Особым орудием искажения народно-исторического самосознания белорусов, подручным средством попыток формирования нерусской «беларускай нации», возникшим на границе XIX-XX вв., но вызревшим именно и исключительно в постреволюционную советскую эпоху, является «беларуская мова» - многолетний фетиш
и знамя прозападной националистической интеллигенции и политической
оппозиции, к которому охотно обращаются и либерал-рыночники, и в последние годы также прильнуло идеологическое руководство белорусского государства. Собственно, силовое внедрение «беларускай мовы» в общественное употребление или хотя бы в символическое пространство является сердцем «беларусизации» как таковой, а
многими даже (поверхностно) отождествляется с ней. Прежде чем перейти к
событиям, происходящим вокруг «мовы», рассмотрим кратко историю вопроса
и самой «беларускай мовы».
Вначале следует сказать несколько слов о значении языка как такового для воспитания подлинного духовно-исторического самосознания народа (не говоря уже о духовности как таковой). Что есть язык? Живое слово. И как таковое - главная пища для души, которой душа и возрастает - и умом, и сердцем. Язык, на котором человек говорит и думает (а одно переходит в другое), приобщает его к корням, стволу и листьям самого языкового древа. Корни - те духовные основания, которые были заложены в основание языка и хранилище самого духа говорящего на нем народа в разрезе многих его поколений, древо - великие и значимые творения, созданные на данном языке, листья - выдающиеся люди, говорившие на данном языке. Белорус через русский язык приобщается (и роднится) к его церковнославянским истокам, живому богословию, к учению сонма святых и трудам державникам-славянофилам, к литературе Пушкина и Гоголя, Достоевского и Данилевского, к русским помазанникам-самодержцам и святым новомученикам. Говоря с ними буквально «на одном языке», белорусы (впрочем, как и все более американизируемые великороссы) роднятся с ними и духом (конечно, со стороны самого языка). С каким деревом, каким религиозным корнем, какими «шедеврами» и персонами (в том числе «учителями истории Беларуси»), наконец, какой нацией прошлого пытаются сроднить белорусов через насаждаемую в противовес русскому языку «беларускую мову» - нам и предстоит ныне установить.
Что касается самого понятия, то никакой «беларускай мовы» (или «белорусского языка») до второй половины XIX века невозможно в помине найти ни в одном историческом документе - даже в «желтой прессе». Разумеется, невозможно даже помыслить себе и присутствие в них понятия «старобелорусский язык». Не составит никакой сложности узнать, что во времена Киевской Руси, а также раннего Великого княжества Литовского население Белой Руси говорило на том же самом языке, что и всей остальной Руси, письменность же была церковнославянской - по священной кириллической азбуке, дарованной славянам напрямую Богом через святых просветителей, равноапостольных Кирилла и Мефодия. Безусловно, в разговорном языке складывались свои диалектические особенности, которые переносились и на письмо. Но и среди диалектических групп разделение шло не по оси Запад-Восток, а по оси Север-Юг: так, Минск, Москва и Киев относились к одной группе, а Псков и Новгород - к другой.
