СОЛДАТСКИЕ разговоры... Без них жизнь не жизнь и служба не служба.
Эх. Жизнь служивая! - сетует Ленька. - Без тыла, без флангов. Хочешь жить - верти головой.
Пять лет как мы в Карпатах. Все сильнее чувствуется усталость. Не та, от которой тупо ноют мышцы. К такой мы привыкли. Есть другая усталость. От постоянного напряжения, от нервных потрясений, после которых не скоро приходишь в себя. Не скупилась на них жизнь служивая. Тот же Ленька забежал как-то мимоходом в хату, открыл дверь и оторопел - полная хата бандеровцев. Те тоже опешили, потом схватились за оружие. Успел раньше их сорвать с плеча оружие, одной очередью разрядил диск. После рассказывал:
- Что в хате стало - не приведи Господь еще раз увидеть. Не помню, как выскочил. Земля шатается. Плюхнулся у стены. Ребята подбежали, трясут: «Вставай!» - а я не могу - ноги не держат.
Других встряхивало посильнее, иные, не выдержав, ломались. Потом все это назовут стрессом. Будут говорить о релаксации, аутотренинге. В наше время о стрессе не знали, а начальство считало, что команда «Смирно!» разом снимает любое напряжение.
Для нас разрядкой были разговоры. Отводили в них душу. В этом была своя логика. Разговоры не давали слишком глубоко уходить в себя, ослабляли нервное напряжение. Любили ребята поговорить, любили и слушать. Умей только рассказать так, чтобы было и не правдой, и не вымыслом. Иной говорун так занимательно переплетет быль с небывальщиной, что и верят и не верят, а слушать слушают.
ОБЩЕПРИЗНАННЫМ рассказчиком был Ленька. Когда он начинал говорить, то самые завзятые краснобаи закрывали рты. Вокруг него всегда был кружок слушателей.
Вот и сейчас. Операцию в глухом углу гор завершили на пределе последних сил - и физических, и духовных. Вышли на перевал, ждем машины. От перегрузки депрессия. Мысли угнетающие. Пять лет каждый день горы, леса, бандеровцы. И конца этому не видно. Состояние на грани срыва. Угрюмо молчат. Только в третьем взводе Ленька ободряет молодых солдат. Операция первая и ввергла ребят в состояние шока.
- Когда ты с ротой, - внушительно втолковывает Ленька солдатам, - не бойся ничего, кругом тебя свои. Табачком поделятся, ранят - перевяжут, упадешь - понесут. Вот если останешься один и не знаешь куда идти... - Ленька помолчал и задумчиво обронил. - Как со мной случилось.
- Один! - у солдатиков округлились глаза. - Как это?
- А вот так, - Ленька устроился поудобнее. - Послали нас проверить один квадрат леса. У бандитов там, по данным разведки, что-то было. То ли склад, толи схорон или еще что-то. А, может, и ничего не было, но проверить надо. Прибыли на место, развернулись в цепь и пошли. А лес - глухомань такая - неба не видно. Не знаю, как, только оторвался я от своих. Туда, сюда - нет никого. Дал я выстрелом сигнал раз, другой - тишина. Понял, что остался один. Куда выходить - не знаю, в этот район мы только что прибыли. Не скрою, сначала подрастерялся. Однако сразу взял себя в руки. Запомните, попадете в переплет - самое главное: не падать духом. Безвыходных положений не бывает. Вот и я, поразмыслив, решил выходить на Львовское шоссе. Думаю, не сегодня, так завтра дойду. С направления не собьюсь - есть компас. При встрече с бандитами буду отбиваться до последнего, живым не дамся. Но лучше избежать встречи. Один он и есть один.
Вот так и пошел. А лес все глуше и все дремучей. Уже за полдень перевалило. Вдруг слышу впереди какие-то звуки. Не то храпит кто-то, не то хрюкает. Прислушался. Вроде человек бормочет. И просвет передо мной обозначился - полянка значит. Обойти ее стороной и идти дальше? Но нельзя оставлять неизвестное за спиной. В бандитском лесу ты как мишень. Обошел лесом вокруг полянки - ничего подозрительного. Осторожно из кустов заглянул на поляну и такое увидел! - Ленька выдержал паузу, нагнетая интерес, и продолжал. - Посредине поляны дерево, а к дереву привязана женщина. Голова опущена на грудь. Побормочет чего-то, поднимет голову и опять опустит. Признаться, я встал в тупик. Как понять эту лесную загадку? Ловушка? Не похоже. Кого ловить в этих дебрях. Может, бандиты так наказали за какую-либо провинность? Тоже маловероятно, хотя и такое бывало. Всего скорей, бандеровцы расправились с кем-то из захваченных активистов. А если это так, то оставить человека без помощи не в наших правилах.
