Вопрос доверия

Как сообщается, первый зампред комитета Государственной Думы по делам национальностей Михаил Старшинов (фракция «Единая Россия») выразил желание ввести контроль со стороны государства за качеством религиозного образования и проповеднической деятельности. В качестве позитивного примера такого контроля была названа система, существовавшая в СССР, то есть советы по делам религий и их уполномоченные. Учреждение в современной России органа с подобными полномочиями было бы совершенно неверным шагом.

Желание государства контролировать систему религиозного образования понятно. Религия выводит человека за горизонты земной жизни, поэтому земные ценности для религиозного человека менее значимы, чем для человека исключительно светского. Последний дорожит своим статусом, имуществом, свободой, наконец, собственно жизнью, поскольку обладает только тем, что имеет. Искренне религиозный человек может лишиться всего, стоять перед лицом неизбежной смерти и считать, что главное всё-таки остаётся с ним – это его посмертная участь. Такого человека нельзя подкупить, тяжело напугать, с ним трудно договориться – он не склонен идти на компромиссы. Если мировоззрение религиозного человека уже сформировано, изменить его очень сложно. Поэтому становится крайне важным, что закладывается в основу его мировоззрения. Государство, не желающее получать сюрпризы в виде религиозного терроризма или экстремизма, должно знать, чему учат религиозные школы и проповедники. Это – точка зрения из локуса государства.

Но земное государство реализует не истину, а власть. Ради сохранения и упрочнения власти в государстве допускаются те или иные отклонения от истины. История знает случаи, когда в идеологии государства от истины не остаётся практически ничего. Поэтому верующий человек полностью довериться государству не может. Его отношение к государству основывается не на доверии, а на оценке действий государственных институтов. Оценка осуществляется на основании ценностей, составляющих ядро его веры. Это ядро формируется в результате религиозного образования. Поэтому с точки зрения верующего человека стремление государства контролировать религиозное образование выглядит как попытка влиять на содержание его веры.

И, надо сказать, что подобная интерпретация вполне уместна. С точки зрения государства было бы весьма неплохо иметь возможность формировать содержание религиозного мировоззрения таким образом, чтобы в каждого верующего уже на этапе его обучения основам веры закладывались законопочитание и гражданская лояльность. Повод для конфликта возникает, если задуматься о границах подобной лояльности. Из локуса веры всегда оговариваются условия: лояльность государству допустима только до определенного момента – если закон требует, чтобы верующий нарушил заповеди веры, то он предпочтёт нарушить закон. Из локуса государства такая ситуация видится недопустимой: закон – это всегда закон. Идеальная с точки зрения государства верадолжна приравнивать закон к заповеди, на практике это означало бы сакрализацию государства.

Контроль за религиозным образованием неизбежно будет приводить к некоторому перекосу в сторону сакрализации государства. Даже если дело не зайдет слишком далеко, следует ожидать таких проявлений как придание отблеска святости вполне земным государственным инициативам, снижение критического восприятия и оправдание отступлений от нравственности в государственном управлении. В результате пострадает не только государство, которое начнёт достаточно быстро загнивать, но и вера, поскольку люди, чувствуя расхождение с нравственным идеалом, станут разувериваться. Всё это выльется в очередную историческую катастрофу.

Каким же тут может быть выход? Религиозный экстремизм необходимо пресекать, вводить государственный контроль за проповедями и религиозным образованием нельзя. Как решить эту задачу?

Думается, самым правильным выходом было бы переосмысление института регистрации религиозных организаций. Если государство регистрирует религиозную организацию, оно тем самым признаёт, что мировоззрение и деятельность данной организации не представляет для государства угрозы. При этом религиозная организация должна иметь возможность эффективного контроля проповеди и религиозного образования, осуществляемыхее членами. Иными словами, государство определяется, кому оно доверяет, а дальше простирается зона ответственности религиозной организации.

В какой-то степени это подразумевается и сейчас. Возможно, что-то требуется специально прописать в законе, но вводить специальные государственные структуры по контролю за религиозными организациями совершенно избыточно. Я бы расценил это как акт государственного недоверия, например, в отношении Русской Православной Церкви. Неужели наша Церковь не в состоянии сама обустроить религиозное образование правильным образом? Неужели можно предположить, что в рамках РПЦ может возникнуть и получить мировоззренческую поддержку религиозный терроризм или экстремизм? Государство должно прямо ответить, доверяет ли оно русской Церкви или нет. Если доверяет, то никакие структуры контроля за нами со стороны государства не нужны. Если же нет, то есть ли у нас основания доверять государству?