Николай Бурляев. В поисках «царства свободы и истины»

Фото АГН «Москва» / К. Зыков

Народный артист России Николай Бурляев – и человек, и актер удивительный. Поиск «царства свободы и истины», о котором говорил его Иешуа в «Мастере и Маргарите», и отголоски которого, с разной степенью откровенности, он сыграл в «Ивановом детстве», «Андрее Рублеве», «Военно-полевом романе», «Лермонтове» и десятках других фильмов, стал его жизненным кредо, что подтверждает и 27-летняя деятельность на посту президента МКФ славянских и православных народов «Золотой Витязь». Кроме того, Николай Петрович - сопредседатель Общественной Палаты Союзного государства Россия–Беларусь и первый заместитель председателя Общественного совета при Министерстве культуры РФ. На днях он стал почетным профессором Санкт-Петербургской киноакадемии.

И сегодня «АН» поговорила с ним о насущных проблемах дня.

Мой пращур Кондрат Бурляй

- Как, по-вашему, живет сегодня Русский мир?

- В тревогах и с надеждой по-прежнему. В тревогах, потому что очевидно, как активно более 30 перестроечных лет «золотой телец» покупает и извращает людей, заставляя думать главным образом о личной выгоде и корысти. И с надеждой, потому что правы западные прорицатели, говорившие, что «Спасение России есть спасение мира, гибель России есть гибель мира». Это и Кейси говорил, и Нострадамус, и Ванга. В такой раздвоенности и живем, но надежда теплится, поскольку видим активные действия президента страны, правда, пора бы нашему руководителю задуматься об истинности слов о социальном государстве. Народ живет достаточно трудно, в то время, как всеми благами пользуются несколько десятков человек.

- Вам известно, как простые люди на Западе относятся к санкциям против России?

- Санкции возникли от желания хоть чем-то досадить России, которая поднимается, несмотря ни на что. Помню, в прошлом году представлял свой фильм в Париже. Стою перед полным залом, рядом со мной мэр Парижа, и я сказал, что хочу поблагодарить Запад за санкции. Пауза. Оценка. Улыбки, легкий хохоток по залу. Показываю им большой палец - хохот усиливается. Продолжаю – «Потому что именно благодаря санкциям, мы в России становимся единым народом». Аплодисменты. Потом мэр попросил мою речь, чтобы записать… Трудно нам под санкциями – да, трудно, но, как говорил Шукшин, не жили хорошо и не фиг привыкать. Шутка.

- Изменилось ли ваше отношение к Украине?

- Как может измениться мое отношение к родине предков? Мой прапрапрадед, запорожский полковник Кондрат Бурляй, сподвижник Богдана Хмельницкого, был послан с посольством о присоединении Украины к России, что мне подтвердили историки три года назад. Принесли выписку из петровского указа, где петровской вязью было написано, что в Москву прибыло посольство с просьбой о присоединении Украины под длань московского царя Алексея Михайловича со всей ратью и т.д. Как я могу относиться к своей родине, откуда вышли мои предки казаки? Как любил, так и люблю. Как можно не любить украинские песни, добрый украинский уклад жизни? Гоголь говорил – «Я не могу разделить, где я малороссиянин, а где россиянин, все мое единое, и все во мне». Гоголь был сыном Святой Руси, из которой сейчас пытаются забрать Украину и сделать отдельным государством. Наивно думать, что эту идею можно укрепить, несмотря на то, что целое поколение выросло в русофобии. Когда Гоголя спрашивали, почему не пишет на украинском, он отвечал – «Я не могу писать на диалекте, когда есть язык великого Пушкина».

«Золотой Витязь». Из личного

- Какой период переживает сейчас Союзное государство, и что связано с Беларусью лично у вас?

- Все мы, россияне, украинцы и белорусы, переживаем сейчас один период – осознаем, что друг без друга нам хуже, чем всем вместе. Что делать? Перешагивать через помехи и идти дальше, опираясь на вечные ценности единой Святой Руси. Мне скажут, да что он заладил, какая Святая Русь, посмотри, что вокруг творится, а я отвечу – Святая Русь как понятие - это идеал, мечта, к которой мы должны стремиться.

А с Беларусью связано очень многое: именно в Минске, на квартире у классика белорусского кино Виктора Турова, за рюмкой чая, третьим был Гостюхин, зарождался «Золотой Витязь». Следом в Минске появился национальный кинофестиваль «Листопад», и именно «Золотому Витязю» была оказана честь задать ему вектор движения.

- Вам, похоже, пришлось стать дипломатом за 27 лет существования фестиваля?

