Летом 2001г, самого замечательного мальчикa в одном из красивейших
парижских местечек XVI округа, парке Sainte-Périne, звали Франсиско.
Было ему пять лет и лучшего товарища у моей трёхлетней Ксени за все истекшие с тех пор годы так и не появилось.
Никто с таким азартом не играл в прятки, догонялки, с-гор-съезжалки и футбол с девчёнками. Никто с таким вниманием не выслушивал секретики под скамейкой на мало знакомом, но быстро усвояемом французском языке.
Франциско с родителями и младшим братом жил в Париже временно, проездом, пока его папа, известный чилийский нейрохирург проводил какие-то исследования в одном из медицинских центров французской столицы.
В парк Франсиско приводила мама, Sonia, очень красивая, изящная, с великолепным вкусом и аристократической неброскостью одетая женщина, мало похожая на чилийку, какими их обычно себе представляют. Папа Франсиско, впрочем, будучи светлым шатеном, на чилийца тоже мало походил.
И менее всех походил на уроженца Сантьяго двухлетний брат Франсиско, Виченте. Низвергая стереотипы, Виченте был абсолютно шведским ребёнком, цветом волос напоминавшим ослепительную блондинку из "АББА", о внешности которой, в юношестве мечтала я сама.
Лето 2001г выдалось жарким и сухим, надолго уезжать из города мы не могли, потому что ждали началa августа, когда из моего бочкоподобного живота должна была, наконец, вылезти резвящаяся там Алиска.
Чтобы не торчать в душной квартире, я водила Ксеню в парк каждый день, утром и к полднику. И дважды в день туда же приходила Сонья, с "Панчито" (так родители называли Франсиско) и Виченте.
Мы с Соней садились в самое прохладное местечко и блаженно наблюдали за счастливой детской беготнёй по начёсанной садовниками траве.
Двухлетний Виченте всё больше возился в песочнице, или акробатил на горке, с верёвочными комплексами несложных аттракционов.
Виченте был необыкновенно умным, развитым и на удивление спокойным ребёнком, с очевидным стойким характером. Вообще, воспитанием сониных детей и сониной выдержкой восхищались все знакомые парковые мамы. Я гладила ещё не родившуюся Лиську по голове (точнее, себя по животу) и мотала на ус, каким конкретным примером следует вдохновляться.
Я не подозревала ещё, что вдохновиться мне придётся, что называется, по всем параметрам.
У Виченте была одна почти незаметная с первого взгляда особенность : правую ручку он держал слегка вывернутой в бок и скрючив пальцы. Когда требовалось что-то схватить, например, в песочнице, явно старался сделать это левой, пока правая вяло опадала с первой попытки. Если Соня это замечала, она немедленно кричала ему по испански, или по английски : « Vicente ! Правой! Правой! Работай правой рукой! »
Во время прогулки Виченте часто подбегал к маме, она брала его за скрюченную ручку, распрямлала пальцы, массировала ладонь и что-то тихонько проговаривала ему по испански.
Он неохотно кивал, послушно пробовал, но регулярно снова сбивался на упрощённую модель - правая рука, по всей видимости, не очень его слушалась, левой ему было удобнее.
Некоторые любопытные мамы иногда интересовались:
- « Он у вас левша? Вы его переучиваете » ?
Соня никогда не выказывала раздражения чужой бестактностью и отвечала на неровном французском, с мягким спокойствием:
- « Нет, мой сын не левша. У него небольшая проблема, но скоро всё будет в порядке ».
Я вопросов никогда не задавала. Просто думала о каком-нибудь досадном инциденте - авария, падение, неудачный перелом.
Поэтому, когда Соня внезапно, тихим и ровным голосом, сама рассказала мне свою историю, мешая французский, английский и испанский, я раз и навсегда поняла, о чём нужно вспоминать, когда очень чего-нибудь испугаешься или захочется пожаловаться просто так.
В очень счастливой сониной семье, где уже жил замечательный ребёнок Панчито, а его маленький брат ещё купался в блаженном неведении мира в материнском чреве, на сроке почти четырёх месяцев, один из сеансов УЗИ внезапно обнаружил страшное : по неведомым причинам, у плода произошлo достаточно обширнoe кровоизлияние в мозг, c совершенно непредсказуемыми последствиями.
Врачи мрачнели и отводили глаза. Собирали консилиумы. Вызывали отца ребёнка и долго дискутировали с ним, как с коллегой, тщательно высматривая на мониторах всё новые снимки трагедии.
Наконец, собрались вокруг матери и скорбным хором обьяснили ей, что поражённая часть мозга не может быть восстановлена и что всех последствий случившегося никто не возьмётся предсказать. В любом случае, результатом этого несчастного случая будет один не подлежащий сомнению факт : даже если он доживёт до рождения и выживет при родах, ребёнок родится овощем. Возможно, вообще не контактирующим с внешним миром.
