Вряд ли кто решится оспорить, что одной из главенствующих черт любого тоталитаризма является коллективная травля инакомыслящих. Даже если тоталитаризм, по собственному единоличному почину, именует себя демократией.
Когда знаменитый призыв Мао Цзэдуна «пусть расцветают сто цветов» обернулся откровенной ловушкой, результатом которой явилась массовая травля и дальнейшее уничтожение интеллигенции, сама фраза была на веки зафиксирована в энциклопедиях, а европейское сознание прочно уверилось, что подобные явления в странах развитой демократии никогда не станут возможными. Иллюзия эта продлилась вплоть до недавнего времени, пока полностью не расцвела и не завоевала мозги новая эра воинствующей политкорректности.
Обещанные западной демократией «сто цветов» и «тысячи мнений», не оттрафареченных в соответствии с утвержденным прейскурантом, тоже оказались ловушкой, выявляющей несогласных. Коих вся политкорректная гвардия и вся светлоликая рать призвана выдать миру указующим перстом и обвиняющим возгласом: «Ату его, ату!»
В данный момент в этой неудобной истине лично может убедиться каждый, кто поинтересуется реакциями «видных деятелей западной культуры» на получение Нобелевской премии австрийским писателем Петером Хандке.
Под «видными деятелями» я, само собой, подразумеваю всех официально включенных в список беспрекословных талантов, убеждения коих согласованы с правящей идеологией. А не тех, кого реально любят, читают и почитают не ведающие, что творят, читатели.
Вы, например, много изучали «фрейдо-марксистского философа» Славоя Жижека, который сегодня стыдит и срамит писателя Хандке на всех парах, требуя, чтобы у того отняли Нобелевскую премию и отдали ее Джулиану Ассанжу? Речь, напомню, идет о премии по литературе. Вам известны прозаические или поэтические произведения Ассанжа?
Возможно, вы много читали и хорошо знаете словенского писателя Миху Мадзини, который сравнивает Хандке с художниками, «продавшими душу за идеологию, как Гамсун — нацизму, Селин — антисемитизму, а Кустурица — деньгам и власти»? Вы хорошо знаете писателя Миху Мадзини, прямым текстом утверждающего, что «незаслуженный» нобелевский лауреат Петер Хандке страстно ему завидовал? Приходится верить на слово. Судя по высказываниям, сам Миха душу никакой идеологии не продавал…
Целую череду таких же по известности и значимости внезапно полезших из творческих нор на абордаж словенскиx, албанских, хорватских и прочих писателей я не буду здесь приводить — настолько одинаков и бессмыслен перечень их претензий и обид. Зато вы наверняка хорошо знаете и когда-то сочувствовали скучноватому, но до судорог с некоторых пор политкорректному литератору Салману Рушди, много лет подвергающемуся травле со стороны откровенно идеологических и столь же опасных элементов, живущему под охраной полиции, a теперь принимающему самое активное участие в кампании по уничижению Петера Хандке.
Конкретные цитаты всех участвующих в травле перечислять не имеет смысла: они совершенно однотипны, скучны и настолько трафаретны, что могут сравниться разве что с когда-то сумрачно известными речевками: «Петер Хандке — враг народа!» Я бы даже сказала, «враг народов» — практически всех, кроме одного — сербского. Хандке давно позволяет себе непозволительную в наше время роскошь — думать о печально известных событиях в Югославии, о сербах, o Косово, o геноциде и o Милошевиче не так, как того требует политкорректная западная разнарядка. Почему Хандке думает не так, как предписано, гадать не имеет смысла. Потому ли, что, как об этом трубят из каждого передатчика, он имеет несчастье по рождению частично принадлежать не к той этнической «группировке», которая сегодня имеет хороший политический индикатор. Или потому, что попросту может «сметь свое суждение иметь».
Все давно привыкли к общепринятым перевертышам смыслов и оценочных категорий, когда профессиональный режиссер Кустурица в одночасье из таланта превращается в изгоя, а самодельный и самопровозглашенный «режиссер» Сенцов, наоборот, становится мировой знаменитостью. По той же схеме и тому же принципу.
Какое отношение весь этот свистопляс имеет к литературе, увязать с выдвинутыми обвинениями трудно, если только не принять за абсолютную истину, что «талантом можешь ты не быть, политкорректным быть обязан».
А вот какое отношение ко всему этому свистоплясу имеет Нобелевский комитет, как раз и понять легко, и высказать приятно. Нобелевский комитет так густо и серьезно замазал собственную репутацию регулярными выдвижениями лауреатов, вопиюще не соответствующих никаким канонам разума, но номинированных токмо волею всея политкорректности, что самые свежие новые обвинения в скандальных гендерных дискриминациях и «митушных» домогательствах решительно поставили на вид его организаторам — отмыться срочно, жестко и незамедлительно. Чтобы доказать свою полную отрешенность от идеологии, одновременно с абсолютной приверженностью доктрине.
Поэтому в паре последних кандидатов непременно должна была фигурировать хоть одна женщина, хоть с одним нетрадиционным отличием, пусть и с дредлоками (феминистки жгут и бдят, не забудут, не простят!), и хоть один представитель, выходящий за рамки традиционной «левизны» — всех фрейдо-мaрксистских обязательных принципов, транслируемых сегодняшним миропорядком (типа товарища Жижека, пусть сам он до Нобелевской пока не догустел).
Здесь самое время переадресовать своре беснующихся кликуш реплику героини из напечатанного еще в советской «Иностранной литературе» романа Хандке «Женщина-левша»: «Да, это так, Бруно. Уходи. Оставь меня одну». Про коллективную же травлю инакомыслия, обязательную составляющую любой тоталитарной демократии, австрийский писатель, увы, давно и хорошо знает сам.
