«Культурное оружие» американцев в холодной войне: в 1950-х — «Доктор Живаго», шестьдесят лет спустя — «Левиафан»?

В конце прошлого года в США к 125-летию со дня рождения Бориса Пастернака Центральное разведывательное управление рассекретило 99 документов, касающихся романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго». В директивах, опубликованных на сайте ЦРУ http://www.foia.cia.gov/collection/doctor-zhivago сообщается, что американская разведслужба всячески поддерживала издание этой книги на Западе и предписывала выпускать её в свет максимально возможными тиражами. В одном из документов, датированном 1957 годом, рекомендовалось уделить роману Пастернака бОльшее внимание, чем другим советским произведениям той поры. Кроме того, было отмечено, что «Доктор Живаго» должен быть представлен к Нобелевской премии, так как «это поможет разрушению железного занавеса» и борьбе с коммунистическим влиянием. Среди публично выставленных циркуляров ЦРУ есть также сведения о том, что разведка США занималась распространением в СССР и других запрещённых к чтению советскими гражданами книг и памфлетов.

Пастернак завершил работу над романом в 1955 году, однако в СССР отказались его публиковать, обвинив в антисоветской направленности (хотя, по правде сказать, «антисоветского» в нём было не больше, чем в «Тихом Доне» Шолохова или «Белой гвардии» Булгакова).

Впервые «Доктор Живаго» был напечатан в Италии, в Милане, в 1957 году, сначала на итальянском языке, затем, в спешке, на русском - для раздачи советским гостям, приехавшим в небывалом (ни прежде, ни потом) количестве на Всемирную книжную ярмарку в Брюсселе. Издание романа курировали глава ЦРУ Аллен Даллес и Операционный координационный комитет, подотчетный Совету национальной безопасности США, созданный президентом Дуайтом Эйзенхауэром в 1953 году (спустя 8 лет, в 1961-ом, комитет будет упразднен Джоном Кеннеди).

Выходом книги на Западе американцы спровоцировали советские идеологические службы начать в СССР травлю писателя, что, в свою очередь, было преподнесено в качестве одного из изъянов хрущёвской «оттепели». Тем самым был серьезно подорван авторитет СССР в глазах европейских «левых», а сам Борис Леонидович фактически пал жертвой информационной войны двух противоборствующих сверхдержав.

В течение последующих нескольких лет «Доктор Живаго» переиздавался на разных языках в Голландии, Великобритании и США. Спустя три года после написания романа писателю была присуждена Нобелевская премия в области литературы с формулировкой «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа». Под давлением властей, общественного мнения, тиражированного в газетах и журналах, а также критики коллег по писательскому цеху Пастернак вынужден был отказаться от награды. Только спустя 30 лет она была передана его сыну Евгению.

В свете сегодняшних баталий на культурном фронте невольно задаёшься вопросом: когда будут рассекречены документы, касающиеся затратных съёмок и помпезного продвижения по широким международным фестивальным экранам фильма Звягинцева «Левиафан»? Ведь то, что появление этого «шедевра» однозначно выгодно силам, раскачивающим ситуацию у нас в стране, а также способствует формированию отрицательного имиджа России за её пределами, не вызывает сомнения.

... Вспоминаю рассказы поэтессы, друга Александра Блока и Сергея Есенина Надежды Александровны Павлович и сестры Марины Цветаевой, замечательной мемуаристки Анастасии Ивановны Цветаевой, с которыми мне посчастливилось общаться в конце 1970-х - начале 1980-х годов. Так вот, и та и другая свидетельствовали, что Борис Пастернак присылал им машинопись «Доктора Живаго» сразу после написания для «дружеской» рецензии, и по прочтении, удручённые невысокими художественными достоинствами романа, они вынуждены были отослать его обратно автору со своими подробными критическими разборами...

Уже в 1990-е годы, бывая время от времени на Западе, я неизменно слышала из уст представителей первой и второй волн русской эмиграции восторженные эпитеты в связи с голливудским фильмом «Доктор Живаго», снятом в 1965 году. Я возражала: «Но ведь, за исключением вставленных в книгу стихов, роман Пастернака - откровенно слаб и его просто «добивают» вымученные красивости типа «в растворенную форточку тянуло весенним воздухом, отзывавшимся свеженадкушенной французской булкой»...

В отношении первоисточника со мной соглашались: «Да, читать «Доктора Живаго» совершенно невозможно. Но, согласитесь, разве актёры Омар Шариф и Джули Кристи, сыгравшие Юрия и Лару, не великолепны?!» - и вставляли в видеомагнитофон видеокассету с фильмом, заставляя меня в который раз его пересматривать...