Звякнул по прикладу, кашлянул, чтоб предупредить о себе, выбрался из кустов, подхожу.
- Кто тебя привязал? - спрашиваю. А она: «Развяжи сначала, а потом - спрашивай». Развязал, а женщина говорит: «Что, солдат, отстал от роты? Теперь к своим не дойдешь. Гайдук с куренем здесь. Гайдук - это главарь одной банды. Если он с бандой здесь, то, выходит, мое дело табак. Бандюги все пути перекрыли. Шансов выбраться отсюда нет. «Но ты, - продолжает женщина, - доверься мне. Я тебя в своей хате так спрячу - никто не найдет». Не верить или довериться - выбора у меня не было. Последнее давало хоть какой-то шанс уцелеть. На всякий случай попугал женщину, что если она меня выдаст, то умирать будем вместе.
ДОРОГОЙ подозрение у меня поуменьшилось. Опушка леса оказалась совсем рядом. Однако моя спасительница из леса не выходила, а шла вдоль опушки. Значит, не хотела, чтоб нас кто-то видел. Уже темнело, когда садами подошли к хате. В хате женщина показала себя хозяйкой гостеприимной. Сразу же предложила поесть. Подала на стол хлеб, сало. Налила в стакан горилки. «Сейчас молоко принесу». Пить я поостерегся. Когда она отвернулась, незаметно вылил водку в угол. Только успел поесть, как вдруг дверь настежь и в хату вваливается мужик. Встал у порога и смотрит то на меня, то на хозяйку. «То мой муж. Он рано
утром проведет тебя к своим по тайным тропинкам. А сейчас пойдем, я тебя спрячу». Через сени привела меня в какую-то каморку: «Вот здесь поспи», - и ушла.
Я огляделся. Маленький чуланчик, стены бревенчатые, окошечко, не вылезешь. В углу деревянная лавка-кровать с соломой. Толкнул дверь - заперта снаружи.
Меня опять охватили дурные предчувствия. Что-то в этом чуланчике тревожило меня, а что - не пойму. Присел на кровать и тут меня как будто что-то кольнуло. Кровать! Вот что меня тревожит! Зачем она здесь? В таких каморках селяне не спят. Разворошил солому, глянул и похолодел.
Ленька повел взглядом вокруг. Ему внимал уже весь взвод. Подходили новые слушатели, тихонько опускались на землю. Он опять сделал паузу и продолжал:
- Вся солома в изголовье была в запекшейся крови. Так вот зачем здесь кровать! Не кровать она - плаха, а хозяева палачи. Заманивают солдата в хату, подсыпают какого-то зелья в питье, а ночью сонного убивают. Убив, забирают оружие, документы, обмундирование, а труп прячут.
Не одного, видно, убили, гады! Только на этот раз они просчитались. Я ихнего зелья не пил. «Стоп!» - останавливаю себя. Они-то этого не знают. Они уверены, что я усну. Вот на этом и разоблачат себя. А тогда... Я уложил солому так, как будто на кровати спит человек, закрывшись с головой одеялом. Дверь открывается вовнутрь, встану у стены, чтоб открытая дверь заслонила меня, а кровать была видна. Запалы в гранаты, автомат на боевой взвод. Так и сделал. Стало темнеть, стоял, ждал. Зажечь спичку, посмотреть на часы не решался - может, наблюдают. Где-то за полночь слышу: чуть скрипнула дверь в хате. Затем послышались осторожные шаги в сенях, сквозь щели блеснул свет. Медленно, медленно, без звука начала открываться дверь. Успел подумать: «И навески, сволочи, смазали». Из-за двери высунулась хозяйка с лампой в руке. Осветила кровать и шепчет: «Спит». В каморку протиснулся мужик, в руках топор. При виде топора меня охватила прямо-таки звериная злоба. «Убийцы!» Мужик тихо-тихо подошел к кровати, откинул одеяло, взмахнул топором, да так и застыл от неожиданности - под одеялом солома. Растерянно обернулся к двери: «Где он?» «Здесь!» - не удержался я и нажал на спуск. Затвор - «лязг» - осечка. Мужик с поднятым топором на меня. Успел перехватить топорище. Рвем топор из рук друг у друга. Чувствую, я сильнее его. Злость придает силы. «Сейчас я тебя твоим же топором!» Лицо у него стало испуганным. Вот-вот вырву топор! И в то время в меня сзади вцепилась хозяйка. От неожиданности я ослабил хватку. Мужик вырвал топор и опять на меня. Второй раз не перехватить! Я отпрянул назад, схватил женщину и изо всей силы толкнул вперед. Она полетела на мужика, лампа упала на пол, разбилась. Керосин вспыхнул, пламя охватило всю комнату и в этот миг я... - Ленька примолк и будничным голосом договорил, - проснулся.
