах // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. Т. 6. С. 21.
[53] Там же. С. 170.
[54] Там же. С. 199.
[55] Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени // Лермонтов М.Ю. Полн. собр. соч.: В 5 т. Т. 5. Проза и письма. М.; Л., 1937. С. 186.
[56] Там же. С. 248.
[57] Лермонтов М.Ю. 1831-го июня 11 дня («Моя душа, я помню, с детских лет...») // Лермонтов М.Ю. Полн. собр. соч.: В 5 т. Т. 1. Стихотворения, 1828-1835. М.; Л., 1936. С. 179.
[58] Тургенев И.С. Переписка // Тургенев И.С. Полн. собр. соч.: В 30 т. Соч.: В 12 т. 2-е изд. М., 1980. Т. 5. С. 27.
[59] Тургенев И.С. Дневник лишнего человека // Тургенев И.С. Полн. собр. соч.: В 30 т. Соч.: В 12 т. М., 1980. Т. 4. С. 173.
[60] Тургенев И.С. Переписка. С. 47.
[61] Там же. С. 25.
[62] Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени. С. 317-318.
[63] Тургенев И.С. Переписка. С. 48.
[64] Там же. С. 401. Примечания.
[65] Там же. С. 35.
[66] См.: Тургенев И.С. Полн. собр. соч.: В 30 т. Сочинения: В 12 т. 2-е изд. М., 1982. Т. 9. С. 133-389. (Сноски на издание в круглых скобках только с указанием страницы.)
[67] Мопассан Ги де. Собр. соч.: В 13 т. М., 1950. Т. 13. С. 64.
[68] Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени. С. 273.
1. А вот здесь устно: