Когда я пишу тексты о важности Бреттон-Вудской конференции, о том, что она не довела свою задачу до конца, что именно небходимость завершения этой работы привела к «делу Стросс-Кана» и девальвации рубля в 2014 году, многие мне не очень верят. Точнее, не обращают на это внимания, считая, что это для людей, которые занимаются «реальным делом», что-то вроде конспирологии. И этот текст я хочу посвятить развенчанию этого мнения.
Напомню, что суть Бреттон-Вудской конференции была не просто в том, чтобы обеспечить расширение сферы контроля доллара над половиной мира (а в 1991 году и на весь мир), но и в том, чтобы подтвердить, что право на легализацию эмиссии доллара и, соответственно, эмиссионный доход, имеют именно частные структуры, конкретно, транснациональные банки и аффилированные с ними структуры. Отметим, что до 1944 года таковых структур просто быть не могло: доллар был национальной валютой США, а американское законодательство запрещало банкам создавать филиалы. Нет, транснациональные банки в мире были, но - они не работали с долларами самостоятельно.
После 1944 года такие структуры появились и их деятельность активно поддерживалась бреттон-вудскими институтами: МВФ, Мировым банком и ВТО (до 1991 года - ГАТТ). Но сама эмиссия, хоть и осуществлялась в пользу частных институтов, находилась под национальной юрисдикцией, ФРС действовала по американскому законодательству. До Бреттон-Вудской конференции, когда сфера оборота доллара была ограничена (она расширялась, но медленно), а сам доллар был привязан к золоту, эмиссионные механизмы использовались больше для перераспределения собственности, Но после 1944 года, когда долларов понадобилось много и, особенно, после 15 августа 1971 года, когда в результате очередного дефолта доллар был отвязан от золота, эмиссионный доход финансового сектора резко вырос.
Численно это можно продемонстрировать долей прибыли, которую перераспределяет в свою пользу финансовый сектор в США: если до II Мировой войны она не превышала 5%, то уже через несколько лет после Б.-В. конференции выросла до 10%, к началу кризиса 70-х достигла 25%, а к началу кризиса 2008 года превысила 70%. Затем упала до 40%, но затем снова начала расти. То есть, достаточно долго вся остальная экономика «сидела» на оставшихся 30%. Именно этот эффект я и называю «бреттон-вудским» налогом и, как видно из цифр официальной статистики, он намного превышает «десятину» Средних веков. Отмечу кстати, что конкретные механизмы взимания этого налога я здесь описывать не буду.
Вопрос. А зачем же компании участвуют во всей этой эпопее? А дело в том, что в результате расширения рынков, как реального, так и виртуального, за счет увеличения долговой нагрузки, сам объем прибыли, в натуральных показателях растет. И возникает ощущение счастья. Правда, относительного, поскольку, например, весь рост экономики США после 1981 года, начала «рейганомики», существенно, процессов на 40, меньше, чем рост долгов конечных потребителей (государства и домохозяйств). И возникает естественный вопрос, а был ли вообще реальный рост, может быть, это просто перераспределение эмиссионных доходов банков? И тогда становится понятно, откуда у них такие бешеные прибыли.
Еще один вопрос: а как во всю эту систему были вовлечены Западная Европа, Япония, Китай? Что им предложили? Кредиты? Но объем кредитов, даже по «плану Маршалла», в общем, был ограничен, да и рост начался раньше. Ответ известен: США, доля которых в мировой экономике в 1945 году превышала 50%, и по потреблению, и по производству, открывала для этих стран свои рынки. Как следствие, сегодня доля США в мировой экономике по потреблению существенно выше, чем по производству (чем и недоволен Трамп, кстати), но зато долларовый спрос является основой существования всех мировых валют. Именно за счет этого мировая экономика довольно безболезненно пережила дефолт США 1971 года.
Но сегодня мировой капитал не воспроизводится, поскольку слишком снизились ставки. Это было неизбежно: снижение стоимости кредита использовалось для рефинансирования растущего долга. И сегодня мировая экономика столкнулась с серьезной проблемой: эмитировать доллар больше нельзя, начнётся инфляция (Обама даже остановил соответствующие программы в 2014 году), нужно повышать ставку, чтобы повысить эффективность капитала, но тогда невозможно будет обслуживать существующий объем долга.
Иными словами, проблемы есть и у реального сектора (ему нужны деньги, а их никто не даёт, потому что он тотально убыточен), и у финансового (нужны эмиссионные деньги, имеет место кризиса ликвидности, а ФРС их больше не даёт). Правда, ЕЦБ и Японский банк пока деньги печатают, но и тут понятно, что скоро нужно будет завершать. Соответственно, нужно либо возобновить печать денег для банков (программа Клинтон в США), разрушая при этом высокой инфляцией реальный сектор, либо же - спасать реальный сектор, повышая ставки и стимулируя спрос через бюджет (то есть - выдавая безвозвратные деньги), но уничтожая банки, которые является держателями долгов. Это, как понятно, программа Трампа.
На деле в чистом виде ни одна из этих программ не реализовывается, имеет место их сложная смесь, связанная в различными компромиссами и взаимным давлением, но, в целом, Трамп свою линию двигает. И именно по этой причине у финансистов серьезные проблемы. В том числе и в Евросоюзе.
Дело в том, что финансисты вырастили два поколения европейских политиков, которые сценария Трампа не признают. Но сделали они это потому, что именно США были источником прибыли для экономики Западной Европы, открыв для нее рынки. ЕС вообще и Германия в частности не могут отказаться от дружбы с США, равнозначную для них праву свободного экспорта - это означает немедленную экономическую катастрофу. И действующие элиты в ЕС не хотят рассматривать никакую альтернативу. Отсюда и раздражение по поводу России, которая все время тянет в другую сторону.
Но уже понятно, что избежать сценария разрыва невозможно. Беда в том, что он потребует от ЕС разработки новых экономических механизмов, альтернативных тем, которые действовали 70 лет. Действующие европейские элиты к этому не готовы (помимо всего прочего, нужно брать на себя ответственность, а к этому современные евробюрократы совершенно не приспособлены), но и уступать свои теплые места новым лицам они тоже не хотят. А финансисты их поддерживают. И, соответственно, в ЕС начался колоссальный по масштабу политический кризис.
Причем никакого выхода из него нет. Альтернативной экономической модели даже на горизонте не видно, более того, ее и разрабатывать-то некому, поскольку вся экономическая наука на Западе более 50 лет финансировалась исключительно финансистами. То есть народ хочет новых лиц, а новым лицам даже сказать нечего, в части «что делать». Нам есть, но нас пока в ЕС не слышат (ну, почти). Вот в чем базовая причина приезда Макрона и Абэ на форум в Санкт-Петербург!
Отметим, что это потрясающая возможность для нашей политики на европейском направлении, беда в том, что её некому проводить! Поскольку нашу экономическую политику тоже определяют представители западного финансового лобби, которое категорически отказывается признавать, что либерально-финансовый путь уже не может обеспечить позитивного результата. Но тут, как говориться, можно работать. Чем я и занимаюсь.
