В моем советском детстве не то что монастырей поблизости с домом – храмов никаких не было. В родном Камышлове, что в Свердловской области, храм Александра Невского, стоящий прямо напротив бронзового Ильича на городской площади, торжественно взорвали еще 80-х. Голубей тогда поубивали – пропасть! Во всех окрестных домах стекла повышибало – саперы малость с зарядом не подрассчитали. Хотели наверняка – известно же, что старая церковная кладка на яйцах и глине прочнее железа.
Мы, мальчишки-третьеклассники, вместе со старшими товарищами забрались тогда на чердак дома, где жил мой старший брат, откуда было видно городскую площадь, оцепленную солдатами. Мы ждали-ждали и уже порядком подустали, а потом услышали несколько выстрелов из ружья – это распугивали голубей, которые никак не желали улетать из храма. Затем прогремел громкий звонкий взрыв, за ним еще один, купол храма вдруг приподнялся, как живой, накренился, а потом рухнул и исчез в туче пыли. Саперы не могли ошибиться: посмотреть на уничтожение храма приехало областное руководство, уполномоченный по делам религии, фотографы из Москвы и Свердловска, которые снимали взрыв сразу с трех точек. Фото потом печатали в центральных газетах, из них сделали подарочные наборы открыток, их дарили туристам и гостям города – смотрите, а мы тут храмы взрываем! Нацисты в Германии тоже любили фотографировать свои преступления. Такие вот у всех тоталитарных режимов нравы.
В главном городском соборе Покрова Пресвятой Богородицы, памятнике архитектуры XIX века, в те времена располагался склад удобрений и запчастей для тракторов и уборочных машин. А православный храм, куда водили меня родители, находился на краю города, возле кладбища. С виду это был вовсе никакой не храм, а обычный деревянный домик на тихой улочке, внутри которого верующие устроили настоящую Церковь. Здесь шла служба, и народу на праздники собиралось столько, что от нехватки кислорода гасли свечи, а люди теряли сознание. Их выносили на улицу и служили дальше. Уполномоченная по правам религии смеялась – у меня в туалете лучше, чем у православных в храме! Это она, верно, заметила – в отличие от простых людей советские руководители любили жили на широкую ногу.
До сих пор помню, как я впервые зашел сюда. Сумрак, горят свечи перед иконами в позолоченных окладах, вкусно пахнет ладаном. Таинственно, красиво и радостно одновременно. Я смотрел на священника в рясе с крестом и мне мучительно хотелось с ним поговорить о чем-нибудь таинственном и важном. Бабушки в платочках, которые чистили подсвечники, были тоже какие-то сосредоточенные и ужасно занятые, они совсем не походили на тех, что сидели возле нашего подъезда с семечками. В церкви мне очень понравилось, но я был обычным советским мальчиком из обычной советской семьи. Никто не собирался меня крестить, мы пришли в храм, как в Эрмитаж, куда родители водили меня в этом же возрасте. Мой отчим был художником, он даже писал иконы для храмов, но сам в Бога не верил. Православие для него – это Андрей Рублев, Феофан Грек, храм Василия Блаженного и Кижи – великое русское искусство, которому он поклонялся. Сейчас я понимаю, насколько это страшно, когда в Церкви ты не видишь главного – Иисуса Христа, с которым можешь разговаривать и общаться, делиться сокровенным, слушать Его и быть услышанным. Прийти на пир, а вместо того, чтобы сесть с хозяином за стол, ты зачем-то ходишь вокруг, рассматриваешь рисунки на обоях и картины на стенах и восхищаешься цветами в вазах. Жалкое зрелище!
Я покрестился уже студентом, безо всяких родителей, которые и сейчас заходят в храм редко. А я просто не мог без Бога. Не фигурально, не умозрительно, а в самом прямом смысле этого слова - не мог. До того дошло, что думаю, не покрещусь – конец мне.
К тому времени советская власть уже кончилась, и жизнь вокруг стала напоминать выживание в джунглях, где, как известно, выживают сильнейшие. Наверное, потому что я к слабым не относился и с раннего детства занимался спортом, это меня и задело.
Мне не хотелось жить по законам джунглей, я хотел жить по законам людей.
