Решается ли в Сирии судьба России?

Насколько региональной является затянувшаяся война в Сирии?

В этой войне на сегодня участвуют части армий Сирии, Ирана, Ирака, США, Франции, России, Австралии и опосредовано Турции, Иордании, Ливана и, возможно, еще кого-то упустил...

Для войны, в которой уже числятся боле двухсот тысяч убитыми только граждан Сирии, потерь же армии или сил террористов никто не считал, а также не менее пяти миллионов беженцев в разных странах и едва ли ни вдвое больше внутри самой Сирии, она постепенно приобретает статус мирового значения.

Можно ли вести речь о мировой войне или пока с этим погодить, судить не берусь. Важнее попытаться сделать некоторые выводы о значении этой войны для нас самих.

И дело не только в том, что террористы не останови их сейчас, рано или поздно придут к нашим южным границам, что завладев нефтедобычей, обрушат все мировые цены на нефть, а с ними в той или иной степени и экономики добывающих стран.

Если смотреть на события в логике ценовой войны, то видится следующее.

Когда Саудовская Аравия и другие страны региона решили опустить нефтяные цены для обрушения конкурентных им американских компаний, добывающих сланцевую нефть, сделав их нерентабельными, а таковыми они, как помнится, становились при цене ниже 80 долларов за баррель, возникло ИГИЛ, первоначально курируемое США, что и не скрывалось.

Возникло оно как наиболее решительный сегмент оппозиции Асаду, как армия борьбы за любимую демократию. И в результате утраты контроля над ним кураторов, это самое ИГИЛ не только стало творить ужасные преступления бессмысленные и необъяснимые с любой точки зрения, но и обрушило цены на нефть еще ниже, продавая ее по 15-20 долларов за баррель, чем «опустило» уже экономики арабских стран.

Ответ арабам со стороны американских «нефтяников» и традиционно нелюбимых дальних родственников, посредством силовых структур США совершенно конкретный и очевидный.

Следующим шагом в этой войне за рынки становится хаотизация региона. Сирия лишь начало. Потом та же ситуация, как легко предположить, должна была бы перейти во все арабские страны, что автоматически повлекло бы падение их нефтедобычи и переход ключевой роли поставщика энергоресурсов к заокеанским «партнерам», которые потом, похоже, исключили бы и Россию из мировой экономики энергоресурсов по чисто политическим мотивам.

У нас просто перестали бы покупать углеводороды в серьезных объемах потому, что мы, к примеру, не любим извращенцев или потому, что мы забрали свой Крым или по любой иной причине.

То есть мы, как бы уже исключенные в перспективе из расклада мирового рынка нефти и газа, просто вынуждены защищать регион от хаоса, так как это позволяет арабским нефтеносным странам присутствовать на рынке в качестве поставщиков сырья по ценам меньшим, чем может предложить американский бизнес. А соответственно и мы можем присутствовать на этом самом рынке. Так как без устранения арабского влияния на рынок углеводородов нельзя «подняться» американским поставщикам сланцевой нефти и газа и, соответственно, нет возможности устранить нас как реальных поставщиков мирового уровня.

Но защищать сегодня общеарабские интересы, воевать с ИГИЛ приходится в основном сирийцам, в нефтяном раскладе пока не имеющим решающей доли. Сирийцы вынужденно защищают себя самих, свою государственность. При этом они стоят на пути хаоса, который уготован всем арабским странам. В этом хаосе заинтересован, преимущественно известной принадлежности нефтяной бизнес США, да и преимущественно того же свойства банковский капитал, так как нефтедоллары, которые на сегодня являются основой банковской системы США, думается, останутся таковыми только, если США будут монопольными поставщиками углеводородов во всем мире. Для чего, похоже, и приговорен к устранению через ужасы ИГИЛ арабский нефтяной клуб, вместе со своими народами, государствами и культурой.

Конкретная включенность наша в мировую экономику заставляет за место в ней бороться всеми доступными средствами. Почему мы и пришли в Сирию и вынуждены в ней победить или, вполне возможно, погибнуть.

Такое сродство судеб России и Сирии позволяет говорить и о сродстве способов дальнейшего существования в этом мире.

