Плохая видимость: сумеет ли власть ослабить нагрев протеста?

Как при пасмурной погоде ограничены возможности наблюдений, так и при неясности расклада политических сил не видны отчетливые перспективы политических событий, которые назрели или явно назревают или просто искусственно сдерживаются в рамках относительно понятного состояния.

Тем не менее, из наиболее заметных результатов политического действа можно отметить то, что мир, очевидно, стал побаиваться военных конфликтов. Еще каких-то два года назад к ним относились довольно легко. Видимо потому, что однозначно всеми признавался приоритет военной силы за одним сувереном - США, что означало предсказуемость итогов любых военных действий. Из-за этого всего пару лет назад Европа легко смотрела на риски военного столкновения США, втемную игравших на стороне Украины против России, помогая раздувать огонь ненависти в гражданах незалежной, всерьез поверивших в то, что русские мешают им жить как в Европе.

По той же причине еще ранее, на эйфории легкого разгрома Ирака и Ливии мир втянулся в противостояние с Сирией, поддерживая оппозицию режиму Асада. Однако получив жесткий отпор в обоих случаях, при широкой демонстрации в Сирии возможностей наших вооружений предсказуемость развития военных конфликтов резко снизилась. Для политики наступилапора «плохой видимости». Приоритет военного преимущества США и их сателлитов стал небесспорным.

Это, с одной стороны, снизило наглость США, а с другой стороны, в тлеющих военных конфликтах с их прямым или косвенным участием появилась вариативность прогнозов и собственно направленности событий. Учитывая то, что США до последней возможности оттягивают применение своих сил и никогда не действуют в одиночестве, предпочитая при всякой возможности вместо крови своих военных пролить кровь союзников, изменение прогнозов повлияло на готовность втянутых в военную орбиту США государств вне прямой видимости добычи рисковать армиями и бюджетами своих стран.

Это, пожалуй, основное, что можно выделить в сфере внешней политики.

Что же касается политики внутренней, то и в ней «видимость» по меньшей мере, не идеальна.

Казалось бы при вялых выборах с прогнозируемым результатом, при отсутствии рисков каких-то эмоциональных реакций на них ничего в России не может случиться из того, что наблюдалось в Москве в декабре 2012 г. или в Киеве в феврале 2014 г.

Генералы всегда готовятся к прошлым войнам и в первое время после начала реальных боев учатся противостоять новинкамтактики, стратегии и вооружений. Учатся на крови и обидах народа, следующих из поражений.

Так и политики всегда готовятся к прошлым кризисам, возможно, не замечая созревание новых, принципиально иных и более опасных.

Опасаясь своего майдана и реанимации Болотной площади власти, очевидно, проделали большую, внешне малозаметную работу по профилактике такого развития событий. Это видно хотя бы из того, что нежелательные события не только не состоялись, но и не могли состояться в виду отсутствия в обществе сформированного сгустка доведенных до степени ожесточения протестных настроений, и даже потребности в них.

Но протест, как сказано выше, внутренне присущ обществу, тем более российскому, в котором всегда существует запрос на справедливость в общинном понимании, то есть разумное и здравое распределение ресурсов, нацеленное на их воспроизводство посредством взаимопомощи с уклоном не в сторону индивидуального, а в сторону ровного преуспеяния всех.

Эта общинная психология была матрицей режима коммунистов, использовавших в решении своих задач потенциал такого народного представления о хорошем обществе и защищающем его государстве. То, что задачи оказались утопичными предмет отдельного разговора. Но потребность в справедливости как проявление матрицы народного сознания продолжает жить и действовать независимо ни от каких внешних или внутренних условий.

Кроме того, нельзя считать, что разрушительный потенциал, всегда необходимо присутствующий в любой работающей системе, тем более такой сложной как российское общество, вдруг исчез или настолько ослаб, что каких-либо общественных нестроений можно в принципе не опасаться.

Происходит, вернее уже произошло переформатирование протестной платформы, прежде направленной по преимуществу на процедурный аспект формирования власти. Люди интересовались тем, как формируются выборные органы власти, как осуществляется выдвижение и регистрация кандидатов, как ведется выборная кампания, как осуществляется подсчет голосов, как работают избиркомы и прочая и прочая.

Теперь эти вопросы перестали быть актуальными. И причин к этому немного. Первая - та, что люди повзрослели в политическом плане, То есть два с половиной десятилетия выборов в России способствовали взрослению населения. Люди начали понимать, что жесткая конкуренция публичных политических сил является тормозом в решении насущных задач. Что предсказуемый процесс законотворчества, какими бы коррупционными факторами он не был сопровожден лучше хаоса, вытекающего из свободной конкуренции партий илибюрократических, финансовых групп, которые партии(и это люди также уже поняли) не будучи сами по себе в реальности представляют. При том, что все бюрократические и финансовые группы у нас имеют прокремлевское происхождение, людям со временем стало понятным, что все, что происходит во внутренней политической сфере должно иметь свойства нормально работающего механизма, но никак не свойстваспортивного состязания или тем более драки с непредсказуемым результатом и еще более непредсказуемыми последствиями.

Вторая причина в том, что утратив интерес к абстрактной чистоте выборных процедур, под которыми в либерально-наивном контексте у нас прежде и подразумевалась демократия, и которые изначально были нам чужды как заимствования из чужих политических культур, люди сосредоточили свой интерес на своем, то есть на присущей им матрице справедливости. На воспроизводстве идеи, от которой просто некуда деться в пространстве от Белгорода до Южно-Сахалинска.

И вот в этом, как мне кажется, искрыты как причина снижения интереса к чужим заморским выборным обычаям, так и причина формирования своей родной протестной платформы, которая существенно опаснее той, что действовала в 2012 году, так как, по сути, вырастает из национальногообычая правды.

Здесь очень важно чувствовать не только момент когда в котле русского сознания температура кипения (или терпения) достигнет критического уровня, но важнее понимать, что служит топливом для разогрева этой идеи в народе и какие остужающие факторы пригодны для ослабления нагрева...

Никто из аналитиков, писавших обзоры по итогам выборов, умышленно или неумышленно, но не обратил внимания на дело полковника Захарченко, прогремевшее в СМИ в разгар избирательной кампании.

Однако, это дело, на мой взгляд, и предопределило низкую явку избирателей в обеих столицах как в меньшей степени подконтрольных административному влиянию, и повлияло на общее до 20% против прежних выборов снижение явки избирателей по всей стране. Полагаю, люди могли прикинуть, что если у полковника полиции на квартире завалялись четверть процента годового бюджета страны, то помножив их на число полковников, генералов и соответствующих им по уровню гражданских чиновников можно получить сумму настолько существенную, что годовой бюджет страны покажется просто горстью монет в ладони нищего у церковной паперти.

Какие бы убедительные и достоверные и даже соответствующие действительности объяснения этому факту ни приводились впоследствии, насколько бы очевидными не были бы факты того, что многие полковники или чиновники такими деньгами не обладают, но народное сознание уже необратимо сработало на формирование протестной платформы.

Еще три-четыре таких факта и народ просто кожей почувствует, что он для своих верхов быдло. И начнет по отношению к верхам себя соответственно вести... А пока он просто не пошел на выборы. В той своей части, которая, несмотря на условия «плохой видимости», сумела разглядеть пока еще смутные контуры кошмара под названием «воровской капитализм». Теперь дело за верхами. Сумеют ли они ослабить нагрев протеста или пустят все на самотек...