Коренные и трагические изменения в языке белорусов - как и во всем остальном - произошли после подчинения Западной Руси Польше, а потом и поглощения ею. Вначале в язык стали проникать полонизмы и латинизмы, образуя так называемый «западнорусский диалект». Но даже тогда русскость языка белорусов и под сомнение не ставилась никем: даже католик Франциск Скорина и протестант Сымон Будный признавали свой язык русским и в названиях своих книг нарочито употребляли именно прилагательное определение «русский». XVII век стал временем уничтожения западнорусской письменности как таковой (вплоть до ее запрета на Варшавском сейме в 1696 году) с замещением ее на белорусских землях латинским и польским языком, который стал единственным разговорным языком аристократии и горожан (не считая идиша). Более того, было упразднено образование на родном для белорусов языке и на несколько столетий разговор белорусских предков перешел исключительно в крестьянские избы. За это время, конечно, произошло определенное воздействие на него языка польских панов (зависящее от территориальной близости к коренной Польше) - впрочем, не сильное, в силу крайней неприязни белорусов к самим панам. Сама польская и ополяченная шляхта с ксендзами относилась к речи белорусов крайне презрительно, называя ее и не русской, и не «белорусской», а «мужицкой» и «холопской». Продолжала она делать это и после освобождения Белой Руси со вхождением в состав Российской Империи. Первые тени «беларускай мовы» появились во время второго польского восстания 1830-1831 гг. и связаны были с духовным зарождением хлопоманства - желанием польских панов привлечь на свою сторону и использовать для своих нужд собственных холопов, в том числе уже бывших, - и именем его первого предвозвестника Винцента Дунина-Мартинкевича. Повторилась та же ситуация и в третье польское восстание 1863 г. на Беларуси Винцента Калиновского и его помойной пропагандой через «Мужицкую правду», «Письмо Яськи-гаспадара к мужикам земли польской» и «Лист из-под виселицы» (их хронологическая последовательность совпадает с логической: от «правды» к виселице). Каждый раз листы писались на польской латинице и были белорусам либо не понятны, либо омерзительны.
После поражения третьего польского восстания, подавивший его отец возрождающей белорусской народности граф М.Н.Муравьев-Виленский без пафосных заявлений развернул политику белорусизации, включая открытие русских школ со всяческим приветствием употребления местных диалектов, а также начало этнографического (в том числе, лингвистического) исследования белорусского края, который и варшавской, и петербургской знатью доселе считался польскими «Всходними Кресами». Собственно, выпускники белорусских школ (включая и православное священство) и составили костяк исследователей, сформировавший историческую и даже философскую школу западноруссизма. Вот тут-то и начинается, собственно, история «беларускай мовы». Ополяченная шляхта, видя, как их недавние холопы выходят не только из-под их политической и экономической, но и из-под умственной и культурной власти, бросились за уже рассмотренную нами разработку идеологии «хлопоманства» (с главной идей «белорусы - не русские, а независимая нация, притом всегда счастливо жившая под польскими панами») и ее инструментов, важнейшим из которых стала «независимая мова» (естественно, независимая от русского языка). Отцом и идолом этой «мовы» стал, как известно, польский русофоб-революционер Франциск Богушевич, писавший больше по-польски, чем «па-беларускi». Он и его последователи стали создавать лингвистическую химеру путем синтеза виленского разговорного диалекта (из среды окатоличенных белорусов Литвы) с насыщением их адаптируемыми польскими терминами (в первую очередь, высокими умозрительными понятиями, многие из которого, естественно, отсутствовали в деревенском обиходе) и переводом этой каши в письменную форму. В которой, разумеется, продолжала господствовать латиница, но уже начала привлекаться и родная для белорусов кириллица.
Новая «мова», конечно, никакой народной не была и белорусским людом напрочь отвергалась. Ходила она в среде полонизированной католической интеллигенции к. XIX - нач. XX вв., внутри которой, правда, помимо хлопоманов, под воздействием европейского романтизма сформировалась и группа «идейных беларусаў», к которым впервые примкнули и невоцерковленные выходцы из православных кругов (типа М.Богдановича и Я.Коласа). Вкупе полонофильские хлопоманы и «идейные беларусы» и составили «беларускую национальную интеллигенцию» (с явным тяготением к мифологии литвинства). Интеллигенцию, конечно, революционную, в подпольной печати которой (газеты «Гоман», «Наша нива», «Наша доля») и вращалась «беларуская мова», которая даже после революции была понятна и воспринимаема лишь несколькими процентами населения - именно теми, кто поддерживал «Беларускую социалистическую громаду» и создание БНР в 1918 году (то есть, русофобскими католиками-революционерами и сепаратистами). И в этом - радикальное отличие «беларускай мовы» от «мовы украинской» (малороссийского наречия), которая имела похожую судьбу, но сохранила бόльшую независимость от польского влияния и получила значительное хождение еще в среде средневекового казачества в силу его достаточной автономности от польской Короны. В свете этого показательно, что можно найти «украиноязычных» святых, но невозможно - «беларусоязычных».
Одновременно в самом белорусском народе, который практически полностью был представлен крестьянством и сельским духовенством, свободно ходила разговорная речь, которая исследователями (прежде всего, западноруссистами) научно и справедливо определялась не как «национальный язык», а как белорусское наречие общерусского языка (диалект с рядом внутренних отличий, часто намного более сильных, чем между говорами восточных белорусов и западных великороссов). Чтобы понять, насколько подлинный язык белорусов отличался от «беларускай мовы», приведем два письменных примера первого: белорусскую «Былiну аб Барысе i Глебе i Святаполку Акаянным» XIX века и обращение к белорусам после занятия Вильно Э.Рыдз-Смиглого - одного из командующих польской армией во время советско-польской войны и будущего заместителя Й.Пилсудского (полное). Как видим, ничего общего не имеющая с «мовой» «трасянка» и была живым наречием народа Белой Руси. Притом царская власть и столичные ученые не только не препятствовали изучению и расширению белорусского наречия, но всячески поддерживали. Создание же особой белорусской письменности не считалось необходимым и не происходило - прежде всего, по настоянию самих белорусов: общерусская письменность была настолько близкой для белорусов, предки которых принимали самое серьезное участие в разработке русского литературного языка (учителя царя Алексея Михайловича Симеона Полоцкого считают едва ли не его отцом), что они просто не нуждались в новой.
Радикальные изменения произошли с приходом к власти большевиков - русофобских богоборцев. Вожди новой власти даже не скрывали, что главной целью «политики национальностей» ВКП(б) (как и приведших ее к власти германских и американо-еврейских политических элит, и позже спецслужб Третьего Рейха) является раскол «реакционного» русского народа на несколько «независимых наций», нуждающихся для этого в «своих языках». Так и началась политика «беларусизации», языковая часть которой заключалась не только в насильственном распространении «беларускай мовы», монополизировавшей ряд советских ведомств и учреждений, но и в принятии ее в наиболее полонизированном виде (лексическом, грамматическом и фонетическом), который в честь масона-революционера, первого председателя белорусского ВЧК и создателя первой (!) грамматики «мовы» Бронислава Тарашкевича был назван тарашкевицей. «Беларусизация» встретила бурное неприятие со стороны белорусов, которую большевики, как и неошляхтичи-националисты (притом как начала XX в., так и XXI в.), относили к «охмуренности темного народа великоросскими шовинистами». Для настоящего же охмурения «мова» в 1926 году впервые (!) была переведена на кириллицу (одновременно продвигался план перевода на латиницу самого русского языка). Однако после политических изменений в СССР и утверждения у власти И.Сталина (некогда руководившего всеми «беларусизациями» и «украинизациями») насильственное внедрение «мовы» прекратилось, а сама «мова» стала усиленно преобразовываться в сторону близости с русским языком, очищаясь от полонизмов, и, соответственно, сближаясь с действительным народным говором, получив со стороны националистов пренебрежительное название «наркомовка» (подробно эту историю со скорбью описал на страницах журнала Администрации Президента воинственный националист-русофоб профессор Л.Лыч). Ближе к Великой Отечественной войне и после нее «наркомовка» снова стала насаждаться «партийными директивами», а вот «клясычнае мова» Богушевича-Тарашкевича получила волю в период гитлеровской оккупации и торжества коллаборационистов - как раз в среде последних.
Но именно в это время и родилось глубинное противоречие языкового (мовного) вопроса в Белоруссии, с которым она пришла и в день настоящий. На наркомовке были впервые написаны произведения не русофобов, а подлинных белорусов (получивших на наркомовке образование), любящих простой народ (а не имитирующих любовь) и, более того, тепло относившихся к России - таких, как И.Мележ, И.Шамякин, П.Бровка, М.Танк (в качестве примера) и иные. Хлопоманы же, как и позднее в середине 1990-х, ушли в подполье и даже превратились в «идейных коммунистов», славящих «Ленина и Партию», частично растворившись среди писателей-патриотов. Но у самого народа «мова» в любом случае любовью не пользовалась, изучалась и использовалась как дань эпохе и за пределы писательско-журналистского и учительско-филологического сообщества почти не выходила. Высокий процент «белорусскоязычных» поддерживался за счет деревни, которая, однако, говорила (и говорит поныне) на том же самом крестьянском (белорусском) наречии русского языка, и которое националисты пренебрежительно называют «трасянкой» (в силу особенностей говора при максимальной лексической приближенности к русскому языку). И, заметим, которое изначально являлось языком выходца из белорусской глубинки, белорусского Президента А.Г.Лукашенко, за что тот многие годы подвергается ехидным насмешкам и анекдотам в тех же самых «прогрессивных кругах» (как националистических, так и либеральных).
С такой языковой расстановкой Белоруссия подошла к распаду СССР и новой волне «беларусизации» в условиях господства во власти (особенно идеологическо-гуманитарной) вчерашних «верных марксистов-ленинцев», перекрасившихся в рьяных националистов во главе с БНФ. Всё то же неприятие «мовы» со стороны большинства белорусов привело по итогам первого референдума, проведенного А.Г.Лукашенко в 1995 году при поддержке этого подавляющего большинства, к возвращению билингвального равноправия и фактической добровольной монополии русского языка. Одновременно националистическая интеллигенция и оппозиция усиленно проводила «возрождение» самой «мовы» - насыщение ее польскими (и теперь уже английскими) эквивалентами и попытками полонизации фонетики (то есть, тарашкевицы). «Беларуская мова» превратилась вместе с бело-красно-белым флагом в знамя антирусских прозападных революционных сил и политической оппозиции А.Г.Лукашенко в одном лице. И все шло своим чередом, пока укрепившиеся во власти и даже ближайшем окружении главы государства западники и литвинисты не подготовились к новой волне «беларусизации», в целесообразности которой убедили и А.Лукашенко в условиях Русской весны 2014 года. Такова подлинная и исчерпывающая суть языкового вопроса в Белоруссии.
С более подробным и академичным исследованием языкового вопроса в Белоруссии с соответствующими выводами можно ознакомиться в статьях «Истоки билингвизма в Белоруссии и Украине» и «Истоки языкового сепаратизма» В.В.Шимова. А также общие по нему философские заключения неудержимого профессора Л.Е.Криштаповича: «Находясь в неблагоприятных политических и культурных условиях, древнерусская народность не смогла сохранить в чистоте своей древнерусский язык, который подвергся польско-латинскому, иезуитскому загрязнению... В языковой сфере складывалась следующая ситуация: если великорусский язык на основе древнерусского языка шел по линии превращения в великий и могучий, мировой язык, то древнерусский язык на территории нынешней Беларуси вынужден был остановиться в своем развитии и архаизироваться или, как выражались старые языковеды, археологизироваться. Становится понятным, что белорусская культура, в том числе и язык, могла продуктивно развиваться лишь в лоне своей общерусской государственности. Говорить же о развитии белорусской культуры в рамках иноземных государственных образований (ВКЛ и Речь Посполитая) - абсурдно». В условиях иноземно-иноверного господства, продолжает Л.Е.Криштапович в другой статье, «по мере денационализации высшего русского этнического сословия польско-шляхетская история не только стала доминировать над общерусской, но и полностью завладела литературным пространством всей Белой Руси. Этот процесс ликвидации общерусской исторической литературы затянулся на целое столетие, начиная от Люблинской унии 1569 года и кончая, примерно, серединой XVII века. "Диариуш" ("Дневник") прп. Афанасия Филипповича (1646) можно считать одним из последних видных произведений общерусской истории. А в конце XVII века старорусский язык, на котором печаталась общерусская литература, был окончательно заменен польским языком... [И только] благодаря помощи Российской академии наук и Русского географического общества с середины XIX века в Беларуси основательно взялись за разработку древних памятников и издание древней общерусской литературы. Путь этот оказался самым продуктивным. Было опубликовано множество исторических источников, в том числе Акты Западной России, Акты Южной России, произведения полемической литературы конца XVI - начала XVII века, в которых заиграла всеми красками общерусская история... Вся эта литература была написана на старорусском языке, который был общим языком для Белой Руси и Украины. И не случайно "Славянскую грамматику" Мелетия Смотрицкого Михаил Ломоносов называл "вратами своей учености"».
