Вступив в ХХI век, Россия, в условиях геополитической конфронтации, финансово-экономической нестабильности и конкуренции, столкнулась перед выбором идеологии общественного развития. Сбылось пророчество Ф.М.Тютчева.[1]Малоэффективное либерально-демократическое реформирование по западным образцам, ориентированное на вхождение России в так называемую мировую цивилизацию 90-х годов, обернулось разгулом бандитского капитализма, вооруженного сепаратизма, нигилистическим отрицанием её самобытности, ее культурных традиций, [2] снижением ее геополитического статуса.Исторически обусловленный защитой России от распада консервативный вектор развития России двух тысячных годов, в настоящее время не только не обеспечивает ее поступательное развитие, но в условиях глобализации, жесточайшей конкуренции не гарантирует само существование российского государства. «Ах, я закидывал свою сеть в моря их, желая наловить хороших рыб, но постоянно вытаскивал я голову какого-нибудь старого бога»- писал Ф.Ницше[5, с.92]. Неэффективное, основанное на консервативной идеологии, государственное управление, выделенное на Гайдаровском экономическом форуме (январь 2017 г.) в качестве основного вызова, стоящего перед Россией - непросто неприличный знак нашего времени, но фактор национальной безопасности.
Это свидетельствует о том, что тотальное господство одной идеологии - либеральной, либо консервативной и соответствующих им технологий социального развития являются контрпродуктивными для современной России. Идеология, наиболее адекватно отвечающая вызовам времени - есть идеология неоконсерватизма, предполагающая сочетание, как консервативных, так илиберальныхсоциальных решенийи практик.
Видимо наиболее простым и очевидным способом определения либерализма и консерватизма будет перечисление решений конкретных вопросов, предлагаемых теми, кто называет себя либералами и консерваторами. При этом, либерализм утверждает ценность индивидуальной свободы, консерватизм - ценность традиции, сложившегося порядка.
Поскольку субъектами исторического процесса являются народные массы, всякая политико-философская концепция опирается на определенное представление о человеке. Она исходит из того, чем человек является в настоящем, и образом человека будущего, каким он должен, или не должен стать в результате определенных политических преобразований.
Существенной характеристикой человеческой природы является допущение о ее добро-, либо зло-предрасположенности. Отчетливо эту мысль сформулировал Карл Шмитт: «Все теории государства и политические идеи можно испытать в отношении их антропологии и затем подразделить в зависимости от того, предполагается ли в них, сознательно или бессознательно, «по природе злой» или «по природе добрый» человек. Различение имеет обобщённый характер, его не следует рассматривать в конкретном моральном или этическом плане. Главным здесь является представление о человеке, как предпосылки всех дальнейших политических расчетов, ответ на вопрос, является ли человек существом «опасным» или безопасным, рискованным или безвредным, нерискованным» [11, с.61].
Очевидно, в границах данной политико-антропологической дихотомии либерализм предполагает, что человек «по природе добр» и способен сам, без политического принуждения раскрыть свои лучшие задатки, в то время как консерватизм исходит из обратного. Именно проект антропологического оптимизма привёл к рождению либерализма. Его провозвестие можно обнаружить в «Великой хартии вольностей» 1215 г., им проникнут классический либерализм XVII-XVIII вв. Напротив, энергияантропологического пессимизма, породившая кровавые эксцессы Французской революции, приведшая к возникновению классического консерватизма.
Проблемы либерализма
В современном английском философско-политологическом дискурсе сложилось довольно чёткое разграничение: за словом «freedom» закрепился метафизический контекст, за словом «liberty» - политический. В метафизическом контексте свобода противопоставляется детерминированности, в политическом - принуждению.Либерализм, таким образом, сосредоточен не на проблеме внутренней свободы воли, а на проблеме независимости от внешнего принуждения. В принципе, человек свободен, либо нет. Свобода у человека есть (или её нет) вообще, в принципе, но его воля может быть ограниченной политическими обстоятельствами.