- Вы правы, нашу деятельность иначе, как народной дипломатией, не назовешь. В 90-е годы от нас отошла Украина, ставшая незалежной, а также Польша, которую втягивали в ЕС и НАТО. Но я и в самые «холодные» годы опирался на дружеские контакты. Приезжал, отбирал фильмы для кинофестиваля, причем в Польше и в Украине видел одну и ту же тенденцию. Если раньше отрицательными персонажами были нацисты, то теперь на их место заступил русский офицер. Помню, что через фильм встречал подобные образы, отбирая фильмы в украинском Минкульте. Я даже выступил тогда по украинскому ТВ – «Что вы делаете, коллеги? Так отрабатывать 30 сребренников у нового режима, вы же воспитываете поколение?!»

В 90-х все ведущие украинские кинематографисты – Ильенко, Роговцева, Олялин, Богдан Ступка, Раиса Недашковская – приезжали на «Золотой Витязь». Но когда грянул майдан, Недашковская, с которой сотрудничали четверть века, и которая как мать родная опекала сербов, когда везла их в Россию из-под бомб НАТО, позвонила мне и сказала - «Коля, останови Путина, наших мальчиков убивают!» Я спросил – «А он-то причем?» и напомнил ей, что в 93-ем она была рядом и видела расстрел Белого дома, когда третья сила стреляла и в армию, и в народ. Но Россия не пошла на Гражданскую войну. «Сейчас вы проходите этот путь, приезжай, поговорим». – «Нет, Коля, я вся перевернутая, я пойду на майдан». Я сказал, что она зомбирована, она ответила мне тем же, и больше контактов не было. Понимаю, как трудно им сейчас, они же видят, что там делается, и знают, что было в России в 90-х. Молимся за них, любим их также и ждем, когда с них сойдет это наваждение. Рерих подчеркивал, что русский народ не шовинист, и, помяните мое слово, Россия, Украина и Беларусь еще будут единым народом.

- Получается, удачно померялись силами с Эдинбургом, который вдохновил вас на создание «Золотого Витязя»?

- Мы их давно превзошли. Помимо отдельных форумов – кино, театра, литературного, музыкального, изо, которые проводятся в течение года в разных городах, теперь устраиваем Славянский форум искусств. Три из девяти глобальных праздников – с блестящими славянскими коллективами - провели в Ставрополе, где губернатором молодой человек Владимир Владимиров. Трансляция идет на шесть каналов, одномоментно нас смотрят 12 млн человек. Но в Минкульте упорно не хотят признавать, что появилась новая форма - Славянский форум искусств – «Что-то много вас стало, мы вам и так деньги даем на кинофестиваль».

Минкульт без культуры

- Какая проблема, на ваш взгляд, насущна в нашей культуре?

- Лично я потратил четверть века, чтобы доказать, что в стране нет стратегии государственной культурной политики, что вседозволенность разрушает духовное здоровье нации. Говорил об этом со всех трибун, и в конце 2014 года президент подписал наконец указ о новой государственной культурной политике, который министр Мединский называет «конституцией для Минкульта». Было бы совсем хорошо, если бы чиновники эту конституцию выполняли. А то у них стало модным заявлять, что руководители государства, в частности, тот же министр, требуют от них не вмешиваться в процессы культуры и выпускать кассовые фильмы. То есть, не мешать тратить государственные сотни миллионов рублей на низкопробную кино- и театральную продукцию.

В прошлом году Общественный Совет анализировал деятельность Фонда кино, еще до того, как из него вышел Никита Михалков. За семь лет работы, заявили в Фонде, мы сделали 150 фильмов, отвоевав в российском кинопрокате 18 процентов, у нас все прекрасно. Но чем можно гордиться, спросили мы: шестью-семью фильмами, а остальное - «Дабл-трабл»? Вы занимаетесь тем, что русский мыслитель Иван Ильин называл «доходным промыслом» и «эффектной пустотой». И ни один здравомыслящий госдеятель не заставит делать деньги на том, что понижает духовный уровень народа.

В творческие коллективы чиновники внедряют «эффективных менеджеров» и разрушают целые коллективы, так, я целый год боролся за выполнение указа Путина 2006 года «О сохранении и поддержке Государственного академического концертного оркестра «Боян». Жемчужина русской культуры, национальное достояние.Безрезультатно.На должность директора поставили бывшего завхоза, оркестр отдали чиновнику, а народного артиста СССР Анатолия Полетаева, создателя оркестра и бессменного худрука и дирижера на протяжении полувека, уволили.Преступление, о котором я предупреждал министра Мединского, совершено. Чиновники творят, что хотят, руководствуясь только бизнесом. Наблюдая за их деятельностью на протяжении пяти лет, утверждаю, что многие чиновники Минкультуры весьма далеки от истинной культуры…

- Как распределяются бюджетные средства на кино?

- Из 20 членов Экспертного совета Фонда кино 15 – продюсеры и прокатчики, которые делят 3 млрд между собой, не подпуская к «кормушке» никого. Невозможно прорваться с какой-либо идеей на все их питчинги, хотя утверждают, что у них все открыто. А как это возможно, спросил я, что во времена санкций среди членов Экспертного совета у вас было два контрагента иностранных фирм? Одним словом, вопросов много, надеюсь, что-то будет меняться.