Безценными для разрешения (не только научного, но и политического) языкового вопроса в Белоруссии следует признать представленные в статье священника Алексея Хотеева научные определения великого уроженца Гродненщины из семьи церковнослужителя, полиглота, академика-белоруссиста Е.Ф.Карского, «посвятившего 38 лет своей ученой деятельности изучению белорусского народа и его языка», безкомпромиссно отстаивавшего истину даже во время большевистского правления и гонений на него со стороны «беларусизаторов». Автора фундаментального научного трехтомника «Белорусы» (со вторым томом под названием «Язык белорусского народа»), - к слову, не представленного в Белоруссии ни в названиях улиц, ни в перечне памятников (в отличие от легиона польско-еврейских революционеров), - «белорусский народ называл "племенем", "народностью", а язык - "наречием"..., а белорусскую речь - одним из великорусских наречий, равносильным северновеликорусскому и южновеликорусскому», и прямо свидетельствовал, что «руководители "возрождения" намеренно удаляют белорусский язык от русского литературного».
Не будучи способными противостоять авторитету академика, «беларусизаторы» искажали (и искажают) его истинные заключения до противоположности: «В качестве характерного примера своеобразного прочтения текста Е.Карского о белорусском языке можно привести высказывание из авторитетного учебного пособия 1984 г., написанного Л.Шакуном: "У XIX ст. выйшла вядомая праца Я.Ф. Карскага "Обзор звуков и форм белорусской речи"... Да беларускай мовы Я.Ф. Карскі падышоў як да самастойнай славянскай мовы: "Беларуская мова павінна лічыцца самастойнай: савакупнасць яе характэрных рыс не паўтараецца ні ў адной славянскай мове". Достаточно ознакомиться с названным "Обзором" Карского, чтобы увидеть, что его слова вырваны из контекста автором пособия. В действительности, ученый пишет в заключении своего исследования: "Различное место разные ученые давали белорусскому наречию среди других частей русского языка. В настоящее время по этому вопросу ученые разделяются на три лагеря... При сравнении языков необходимо рассматривать их всесторонне, чтобы, увлекшись чертами сходства, не пропустить черт различия... А если так смотреть на язык, то и белорусское наречие должно считаться самостоятельным: совокупность его характерных черт не повторяется ни в одном славянском языке... Нам следует присоединиться ко взгляду М.А.Колосова, по которому старинное деление русского языка на три части не может считаться решительно ошибочным... Приняв во внимание все вышесказанное, мы соотношение главнейших частей русского языка представим в следующем виде: русский язык распался на два наречия: великорусское и малорусское. Затем великорусское наречие разделилось на говоры: северновеликорусский, белорусский и южновеликорусский; белорусский говор впоследствии подвергся сильному перекрестному влиянию малорусского наречия и польского языка"».
Не лишним будет привести и заключение академика Е.Ф.Карского о «беларусизаторах» и их деятельности в разгар самой «беларусизации» в условиях большевистского тоталитаризма, представленное им в завершении всего труда - последнего тома «Белорусов» в 1922 г.: «Белорусское движение с самого своего зарождения (Богушевич), как это отчасти было заметно и у некоторых старых белорусских писателей (Верыга, Кондратович, Коротынский) из поляков, в известном круге своих представителей (обыкновенно католиков) питало сепаратистские тенденции. Для того чтобы отвлечь внимание недальновидных читателей от главной цели своих стремлений, более умные вожаки движения прибегали к импонирующим средствам, могущим льстить местному патриотизму: пытались создать из белорусов особую славянскую, отличную от русских нацию; старались подчеркивать "славное прошлое" белорусского народа; выдвигали своеобразные особенности языка белорусского, избегая и преследуя название его наречием и видя в нем также не русскую разновидность. Не прочь были опереться на католическую религию и вспомнили унию, - словом, привлекали к делу все, чем, по их мнению, белорус мог отличаться от великоруса». Именно в этом состоит и программа перестройки народного самосознания белорусов нынешних внутривластных идеологов «беларусизации» и их западных наставников и кураторов.