НА мгновение настала тишина. На Леньку уставились недоуменные взгляды. Потом на лицах солдат что-то дрогнуло, в глазах сверкнули искорки и тишина взорвалась хохотом.
Смеялись от души, как могут смеяться молодые ребята, вдруг забывшие о тяготах своей жизни. Смеялись, выговаривая сквозь смех: «Ну и ну! Я проснулся! Вот загнул, так загнул!»
- Дневальный включил свет и тряс меня за плечо, - пояснил Ленька, когда смех умолк, - будил на пост.
- Я думал, он правду говорит, - вдруг громко, с обидой, заявил солдатик из молодых. - А ты все наврал, - упрекнул он Леньку.
- Много ты понимаешь, - отмахнулся от него Ленька.
- Чего это я наврал? Да мы в лесах такое видывали - тебе и в страшном сне не приснится. И в ловушки попадали не раз. А в помкомвзвода как-то и лампа с огнем полетела. Скажи им, старшой, разве не так?
- Он, хлопцы, вам не наврал, - вступил в разговор старший сержант. - Он вас только заманивал, - помкомвзвода засмеялся, Ленька заерзал.
- Как так заманивал? - не унимался солдатик. - И почему вы называете «заманивал»?
- Называю так из-за одного такого случая, - пояснил помкомвзвода. - Дело было лет пять назад. Наш взвод тогда дней десять находился в поиске. Все бы ничего, да у всех кончился табак. А курильщику легче остаться без хлеба, чем без курева. Первый день кое-как перетерпели, а на второй - хоть волком вой. И день пасмурный, с дождичком. На привале все хмурые - белый свет не мил. А невдалеке нежилая хата, дверь сорвана, окна выбиты. Командир посылает двоих осмотреть ее. Один из них шустрый такой паренек. Леня, ты не помнишь, как его звали?
- Помню, - ухмыльнулся Ленька. - Митей звали.
- Митей так Митей, - то же ухмыльнулся помкомвзвода. - Так вот, Митя - солдат на ногу быстрый. Пока второй чухался, он уже подбежал к хате. Заглянул в дверь и глазам не поверил. На полу валялись листья табака-самосада. «Откуда они взялись?» Сообразил: упали с чердака. «Значит там еще есть. Будет взвод с табачком! Закуривай, хлопцы! С Митей не пропадешь».
Он махнул рукой второму, дескать, не ходи, а сам табак в карман, винтовку в руки и на чердак. Сунул голову в люк и замер. Из угла на него нацелены винтовки. Это человек шесть бандеровцев спрятались на чердаке. Один, когда лез, выронил табак.
Митя кубарем вниз и на улицу. Слышит, сзади бандеровцы как горох посыпались с чердака. «Живьем хотят! Стрелять нельзя - изрешетят! Бежать!» И Митя рванул. А сзади топот. «Догоняют! Навалятся и задавят! Быстрей!» Митя врезал, что есть мочи. Мимо нас как метеор промелькнул. А за ним во весь дух бандеровцы. Они как ошалели, даже не сопротивлялись, когда мы их перехватили.
А Митя чешет и чешет. Он наверно, добежал бы до Костромы, да споткнулся и упал. Упал и глаза закрыл: «Все! Конец! Прощай, Родина!» - помкомвзвода переждал смех и продолжал. - Полежал, конца нет и топота не слышно. «Что такое?» Открыл глаза, приподнялся: «Вот оно что!» Бандиты без оружия стоят кучкой под конвоем. Митя встал и попер на бандитов: «Что, голубчики, попались! Ваше счастье, что не догнали меня! Я бы вас всех в бараний рог!» И показывает, как бы он их скрутил, а те от него пятятся. «А ты чего бежал?» - спрашиваю Митю. «Так это я их заманивал. Табачок вот, между прочим, у них отобрал». Митя вытащил табак и огляделся...
- Может, мне кто не верит? Таких не нашлось, - закончил помкомвзвода.
- Товарищ старший сержант, а где сейчас Митя?
- Перевели в другую часть Митю, - поспешно за помкомвзвода ответил Ленька и, взглянув на дорогу, обрадовано воскликнул. - Хватит болтать! Машины идут!
Через три дня Леня был убит на улице Калуша. Убит белым днем выстрелом сзади в голову. По словам врача, он умер мгновенно, даже не почувствовал боли.
Нас осталось двое.
1. Благодарность автору