- Каковы перспективы наших фильмов на Западе?

- Да, думаю, никаких, по сравнению с теми, какие были в свое время у Тарковского, Бондарчука, Михалкова. Мы прорывались на Запад с подлинным искусством, в котором сегодня необходимости нет. Культуру нужно выводить из рынка, поскольку там делают деньги, а культура призвана возвышать и просветлять человека.

- Нравится ли вам что-то из современного кино?

- Из последнего десятилетия – фильмы Михалкова, «Брестская крепость», «Время первых», «Салют-7». Есть росточки среди молодых: если 15-20 лет назад трудно было набрать студенческие фильмы на конкурс, то в этом году на «Золотом Витязе» в Севастополе участвовали человек десять из Санкт-Петербургской академии. Когда меня принимали там в почетные профессора, провел мастер-класс у студентов. Правда, на вопрос девушки – что посоветуете, как будущей актрисе, не удержался, сказал - «Бежать из профессии, заниматься женским делом, рожать детей, укреплять семью».

Мантия вместо халата

- Вас как актера всю жизнь питают две школы – Николая Мордвинова и Андрея Тарковского, как они в вас отозвались?

- С Андреем мы сделали два фильма, а с Николаем Дмитриевичем три с половиной года играли на одной сцене. От Андрея я взял его бескомпромиссность, а от Мордвинова отношение к театру как к храму. Когда Мордвинов приходил в театр, все подтягивались, вплоть до машинистов сцены и осветителей. Также я перенял у него манеру чтения стихов, хотя поначалу не понимал, почему так раскатисто. А со временем открыл тайну, которая кроется в евангельской фразе - «Много в мире различных слов, но ни одного без значения». Пониманием этого обладал Мордвинов.

Также с Андреем – поначалу не понимал, почему он называет всего 5-6 имен истинных режиссеров, ведь их гораздо больше. А со временем стал столь же жёсток в оценках. Если на чашу весов положить десятки имен доперестроечных кинорежиссеров, а на вторую тех, кто работал после 1985-го, картина будет наглядна. Необходимо вернуться к системе, когда хотя бы один институт будет отвечать за ту порнографию, которая выходит в народ. Я против цензуры, а вот Пушкин говорил следующее: «Убежден в необходимости цензуры в образованном нравственно и христианском обществе, под какими бы законами и правлением оно ни находилось».

- А шутить великие умели?

- А то. Помню, перед съемками труднейшей моей сцены в «Андрее Рублеве» Тарковский никак не подходил ко мне. Ходит за камерой, шутит, какие-то байки рассказывает, взял клизмочку, которой продувают пленку от соринок, и дует всем в уши – Юсову, оператору, помрежу - фьють-фьють. Я говорю – «Андрей, поработай со мной!» А он – «Знаете, что Рене Клер сказал одному журналисту, когда тот спросил, как он работает с актерами?» Фьють-фьють. Он ответил – «А я с ними не работаю, я им плачу деньги. Тебе платят твои 100 рублей, вот и играй». Но это было для публики, ко мне он, конечно, подошел и тут же начал что-то шептать на ухо.

А Тодоровский все время шутил, хотя очень нервничал, делая «Военно-полевой роман». А я знал, что у фильма будет успех, еще читая сценарий. За жизнь мне довелось прочесть до тысячи сценариев, и до слез проняли только два – этот и шукшинский «Я пришел дать вам волю». Но, видя, как Тодоровский переживает, я подошел к нему вплотную и, глядя в глаза, сказал – «Это будет потрясающий фильм». Он мне – «Тьфу-тьфу-тьфу, что вы, что вы, сплюньте три раза!» На следующее утро я опять к нему – «Это будет потрясающий фильм!» Гляжу, дней через десять Тодоровский уже просто ждет, чтобы я его воодушевил.

И Мордвинов был шутник еще тот. Как-то на выездном спектакле «Ленинградский проспект» в Подмосковье всем артистам выделили одну гримерку. Заходим - Сошальская, Шапошникова, Вадим Бероев, дедушка Егора, располагаемся. И Мордвинов заходит. Оценил обстановку, проходит туда, где ему надо будет сесть, оборачивается ко всем и говорит – «Спокойно, снимаю!», и… начал снимать брюки.

А однажды нам с ним прямо перед зрителями пришлось поднимать рухнувший диван, на котором, по действию, должна была умирать бабушка моего героя-подростка. И вот все лишние, едва сдерживая смех, со сцены ушли, остались мы втроем. И Мордвинов мне говорит – «Ну что, давай поднимать, бабке же умирать надо». И мы с осторожностью подняли этот матрас, уложили на какие-то ребра, и бедная Сошальская со страхом опустилась на него.

- Понравилась ли вам мантия Санкт-Петербургской киноакадемии?

- Вообще-то я просил жену купить мне халат для ванной, а академия подарила мантию…