Как не менее авторитетно свидетельствует эрудит А.Вассерман, «на самом деле, и суржик, и трасянка - реально бытующие с давних пор живые южно- и западно- (соответственно) русские диалекты», а вот «при разработке (с середины XIX века) украинской и белорусской литературных норм именно эти живые диалекты просеивали в поиске слов, наименее сходных с уже сложившейся...общерусской литературной нормы. Если такое слово удавалось найти, его объявляли исконно украинским или исконно белорусским. Если же во всех диалектах, попавших в поле зрения разработчиков, использовалось общерусское слово, подыскивали замену - чаще всего польскую. Причём в польском брали по возможности не славянские слова, а впитанные поляками латинские и немецкие... На разработку новых литературных норм выделили (в основном - из австрийского бюджета) столько, что за неё взялись несколько независимых групп. Они не только переписывались между собой (и значительная часть этих писем впоследствии опубликована), но и живо критиковали друг друга в прессе. Поэтому весь ход разработки того, что нынче велено считать исконными украинским и белорусским языками, подробно документирован - и не даёт ни малейших оснований считать эти "языки" давними и/или естественно сложившимися... Понятно, сочинить новый синтаксис несравненно сложнее, нежели нахватать слова из нескольких языков. Поэтому никто даже не пытался создать "исконно украинский" или "исконно белорусский" синтаксис. Зато создание "исконно украинского" и "исконно белорусского" словаря продолжается и в наши дни... Так же понятно, что на фоне диалектов, искусственно отдалённых от нормы, естественно бытующие диалекты кажутся чем-то промежуточным, смешанным... В данном случае суржик и трасянка живы (и - как положено живым диалектам живого языка - проживут ещё не один век), а украинская и белорусская литературные нормы останутся музейными экспонатами».
Правда языкового вопроса в Белоруссии заключается в том, что русский язык, впитавший в себя все богатство тысячелетнего православного Русского мира, является для белорусов родным, как и его белорусское наречие (представленное разновидностями деревенских говоров), которое при подавляющей русскоязычности белорусских граждан (более 95%) постоянно воспроизводится в бытовой речи большинства из них. Нынешняя же официальная (в школах и СМИ) «мова» имеет слабое отношение к родному белорусскому наречию и представляет собой смесь русского и польского языка с преобладанием среди умозрительных понятий, несущих в себе дух языка, калькированных польских слов и с тенденцией к расширению их доли и внедрению терминов «элитного» английского (любопытно, что и значительная часть самих польских родителей «белорусских» слов сами внедрились в язык славянского народа, отрекшегося от кириллицы в пользу латиницы, калькированием из немецкого): символом здесь может служить богословское понятие «благодарю» - дарю благо (спасибо также происходит от «спаси Бог»), - и «дзякую» в «мове», восходящее вместе с польским dziękuję к немецкому denken. Подавляющее большинство (более 90%) слов «беларускай мовы», отличных от русских, легко находятся в русско-польском словаре и полностью вырваны корнями из органической целостности языка. У либеральных хлопоманов во власти, как правило, вообще не владеющих «мовой», и даже у националистов, не только продвигающих ее, но ревностно стремящихся максимально ее полонизировать («сохранить самобытность от русификации»), никакой любви к языку предков и Родины нет и в помине: у первых «мова» - коварное средство дерусификации и вестернизации Белой Руси (в том числе окатоличивания), отрыва ее от Русского мира (показательна еще одна сравнительная таблица понятий) и православно-славянского в целом вкупе с собственным утверждением во власти, у вторых (часто великороссов по происхождению), вдобавок к первому, - средство реализации своей националистической гордыни и тщеславия, требующей отличия от «всего москальского». И в том, и в другом случае духовной целью является раздробление единого православного Русского мира.