Благодаря книгам, к которым меня приучили родители лет с шести, я твердо знал, что слабых обижать нельзя, на чужой беде счастья не построишь, а если хочешь чего-то добиться, делай это честно. Так говорили Джек Лондон, Федор Михайлович и мой любимый Хемингуэй. Да и сердце мое говорило также. Мне хотелось большего, чем мешок денег. Однажды я нашел у бабушки в комоде серебряный крестик. Потом купил на рынке «Закон Божий» и начал читать молитвы. Икон у меня не было. Я сделал их сам. Купил в киоске «Союзпечати» маленькие карманные календарики с «Троицей» и «Иоанном Крестителем» Андрея Рублева и «Владимирскую». Наклеил их на кусочки ДВП, которые выпилил в гараже, их – на кусок кожи, так получился складень, который я принес в храм и освятил. А сначала я вообще молился безо всяких икон: просто вставал утром лицом к окну и читал наизусть молитвы «Отче наш», «Богородице Дево», «Ангелу-хранителю». С этого начинался мой день. Помню, как мой дядя, известный ученый, занимавшийся изучением тяжелых металлов, увидев на груди у меня крестик, стал смеяться.
– Ха-ха! Ты знаешь, что поклоняешься орудию казни? – хохотал образованный дядя, тыча пальцем мне в крест на груди.- Вот темнота!
Обидно до слез. Дядя был очень образованным, автором нескольких толстых книг. А я для него был студентом-оболтусом с крестом на груди. Потом дядя стал православным с именем Рафаил и умер глубоко верующим человеком. А тогда он надо мной смеялся, а все стояли вокруг и качали головами над моей «темнотой». А я смотрел на смеющихся взрослых и был готов броситься в драку – так обидно, что они над Христом смеялись.
Из всего своего маленького житейского опыта я знал, что без Христа жить нельзя. А вокруг все словно с ума посходили – коммунизм отменили, деньги все стали зарабатывать, кто больше. Денег больше, машин больше, украшений больше. Только один Женька, которого сейчас зовут монах Андрей и живет он на святой горе Афон, меня понимал. У нас с ним был бизнес. И дела шли очень даже неплохо. А как-то раз он мне заявляет: «Знаешь, я больше не буду бизнесом заниматься. Не по душе мне это. Я Богу решил служить». При этом он с отличием окончил Юридический институт и благодаря протекции своего папы, начальника милиции, должен был стать заместителем областного прокурора. Карьера была до самого Кремля расписана. Даже невесту ему соответствующую подобрали, дочку московского начальника. А он говорит: «Буду Богу служить». И уехал в монастырь. Молится сейчас за меня.
Некоторые скажут: «Во дурак!» А верующие порадуются. Потому что знают: кто Христа встретил, того уже ничего в этом мире не интересует. Люди приходят в Церковь и встречают там Спасителя-Христа. А любовь Христова – ее ни на что человек уже не променяет. Это надо пережить. Это как без воздуха – долго ли проживешь?
Потом увидел я сон: лежу в гробу, белый весь, мертвый, со свечкой в руках. Мама надо мной слезами обливается – страшно так, громко, навзрыд плачет, все глаза выплакала. А чего поделаешь, когда я вон мертвый весь уже? Это был самый страшный сон, что я видел в жизни. Я просыпаюсь в ужасе, и первая мысль: надо немедленно пойти в Церковь и покреститься. Дождался утра - и в храм. Священник, как узнал в чем дело, говорит: «Приходите, я завтра вас окрещу». Так я стал православным.
А сейчас ребятам, конечно, проще. Они не видели, как храмы взрывают. Храмы сейчас строят, открывают и восстанавливают. Захотел – пришел в храм, слова тебе никто плохого не скажет. Стоишь, Богу молишься – красота! Хочешь в семинарию или в институт православный поступить – учись, сколько влезет. В школах основы Православия преподают. Помню, как я первый раз в монастырскую книжную лавку попал – чуть от радости не упал, сколько хороших книг! Еле унес. А сейчас? Читай сколько душе угодно и еще бери.