Если метафизическая проблема свободы преимущественно решалась философами умозрительно, то в политическом плане соотношение свободы и принуждения всегда связывалось с исторической ситуацией. Макиавелли в «Истории Флоренции» обратил внимание на глубокую и естественную вражду, существующую между стремящимися властвовать и нежелающими подчиняться [4], другими словами - между стороной консервативной, стремящейся навязать или сохранить некий общий порядок, и стороной либеральной, требующей индивидуальных послаблений. Существуя во все времена, этот конфликт наполнялся различным содержанием. «Мирная история обществ - это история непрекращающегося торга, сторонами которого выступали и выступают индивиды, их объединения, институты, политические партии, отстаивающие свободу волеизъявления или государственное принуждение в конкретных принципиальных вопросах» [9].
Возникновение либерализма связывают прежде всего с осознанием необходимости не экономической, а религиозной свободы. Как отметил Джон Роулз: Реформация «вносит в представления людей о своём благе трансцендентный элемент, не допускающий компромисса. Этот элемент понуждает либо к смертельному конфликту, пределы которому ставят лишь обстоятельства и истощение, либо к равной свободе совести и свободе мысли. Только на основании последних, прочно укоренённых и публично признаваемых, возможно разумное политическое представление о справедливости. Политический либерализм начинается с осознания абсолютной глубины этого неразрешимого конфликта» [13, p.28]. Политический либерализм становится результатом длительных и изнурительных религиозных войн, приведших к осознанию того, что трансцендентное, имеющее неограниченные притязания, должно быть удалено из пространства публичного как источник смертельного конфликта.
В то же время,если человеческие планы строятся целиком из эмпирического материала, если цели, побудительные причины, смыслы не выходят за рамки индивидуального телесного существования, то он оказывается не более чем рациональным эгоистом. Исключение организующего трансцендентного начала, зачастую оказывается лишь бессвязным набором эмпирических действий, направленных на удовлетворение потребностей, интересов, максимизацию полезности и т.п.
Проблемы либерализма признаются даже его адептами. А.Токвиль, И.Берлин, Г.Соренсен [8,1,14] и многие другие указывают на невозможность бесконфликтно соотнести базовые ценности, провозглашаемые либерализмом, прежде всего свободу и равенство. Всякая попытка государства, реализуя принцип равенства, уравнять возможности граждан связана с ограничением чьей-то свободы, и практически любая уступка индивидуальной свободы ведёт к неравенству. Вот говорят "каждому своё". Интересно, а где же взять столько своего, чтобы каждому хватило? Или, как говорится, миллиардером может стать каждый, но миллиардерами не могут быть все. Все современные либеральные теории располагаются на шкале между равенством и свободой, предлагая собственную модель сочетания этих конфликтующих ценностей, при этом всякий рецепт оказывается уязвимым для критики.
Либерализм, изначально затрагивавший религиозное, затем экономическое поведение, передается и на другие сферы расширяя сферу приватного. Одним из таких проявлений является вторжение с приватными нормами в публичное пространство в форме, например, гей-парада. Очевидно, нетрадиционная сексуальная ориентация не должна преследоваться, но ее и не следует пропагандировать, как и гетеросексуальность, тем более несовершеннолетним. Пропаганда гомосексуализма в стране, в которой столь велико влияние религиозных традиций, образует основной источник гомофобии. Все гей-парады в России проходили лишь под прикрытием правоохранительных органов, завершались открытыми конфликтами и скандалами, но организаторы этих мероприятий упрямо настаивают на их проведении, вызывая еще большую волну общественного негодования, подвергают опасности участников таких акций [3].
Конфликтность, «агональность» либерализма - не единственная проблема. Ключевые жепроблемы либерализма лежат в области антропологии. Жесткую критику либеральной политической антропологической модели мы встречаем уже у Платона в его описании «демократического» человека, подчиняющего свою жизнь сонму мелких вожделений, следующего своим сиюминутным желаниям без всякого порядка, считающего, что «все вожделения одинаковы и заслуживают равного уважения» [6, с. 561]. Там же мы находим и описание бедствий, которые грозят обществу и государству при утверждении такого типа человека: «...тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство». Сегодня либеральный фундаментализм отвергает даже известный финансист, либерал и антикоммунист Дж. Сорос. В своей книге «Кризис мирового капитализма»он на основе анализа потрясений в мировой финансовой системе высказывает мнение, что невмешательство государств в регулирование экономических процессов не только не создаёт наилучших условий экономического развития, но и приводит к катастрофическим последствиям [7].
Таким образом, освобождение индивида, экономики из-под дисциплинирующего и организующего воздействия государства, - утверждают критики либерализма, - неизбежно порождает взаимосвязанные и гибельные, как для общества, так и самого индивида последствия.