Разумная патриотическая политика по отношению к «мове» заключалась бы в ее научно обоснованном очищении от всяких следов полонизации с заменой многочисленных польских терминов (особенно в области высокопонятийной лексики) русскими или - с опорой на памятники письменности до эпохи польского завоевания - возрожденными самобытными словами (в том числе отличными от современных русских литературных) и оборотами. То есть, отказа от языковой химеры в пользу органически целостного восточнославянского языкового наречия, имеющего внутреннее словесное, а значит, и духовное единство. Эталоном для преобразований должен и вполне мог бы служить священный церковнославянский язык. Но это-то никому в лингвистическом сообществе совершенно и не нужно и в целом противоречит западническому духу всех «ревнителей мовы». Отнюдь не любовь к «языку предков» движет идейными борцами за расширение «беларуского» языкового пространства!
В сравнении с тем же малороссийским наречием Украины «беларуская мова» почти полностью является атрибутом прозападно-националистически настроенных граждан и сообществ (прежде всего, из интеллигенции). Почти вся «классика мовы» (не считая послевоенных произведений) написана польскими или ополяченными революционными католиками-русофобами и несет в себе их дух - дух отцов «мовы» из числа хлопоманов. Носители ее практически всегда отличаются (в повседневном обиходе) духом бунтарства, ноющего недовольства, ущемленности и одновременно «избранничества», а главное - почти всегда неприязнью к русскому языку и всему русскому и враждебной настроенностью к единству с Россией. Да и сам А.Г.Лукашенко, который никогда произвольно на «мове» не говорил и не говорит, всегда переходил на нее только тогда, когда хотел выразить возмущение и иронию по отношению к убеждениям и деятельности националистической оппозиции и интеллигенции. Среди носителей «беларускай мовы» наблюдается явная приверженность к бело-красно-белой (крипто-польской) националистической символике, а в конфессиональном плане - преобладание католиков, также протестантов и числящихся православными экуменических криптоуниатов. Недаром католический Костел, многовековой столп латыни и польского языка, в 1990-е перевел проповеди и даже службы на «мову» - и первыми это сделали именно польские ксендзы. В действительности, за противостоянием «беларускай мовы» и русского языка (вкупе с белорусским наречием) стоит противостояние католицизма и Православия и соответствующих миров - неоязыческого и христианского.
Если бы белорусское руководство продолжало держаться некогда мудро избранного идеологического пути «авангарда православного Русского мира», то первым делом следовало бы внедрить в систему образования - прежде всего, высшего философско-гуманитарного, но и среднего - изучение священного и самого богатого в мире, богоданного языка всех славян - церковнославянского, источника и кладезя откровений Божественной Премудрости (Софии), который более всего сохранился в современном русском языке и вполне мог бы возродить и воспитать и его белорусское наречие. Одно только изучение церковнославянского языка одухотворяюще и нравственно исцеляюще действовало бы на белорусскую молодежь. Не говоря уже о том, что это (вкупе с подобными мерами) могло бы превратить Белоруссию в центр славянского движения и объединения - о чем и велась речь в среде патриотической белорусской интеллигенции с середины 1990-х годов. Но нынешнее поколение «белорусской» идеологической элиты, олицетворенное Макеем и представленное западниками из числа либерал-рыночников и националистов, вместо церковнославянского языка и родного белорусского наречия пытается навязать белорусам изучение и общественное употребление литвинской «беларускай мовы» (уже уравненное в школах с изучением русского) и, конечно, доминирующего над ними всеми (по выделяемым учебным часам) английского языка. То есть, как говорилось ранее, - из флагмана Русского мира превратить Белоруссию в очередной безликий отстойник англо-саксонского глобомонстра и его региональной польской провинции. Между тем, российские депутаты от российской Коммунистической партии, всегда бывшие сторонниками А.Г.Лукашенко, уже ставят вопрос об изучении церковнославянского языка в школе, указывая, что «церковнославянский язык - язык культурно-исторического ареала Восточной и Центральной Европы», притом что «во всех странах язык своего культурно-исторического ареала (латынь, арабский, санскрит) изучается в национальной школе как своеобразный фундамент языковой и духовной культуры». По утверждению «председателя Комитета Государственной Думы по развитию гражданского общества, вопросам общественных и религиозных организаций Сергея Гаврилова..., "курс церковнославянского языка может быть интегрирован в другой школьный предмет, например, как русский язык, или Основы православной культуры; язык всегда является цементирующим фундаментом нации, гражданского общества».