Успокоить столь непростой регион, даже введя на ее территорию серьезный воинский контингент, невозможно не имея в перспективе лет двадцати методичной работы по разрушению систем организации противника и вычислению, со всеми вытекающими конкретными мерами воздействия, всех террористов поименно.

Имей мы эти двадцать лет в Афганистане сегодня там не было бы того разгула мирового криминала, который по факту получился, и с чем нам неизбежно вновь придется разбираться самым решительным образом.

Чтобы эти двадцать лет иметь, надо быть привязанным к стране настолько крепко, чтобы никакие политические бури не смогли бы ничего изменить в поставленных целях и способах их достижения.

Весь исторический опыт России свидетельствует, что военное решение проблемы того или иного жизненно важного региона становиться возможным в окончательном виде только после включения его в состав страны.

Это касается напрямую и Украины, которую выведя из своей территории, мы исторически мгновенно потеряли, имея теперь под боком регион опасной нестабильности.

Теперь, чтобы эту нестабильность устранить мы рано или поздно, видимо, частями, будем теми или иными путями, вслед за неизбежной к этому волей преимущественно русской и на нас ориентированной большей части населения, этот регион вновь присоединять, структурировать и приводить в осмысленное состояние.

Тот же алгоритм видится и в отношении Сирии.

Конечно, невозможно обсуждать эту тему при наличии конкретно существующего сирийского государства, его героического президента и преданной ему армии. Но невозможно также и надеяться, что противоречия множества групп оппозиции и власти, дошедшие до большой крови, могут быть решены путем каких-либо переговоров. Длительная же военная поддержка власти САР приведет рано или поздно к афганскому варианту краха зарубежной политики. Этому же учит несколько иной, но во многом схожий опыт Вьетнама и Кубы.

Любая зарубежная территория, являющаяся объектом нашей военной защиты, рано или поздно уходит от контроля, если не становится русской.

Нельзя, видимо, надеяться и на то, что наше участие ограничиться только вспомогательными воздушными налетами. В Ливии войска Каддафи быстро приспособились к действиям в условиях воздушных атак НАТО. Не секрет, что там активно использовались наземные силы альянса, существенно повлиявшие на итог событий. Кроме того, ПВО ИГИЛ вряд ли будет длительное время беззубым. И, в конце концов, сетецентричная война в основе своей предполагает противостояние обученных войск в разрушенных городах, бомбить которые всегда трудно, не уничтожая мирное население.

То есть, значение авиации, перспективно будет снижаться, так как небольшая группа боевиков, имея скрытые склады оружия и боеприпасов, может удерживать населенный пункт с жителями, не подвергаясь активным атакам авиации, что собственно уже в направлении Хомса, где остановлено наступление армии, и происходит.

Уничтожать террористов в населенных пунктах, можно лишь практически неся большие потери в живой силе. В связи с чем, уже понесла потери числом не менее половины личного состава, армия Сирии. Что в перспективе грозит и нам, если мы не «удивим» террористов чем-то принципиально новым. Может быть, боевыми роботами, о которых много пишут различные СМИ.

Переформатирование нашей экономики от экспортно-углеводородной зависимости дело не быстрое и, видимо, уже иных политических сил. Тут, похоже, с рыночной экономикой «не провернуться». Не те условия. Не то время. А регион, видимо, будет иметь для нас жизненное значение и впредь.

Стабилизация же в нем - это задача, требующая ресурсов, которые от себя отрывать никто не хочет. В связи с чем, методы мобилизационной экономики в той или иной мере будут востребованы. Что само по себе предполагает иное содержание внутренней политики вне бесконечно длившейся у нас гражданской войны, но путем продуманной, законной мобилизации имуществ в общественных интересах.

Наш бизнес рано или поздно поймет, что его существование, целиком зависящее от стабильности государства, потребует работы в условиях проблемных территорий, к которым Сирия сейчас и в обозримом будущем будет относиться.

Говоря проще, на вопрос решается ли в Сирии судьба России, ответить можно утвердительно, с достаточной степенью уверенности...

По крайней мере, бесспорно, что в России решается судьба самой Сирии.