Проблемы консерватизма
Классический консерватизм как известно возник как реакция на Французскую революцию. А в революции, разумеется, побеждает не тот, кто заваривает кашу, а тот, кто ее ест. Но, основной упрек консерваторов к либералам изначально был сформулирован как антропологическая: наивный оптимизм в оценке человеческой природы привёл к тому, что, освобождая человека, революционеры освободили человеческие пороки. Как отмечает Э.Бёрк: «Имея право на всё, люди хотят получить всё. Государство - это мудрое изобретение человечества, предназначенное для обеспечения человеческих желаний. Люди имеют право на то, чтобы эта мудрость была направлена на удовлетворение их потребностей, но государство требует, чтобы они сдерживали свои страсти и желания. Общество требует не только ограничения потребностей индивидуумов, но, чтобы и в массе посягательства людей пресекались, их воля управлялась, а страсти сдерживались. Все это возможно только при наличии Власти, стоящей вне их, которая при выполнении своих функций не будет подвержена тем же страстям и желаниям, которые сама обязана подавлять и подчинять»[12, с. 57-58]. Сдерживание человеческих пороков, с чем большинство, толпа, массы не в состоянии справиться самостоятельно, а также мобилизация индивидов на свершения во имя целого - вот задачи государства, церкви. В то же время, когда Бёрк пишет о «Власти, стоящей вне людей», он игнорирует то, что «Власть» - состоит из людей, подверженных тем же слабостям и порокам, которые они призваны сдерживать в других.
Стремление провозгласить принцип консерватизма единственно верным и упорствовать в нём всюду, приводит к тоталитаризму - государству принудительного осчастливливания людей посредством тотального подавления их свободы.
Другая проблема консерватизма заключается в том, что, будучи философией сдерживания, он выступает против естественного хода вещей, подталкивающего человека к изменению - и к развитию. В различных формах он может быть настроен против природы, противопоставляя её несовершенство совершенству и незыблемости трансцендентного. Эту тенденцию мы обнаруживаем, начиная по крайней мере с Платона, она глубоко встроена в мировоззрение Средневековья, и неслучайно консерватизм Жозефа де Местра, Хуана Доносо Кортеса и других классиков был религиозным, основанным на тех самых трансцендентных принципах, удаления которых из пространства политического требовали и требуют либералы. В предельном случае эта тенденция оборачивается оценкой природы, телесных удовольствий, включая спорт, как неодолимого зла, препятствующего личному и общественному совершенствованию, увлекающего души в водоворот гибели, из которого можно освободиться только сверхъестественным усилием.
Отсюда, консерватизм, будучи часто разумной и приемлемой позицией в конкретных вопросах, едва ли годится сегодня, да и вообще, на роль полноценного политического мировоззрения. Мировоззрение может содержать отрицания, но не может быть отрицательным.
Плотина и айсберг. Дом и без-домность.
Этиология неоконсерватизма укоренена в основание человеческого существования, ядром которого выступает конфликт между бытием и временем [9]. Как заметил Мартин Хайдеггер, в отличие от животного, которое не умирает, а околевает, человек единственное живое существо, которое, зная о своей смерти, организует свою жизнь с учетом конечности во времени своего бытия. Религия, пожалуй, является наиболее эффективным механизмом разрешения этого конфликта. Для верующего неверующий представляется временщиком, пассажиром на поезде жизни между рождением и смертью. Неоконсерватизм - идеология и вытекающие из нее технологии, позволяющие социуму сохранить свою идентичность в условиях растущей социальной турбулентности, можно уподобить плотине, противостоящей напору реки времени. При отсутствии шлюзов - способности адекватно отвечать на вызовы потоков времени, плотина будет снесена. В отличие от неоконсерватизма либерализм можно уподобить дрейфующему на ветру, таящему айсбергу, растворяющемуся в водной пучине. И, как следствие, «без-домное», «бес-приютное» (Хайдеггер) существование либерального человека. Дом, как главный символ неоконсерватизма, может быть только «своим», независимым буквально от времени, которое лишает человека своей корневой системы, может заставить брата идти на брата, как это сегодня происходит на Украине.
