Выступление С.Кургиняна на экстренном 3-м съезде РВС, суть которого сводится к тому, что сползание мира в горячую войну можно остановить лишь экстренным возобновлением войны холодной, представляется неудачным пассажем о повторном вхождении в одну и ту же реку. Однако, дважды войти в быстротекущее время невозможно.
Ссылки лидера РВС на факт разрушения Ялтинских договоренностей и фактическую хаотизацию мировой политики, конечно, обоснованы, но из этих фактов не вытекает универсального решения в виде большой заморозки хаоса посредством холодной войны.
Холодная война, начало которой следует относить к 1947-48 гг., была возможна исключительно в результате войны горячей, только что, отгремевшей тогда на планете. Имелось конкретное соотношение сил и территорий подконтрольных этим силам. Соотношение это было устойчиво в том смысле, что было обеспечено как результатами военных действий, так и закрепившими эти результаты международными договорами.
На этом поле можно было начинать конфронтацию, не опасаясь немедленного соскальзывания в новую большую войну, которая была бы невозможна еще и потому, что новые враги были еще недавно боевыми друзьями. А через братство по оружию легко перешагнуть, не дано ни одной политической власти.
Начинать же тотальное отчуждение в условиях отсутствия правил и людей в военных кругах, сдерживающих политиков, более того при условии сосредоточения наиболее агрессивной части истеблишмента вероятного противника именно в его военной среде означает идти к войне семимильными шагами.
Изначальная мысль Кургиняна понятна. Посредством войны холодной прижать пятую колонну, активно действующую во внутренней политике, и сдержать сползание законодательной практики в сфере семейных отношений и детства к бесчеловечным, продиктованным исключительно интересами бизнеса и наживы стандартам современной гейропы.
Невозможность начать холодную войну влечет необходимость искать другие пути, в том числе и во внутренней политике и в проблематике пятой колонны.
Кстати сказать, пятая колонна, это не только внезапно, по заданию и на деньги западных спецслужб возникающее явление. Это собственно свойство общества заимствовать культуры и отличия иных обществ. Свойство присутствующее всегда той или иной части населения страны и крайне необходимое порою, как это не раз доказывала наша история.
Просто влияние других обществ не всегда позитивно, и когда негатив в таком взаимодействии преобладает, традиции нередко страдают от заимствований, а порой заимствования становятся для общества, смертельно опасны.
Уровень заимствования формулируется в качестве опасного в основном общественными активистами и становится проблемой государственного управлении только после выпирания низовых от земли проблем до общественных волнений.
Государство само по себе по специфике своего устройства плохо приспособлено к фиксации проблем культурного уровня. Они плохо ощутимы на уровне администрирования. Поэтому самый простой путь их решения, как правило, жесткая линия, то есть политическое задание власти к администрации делать то, что следует и не делать то, что не следует.
Однако в условиях расслабления государств, то есть демократии, когда государство все больше функций делегирует общественным институтам, ожидать вмешательства администраторов в культурологические по своей сути процессы маловероятно. Никакие доводы о политических, демографических последствиях или соображения безопасности на администраторов не действуют, так как они лишь функция, которая такими стратегиями в принципе заниматься не может.
Таким образом, общество само по себе либо оказывается способным противостоять угрозам культурного плана, либо эти угрозы его уничтожают или в лучшем случае переформатируют.
Способы такого противостояния немногочисленны и подлежат критической оценке в смысле их эффективности. Сегодня свободные собрания граждан зачастую мало что значат и практически являются более тусовками, чем дискуссионными площадками. Хотя, конечная сила общественного влияния по-прежнему проявляется именно через собрания людей.
Собрания в мегаполисах это или песчинки или наводнение в зависимости от масштабов. Они уже не являются результатом личного энтузиазма их участников, а, как правило, массовками, с качеством, зависимым от уровня режиссуры.
Общество, в целях противостояния опасным для его основ заимствованиям должно стремиться к соподчиненности участников общественных процессов общим задачам.
Как наладить такое глубокое взаимодействие общественных сил до степени способности выявлять мнения громадных масс людей, так как только массам администраторы власти и те же законодатели могут подчиниться?
Представляется, что тусовки и митинги становятся вчерашним днем политической жизни. При всем том, что, конечно, любые собрания остаются как явление, но фиксация настроения граждан и их положительное или отрицательное мнение могут и уже должны выявляться непосредственно посредством электронных средств.
Электронные опросы возможно и есть некий образчик такого явления. Но видится необходимость в разработке закона или пакета законодательных актов, которые бы описывали процедуру определения общественного мнения и предпочтений, реальный выбор граждан посредством электронных форм фиксации. Если уж мы живем в форме демократии, то мнение граждан должны быть определяемы не раз в несколько лет посредством делегирования полномочий выборным представителям, а системно по каждому существенному поводу.
То есть практически гражданам могли бы предлагаться те или иные, проблемные вопросы, ответы, по поводу которых могли бы формировать ход действий администраторов.
А пока действия администраторов, то есть правительства и его структур, вообще никак не связаны с мнением населения. И в вопросах ювенальной юстиции это проявляется особенно наглядно.
Так что не холодную войну следует начинать, а законодательную инициативу, чтобы не мнение кулуарных советников определяли действия правительства, а прямое народное мнение масс населения, выявленное через электронные формы их фиксации.