При такой степени инвалидности, беременность необходимо прервать. Как можно скорее. Это будет наиболее разумный и человечный выход для всех - для матери, для "плода", для родных и близких.
Лучше многих понимая значение случившегося, отец ребёнка сказал жене только такие слова : любое твоё решение я поддержу.
И Соня осталась одна.
Вся её родня и родня мужа приходила и умоляла прервать беременность, не дожидаясь несчастья.
Врачи настаивали всё раздражённее и агрессивнее. Соню заставили подписать бумаги, при любом исходе снимающие ответственность с медперсонала.
Друзья уговаривали не рисковать. Знакомые убеждали включить разум и не поддаваться эмоциям.
Соня гладила живот, не поддавалaсь эмоциям и не верила себе : она чувствовала, что ребёнок живой, что ребёнок понимает всё, что происходит и не знала, как она должна поступить.
« Но я никому не решилась это сказать: все посчитали бы, что у меня обычная материнская истерика».
В липком ужасе прожили две недели.
А потом, после обеда, она легла отдохнуть и неожиданно крепко и хорошо заснула.
« И я увидела Мадонну. Я просто знала, что это она, хотя я никогда не молилась и никого ни о чём не просила. Я вообще не думала о мистическом или святом. Я всё это время только соображала, что мне делать, если все вокруг правы, а я чувствую, что ребёнок живой... Мадоннa просто смотрела на меня, глубоко, глубоко и молчала. Но мне стало спокойно и хорошо. И когда я проснулась, я знала, что делать. Я не стала никому об этом говорить. Уже после, рассказала мужу...»
Виченте дожил до рождения и выжил при родах. С самого его появления на свет, вокруг толпились врачи всех специальностей и квалификаций, выглядывали, выщупывали, выявляли.
И поражённое эхо всех учёных умов перекликалось само с собой, под сводами медицинских кабинетов : "Это непостижимо! Этого не может быть! Этот мальчик не может быть нормальным и даже живым!"
У Виченте не оказалось ни малейшего изьяна, кроме некоторого затруднения с правой рукой, которое с годами удалось полностью нейтрализовать серией регулярных упражнений.
Тогда, в парижском парке, в жаркое и сухое лето 2001г, с Лиськой у меня в животе, готовой с минуты на минуту явиться в этот чуднoй и жестокий мир, я впервые поняла нечто, что впоследствии осознала и приняла окончательно.
В мире нет окончательных диагнозов. В мире есть вещи, которые надо решать самому. Кто-то даёт вам выбор и иногда помогает знаком. А иногда не помогает. Ну, или вы не видите знака и потому сильно пугаетесь. Но если не пугаетесь, эта "Зона" вас пропускает, не калеча.
Глядя на полного жизни и здоровья маленького Виченте, страшнее всего было просто подумать о том, что ему запросто могли не дать родиться.
Сентябрь 2001г был таким же душным, как и всё лето. Мы с Соней сидели на траве, под густой зеленью в парке Sainte-Périne, я кормила уже родившуюся полуторамесячную Лиську грудью, когда пришло известие о непонятном событии с самолётом и башнями-близнецами в Нью-Йорке. Новость принесла знакомая англичанка Кэролайн: ещё никто ничего не понял и все говорили об удивительной авиа-катастрофе.
- « Там как в кино : самолёт летит, всё горит... »,- ошарашенно лепетала Кэролайн,- « Возможно, это какая-то новая реклама... »
На лужайке, прямо перед нами Ксеня, Виченте и Панчито играли в футбол. Было тревожно и очень грустно, потому что Соня с семьёй через неделю возвращались в Сантьяго.
В 2003г, у Сони родится ещё один сын, Доминго. А в феврале 2010г Чили тряхнёт на редкость сильное землетрясение в 8, 8 баллов.
Но в этой замечательной семье никто не пострадает.
Дети вырастут, взрослые постареют.
Мы закопаемся в заботах и перестанем писать друг другу.
Я уйду в журналистику, а Соня продолжит рисовать свои замечательные картины, где много света, цвета и такой почти шагалловской радости, которую может ощутить только очень чистый и достойный человек.
На её картинах все женщины и птицы - матери, солнцe и добрo.
У женщин мягкие длинные волосы очень разных оттенков. A сердце - всегда снаружи. Как бабочка, цветок или птица.
Чаще всего, у женщин закрыты глаза. Будто они спят или прислушиваются к чему-то внутри себя. И всегда улыбаются.
Я ещё не сказала, что Соня - настоящая и удивительная художница.