В политике как искусстве быть полезным, неоконсерватизм выражается в том, что основной обязанностью политической элиты, как сообщества избранных, гарантирующих обществу правовое состояние, является способность уловить трансперсональный резонанс общества, отождествление своей воли с волей народа, отказ от преследования частных интересов, не совпадающих с этой волей, формулирование и осуществление законов, которые народ принял бы сам для себя. Иначе, расплатой за уклонение от этой обязанности станет нарушение и, в предельном случае, крушение государственного порядка, революция за чинимые которой беды недобросовестная власть несёт главную ответственность.
Не должно существовать «плохих» и «хороших» «либералов» и «консерваторов», столкнувшихся в непримиримом противостоянии, но есть либеральные и консервативные стратегии и технологии решения конкретных социальных проблем.[2]
Наконец, обратимся к политическому процессу в современной России. Очевидно, несомненный успех Единой России на последних выборах в местные, региональные и федеральные органы власти обеспечен не только административным ресурсом, которым обладает любая правящая партия в демократическом обществе, но иофициальной идеологической платформой партии, представленной её лидерами как центризм и консерватизм.[3] Знаменательно, в свете столетия 100-летия Великой Русской революции, развязанной ей беспощадной гражданской войны, что Единой России, посредством консервативной идеологии, удалось объединить практически все слои общества, значительный политический потенциал непримиримых друг к другу «белых» и «красных». Есть вероятность того, что принятие обществом консервативной идеологии станет предпосылкой перехода к динамичному развитию страны на основе неоконсерватизма, сочетающего, как консервативные, так и либеральные социальные стратегии и технологии, обеспечивающие ведущие позиции России в мире, устойчивый рост благосостояния ее народа.
Кугай Александр Иванович, профессор Северо-Западного института управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации доктор философских наук, профессор
1. Берлин И. Философия свободы. Европа. - М.: Новое литер. обозр., 2001.
2. Кугай А.И.Проблема нациестроительства в свете концепции М.В.Ломоносова // Управленческое консультирование 2012. №2. С.32-38.
3. Кугай А.И. Мораль и нравы // А.И.Кугай Абсурд зла в формате иронии. 2-е изд. Харьков: изд-во «Гуманитарный центр», 2016. С. 121-143.
4. Никколо Макиавелли. История Флоренции / Перевод Н. Я. Рыковой, общая редакция послесловие и комментарии В. И. Рутенбурга. - издание второе. - М.: Наука, 1987.
5. Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Ф.Ницше. Сочинения в 2 т. Т.2. Пер. с нем.; Сост., ред. и авт. примеч. К.А.Свасьян. М.: Мысль, 1990.
6. Платон. Государство. Соч. в 4 т. СПб., 2007. Т. 3.
7. СоросДж. Кризисмировогокапитализма. Открытое общество в опасности. Пер. с англ. -М.: ИНФРА-М, 1999.
8. Токвиль А. Демократия в Америке. - М.: Прогресс, 1994.
9. ХайдеггерМ. Бытие и время / М.Хайдеггер; Пер. с нем. В.В. Бибихина. - Харьков: «Фолио», 2003.
10. Чалый В.А. Ограничить вольность, чтобы освободить место свободе: либерализм, консерватизм и философия Канта // Вопросы философии 2015 № 9. С.66-78.
11. Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. 1992. № С. 37-67.
12. Burke E. Reflections on the French Revolution. London: J.M. Dent & Sons LTD, 1951.
13. Rawls J. Political Liberalism. New York: Columbia University Press, 1993.
14. Sorensen G. A Liberal World Order in Crisis: Choosing between Imposition and Restraint. - Cornell University Press, 2015. - P. 37. - 149 p.
[1]Ф. И. Тютчев:
«Напрасный труд - нет, их не вразумишь, -
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация - для них фетиш,
Но недоступна им ее идея.
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы».
/ http://www.ruthenia.ru/tiutcheviana/stihi/bp/291.html (Дата обращения: 20 марта 2017 г.)
[2]В этом смысле, очевидно, китайскую идеологию, сформулированнуюДэн Сяопином, можно признать наиболее эффективной в данный момент, поскольку китайцы первые догадались отказаться от идеологии в классическом понимании, сохраняя свою идентичность, начали выстраивать систему правил, ценностей и установок, оптимальных для страны и задач её развития.
[3]Единая Россия / https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%95%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F