Вот если бы нам родители вместо пионерлагеря с его дурацкими горнами и «зарницами» разрешили месяц пожить в монастыре…. Это как читать книжки про восемьдесят дней вокруг света, а потом на самом деле отправиться в путешествие. Одно – читать про святых отцов, и совсем другое - оказаться вместе с ними в одном месте. Вот рядом с тобой великий настоящий святой. Ты можешь хоть каждый день с ним общаться. Вот братия – монахи, посвятившие себя Богу, и ты вместе с ним. Пока утром твои друзья-одноклассники потягиваются в своих теплых кроватках, ты идешь на братский молебен. Молишься Преподобному, благословляешься на новый день. Комната, в которой ты живешь - никакая не комната, а келья, которой может быть лет пятьсот и даже больше. И все пятьсот лет люди занимались здесь хорошими делами: служили Богу, помогали людям, молились за весь мир. Представьте свою комнату, если бы в ней не стены разрисовывали и игрушки разбрасывали, а пятьсот лет подряд чудеса совершали и людей воскрешали? Это была бы не комната, а просто чудо! Монастырь – это тоже чудо Божие на земле. Он вроде бы тут, где-нибудь возле деревни с видом на речку, а на самом деле вовсе и не тут, а там, на Небе. Потому что монастырь живет не по земным законам, а по небесным, Божьим. Все люди здесь стараются жить как братья, стараются любить и уважать друг друга. Не как в миру - подсиживать и обманывать, а служить и помогать. Здесь люди стараются быть честными, справедливыми, смелыми и добрыми, как заповедовал Господь. Трусом, лентяем и вруном быть легко, а вот наоборот – очень сложно. В жизни это труднее всего, но только так становятся настоящими мужчинами.
Пока твои друзья лениво тыкают кнопки на телевизоре, смотрят, кого сегодня застрелили, кто чего украл, и какая звезда с кем развелась, ты идешь на святую службу – Литургию. Ты стоишь не где-нибудь, а в самом святом месте монастыря – в святом храме, прямо в его сердце – возле святого престола. И не просто так стоишь, ушами хлопаешь, а молишься вместе со всеми, поешь, помогаешь на службе: кадило готовишь, свечи зажигаешь, святые книги подаешь. Тут Ангелы, Архангелы, все святые с Богородицею и Сам Господь Иисус Христос! И ты вместе со святыми и братией. Это тебе не поход в кино с попкорном. Это как на куликовское поле вместе с русскими витязями. И все за правду, и все твои друзья. Вот что такое монастырь. Конечно, кто-то мне возразит: эка невидаль - кадило на службе раздувают и книжки подают! Их дети сразу будут работать директорами банков и больших финансовых корпораций...
Я понимаю, почему у мальчишек, которых родители привозят в Свято-Пафнутьев Боровский монастырь на лето глаза горят. Когда-нибудь из них вырастут настоящие мужчины, которые будут защищать страну, любить свою Родину и заботиться об окружающих их людях. И неважно, кем они станут, десантниками, учителями или президентами, главное, что заложено им в сердце, что будет вести их по жизни. А в сердце верующего человека – Христос. А где Христос, там любовь к другим людям, сила и сострадание. Верующий по своему внутреннему устроению не может быть злым. Зло и неправда ему внутренне противны. А забота и внимание к другим, наоборот, естественны и необходимы.
Помню, захожу в первый раз в алтарь, никого не знаю, стесняюсь, чувствую себя неловко. Высокий мальчик смотрит на меня с улыбкой, потом подходит, обнимает и говорит: «Давай с тобой дружить. Меня зовут Илья». Чуть не до слез меня растрогал своей искренностью и добротой. Илья из Москвы. Он и его старший брат Антон с мамой снимают неподалеку от монастыря дом. Мама ходит на службы и помогает в монастыре по хозяйству, а братья помогают в алтаре. Уже лет семь сюда приезжают. Им очень нравится. В Москве летом скучно и жарко, в лагере тоже не нравится, там все для малышей. А здесь – совсем другое дело. Здесь они как взрослые, к ним относятся как к равным. Конечно, с непривычки сначала тяжело, зато потом….