А я вновь и вновь удивлялась вслух количеству голливудских ляпов: «Температуру в России не измеряют, держа градусник во рту; дачные дома не строят с крышами в виде куполов храма Василия Блаженного; по улицам у нас не ходят с балалайками», - и искренне недоумевала, что заставило продюсеров фильма экономить на исторических консультантах... Но все мои отрезвляющие доводы были отметены однажды напрочь, когда в нью-джерсийском городке Натли мне представили единственную дочь моих гостеприимных хозяев, родившихся в СССР и в пятилетнем возрасте вывезенных за пределы Родины в обозах власовской армии: спустя несколько лет после выхода фильма «Доктор Живаго», уже укоренившись в США, они назвали свою долгожданную «кровиночку» в честь героини романа Пастернака - Лара...

В связи с недавно опубликованными документами ЦРУ, не могу не привести цитату из моего очерка «Распродажа», увидевшего свет в канун 80-летия Октябрьского переворота, в 1997 году, и посвящённого ажиотажу вокруг шедевров из коллекций Российского Императорского Дома на Пятой авеню в Нью-Йорке. В нём, в частности, говорилось: «Складывается впечатление, что американская публика всё меньше интересуется некогда весьма популярным в Новом Свете советским искусством первых послереволюционных лет: кубизмом, футуризмом, супрематизмом, конструктивизмом, - которое логичнее было бы представить на выставках, посвящённых революционными юбилею. Не вызывает былого ажиотажа и культовой в период «холодной войны» абстракционизм. Не так давно были опубликованы секретные циркуляры ЦРУ начала 1950-х годов, в которых ставилась задача пропагандистской поддержки и материальной помощи авторам модернистских и абстракционистских работ в противовес реалистическому искусству, официально - со сталинских времён - поощряемому в СССР. С крахом социалистической системы и развалом Советского Союза в Америке стал всё явственнее превозноситься консерватизм во всех его проявлениях, и в частности - классическое реалистическое искусство. На свет извлекаются десятилетиями хранившиеся в запасниках шедевры, некогда услаждавшие взоры монархов и высшей знати»... С 1997 года минуло ещё почти 20 лет, и вновь распахнулись спецхраны ЦРУ, приоткрыв завесу над очередной «тайной полишинеля»...

Как апофеоз рассекречивания документов, связанных с публикацией на Западе романа «Доктор Живаго», 15 января 2015 года в Центре Вудро Вильсона в Вашингтоне прошла конференция «План Маршалла для помывки мозгов. Негласная книжная программа ЦРУ в годы холодной войны» («Marshall Plan for the Mind. The CIA Covert Book Program during the Cold War»), в которой речь шла о секретной программе ЦРУ по распространению книг в годы холодной войны. В ней приняли участие такие эксперты, как Кристиан Остерманн - директор международного проекта «История, государственная политика и холодная война» Центра Вудро Вильсона; Росс Джонсон - бывший научный сотрудник Гуверовского центра, ныне работающий в Центре Вудро Вильсона и написавший книги «Радио Свободная Европа и Радио Свобода», «Время ЦРУ и не только»; Петер Финн - редактор по вопросам национальной безопасности газеты «Вашингтон пост», соавтор книги «Дело Живаго», базирующейся на первой порции рассекреченных документов ЦРУ по «книжной программе для СССР»; Бёртон Гербер - адъюнкт-профессор Центра исследований в области безопасности Джорджтаунского университета, в течение 39-ти лет работавший в Дирекции спецопераций ЦРУ в качестве руководителя операций и главы резидентуры.

С «высокой» трибуны конференции, в частности, прозвучало, что мотивация перестроечных революций в странах бывшего Советского блока была подготовлена именно диссидентствующей творческой интеллигенцией, произведения которой при активной поддержке ЦРУ публиковались на Западе, забрасывались к нам и расходились по рукам, «как горячие пирожки». В результате осуществления американской «книжной программы» с 1958-го по 1991 год были таким образом распространены более 10 миллионов книг и периодических изданий. И ввозили их «из-за бугра» нередко в качестве подарков от дяди Сэма наши спортсмены, артисты, участники научных конференций, командировочные и туристы. Один из таких складов-офисов по щедрой раздаче дефицитной «подрывной» литературы для homo soveticus в начале 1990-х ещё существовал на Манхэттене...

Инна Анатольевна Симонова, канд. ист. наук, член Союза писателей России, член Союза журналистов Москвы