Илья приходит в редакцию и показывает мне свою страничку «Вконтакте». Я и представить не мог, сколько может быть у мальчишки друзей по всему миру! Друзья интересуются, как он здесь живет, чем занимается, и живо комментируют. Вот приезжал известный на всю страну владыка, и они были с ним всю службу. Рассказывал много интересного, о чем не в каждой книжке прочитаешь. А потом они ездили к чудотворной иконе в соседний город, где вместе с братией были на архиерейской службе. А еще были с настоящими десантниками на настоящих учениях по рукопашному бою. И ходили на подворье помогать пасти лошадей. А еще собирали траву для коров. И, конечно, ходили на реку. Купались, ловили рыбу, сколько влезет, а не по звонку, как в лагере. Сплавлялись на лодке, как настоящие путешественники. В общем, за лето в монастыре ребята загорели и вымахали, стали настоящими богатырями. Им теперь никакая «домашка» нипочем. Тоже мне - «домашка»! Вот насмешил…
А малыши, друзья Власик и Димка, вообще огонь. И не молоды уже – старшему Власику уже двенадцатый пошел. «Ты думаешь, мы малыши? Сам ты малыш! А я уже взрослый, - говорит мне Власик. – Ты, давай, это, не бузи» («бузить» у них любимое слово). Оно очень взрослое и главное, подходит к любому случаю. «Пойдем на речку бузить». Купаться, значит. «Старшие алтарники бузят на нас», – значит не взяли их куда-то с собой. «Мы им – возьмите нас! А они забузили – понимаешь?» Я понимал – взрослые с малышами всегда так. «А вот Володя Градов не бузит! Володя хороший, добрый. Он послушник в монастыре и носит уже подрясник. Они с Володей ходят в лес за грибами и на речку рыбачить. А недавно они поймали вот такую форель на монастырском пруду! А потом выпустили. Она же живая, ей тоже жить хочется. Жалко было конечно. Володя сказал, что незачем без нужды ее брать. Вот если были бы голодными, тогда другое дело».
А еще Володя научил их плести настоящие четки! И они их сплели уже несколько пар! И подарили своим друзьям, чтобы те молились по четкам. А ты говоришь – малыши.
Власик из моего родного Екатеринбурга. Когда-то его мама болела, и вообще он не должен был родиться. Но родители молились, и кто-то посоветовал им поехать к батюшке Власию в монастырь. Они поехали, встретились с ним. Он помолился – и через год у них родился совершенно здоровый мальчик, которого в честь батюшки назвали Власием. Когда Власий вырастет, то сначала закончит семинарию, а потом станет священником. Будет служить Богу, как батюшка. А его друг Димка из Курска станет монахом. Потому что выше этого ничего на свете нет. Вот преподобный Сергий стал монахом - и что? Правильно! Русь объединил! А Илья Муромец? Он сидел на печи, сидел. А как решил Богу служить, с печи слез и стал со всякими монголами биться, да так, что те только разбегались от одного его имени! А потому что он со Христом. А если ты со Христом, то тебя не победить. Какие еще сказки? Сказки это у Александра Роу! А настоящий Илья Муромец лежит в Киево-Печерской Лавре, куда они с родителями ездили в прошлом году и видели его святые мощи.
А потом мы идем с мальчишками на реку, хотя они не прочь подзадержаться и немного поиграть в какую-нибудь компьютерную игру на моем компьютере. «Ну, Денис, давай ты что-нибудь поделай важное и неотложное, а мы тебя подождем и поиграем немного? Давай, а?» - «Тогда мы не пойдем купаться и не будем на реке ничего фотографировать!» Они вздыхают и идут к выходу на улицу. Компьютер – это, конечно, хорошо, но река все-таки лучше.
Мы лежим на берегу, уставшие и продрогшие от купания, и Дима продолжает рассказывать. «Его папа настоящий кузнец. У него своя мастерская. Он может выковать хоть ворота, хоть розу из железа. Для монастыря он выковал беседку, увитую виноградными гроздьями. У них свой дом. Там и курочки, и индюки, и утки. И яблоневый сад. Есть "белый налив", и "семеренко" и даже настоящие яблони со святой горы Афон, которые привез дедушка. Знаешь, какие они вкусные? А еще у них есть настоящая пасека. Знаешь, сколько в этом году мы собрали меда для монастыря? Две тонны! Он очень полезный, собранный с разных трав и теперь продается в монастырской лавке. Димкины родители – православные христиане, и дедушка с бабушкой православные христиане, и младшая сестра тоже православная христианка».
Я смотрю в его большие добрые глаза и молча улыбаюсь. Вот если все вокруг станут жить так, как эти православные мальчишки и их родители, то наша страна станет Россией Православной. А там уже и до Святой Руси рукой подать.
Денис Ахалашвили, ответственный редактор издательства Свято-Пафнутьева Боровского монастыря
 |
| 80-ые. взрывают храм Александра Невского в моем родном Камышлове |
 |
| Илья и Антон |
 |
| В алтаре |
 |
| Власий прислуживает главе РПЦЗ митрополиту Илариону |
 |
| друзья готовят священническое облачение к службе |
 |
| На реке |