Совершенно здоровая и проницательная оценка вопроса «мовы» озвучивалась ранее и самим главой белорусского государства А.Г.Лукашенко: «Люди, которые говорят на белорусском языке, не могут ничего делать, кроме как разговаривать на нем, потому что по-белорусски нельзя выразить ничего великого. Белорусский язык - бедный язык». Мысль эта полностью верна в отношении именно «беларускай мовы» как искусственной смеси чуждой польской умозрительной терминологии с русской и западнобелорусской бытовой лексикой. Мысль эта с оговорками верна и для белорусского деревенского наречия русского языка: это наречие питало и способно питать общерусский язык, составляя с ним органичное целое, но, естественно, критически обедняется в случае замыкания на самом себе, в отрыве от высокого церковнославянского и русского литературного языков, хранимых Церковью и патриотической интеллигенцией, столпов русской культуры (иначе, Русского мира). Верно подмечено и что активные носители «мовы» духом полностью зациклены на самой «мове» как таковой: она служит для них не средством выражения мыслей (тем более, глубоких) и сообщения их друг другу, но самоценностью, символом, который они ревностно оберегают (правда, только от русского влияния), употребляют в явно вызывающей манере и навязывают обществу, носясь с ним как с писаной торбой.
Рассуждения же Александра Григорьевича год назад на пленарном заседании проходившего в Минске XIX Всемирного конгресса русской прессы о месте русского языка в жизни Белой Руси вообще можно назвать эталоном вкупе и ведения его исторической природы, и разумения его духовной значимости, и геополитического мессианства (в частности, славянского): «Русский язык для нас не чужой. Это и наше национальное достояние. Белорусы за свою многовековую историю внесли немалый вклад в его развитие, обогатили его... Благодаря этому мы имеем возможность более масштабных и прямых контактов в области науки, культуры и искусства. Расширяем интеллектуальные и информационные горизонты плодотворного сотрудничества с братскими народами, продвигая идеи добрососедства и миролюбия... Русский язык - это мой русский язык. Это живое. И в нем вклад не только русских людей. Это совершенно иной русский язык, куда вплетены нравы, характеры, толерантность в том числе белорусского народа. Он развивался из века в век. Наш язык, русский язык, на котором разговаривают россияне, белорусы, украинцы и многие другие, - это сплетение душ многих народов. Русский язык - это наш язык. Вы приехали в страну, где чтят, уважают, разговаривают и думают по-русски... Потерять сегодня русский язык - это потерять свою историю, современность и, уверен, свое будущее. Мы от него никогда не отказывались и не откажемся. Более того, будем всегда за него бороться... Через великий русский язык находят свое выражение такие традиции и ценности славянства, как духовные и нравственные идеалы, стремление к справедливости, добродетель, служение обществу, способность объединяться перед общей бедой. К сожалению, не везде эти простые и понятные ориентиры в почете. Все мы видим, как в ряде регионов планеты проявляется напряженность, обостряются конфликты, проливается кровь, происходит геополитическая перестройка мира. Картина глобального информационного пространства также кардинально меняется».
Однако в это же самое время, как и в случае с отношением к Русскому миру, одновременно и особенно в обращении не к российскому, а к белорусскому слушателю в последние годы из уст президента Беларуси стали исходить совершенно иные слова о «мове». В конце апреля 2014 года, когда за русский язык на Украине уже начали унижать и избивать, А.Лукашенко, обозвав прорусских патриотов Белоруссии, тревожащихся опасностью ее следования национал-сепаратистским украинским путем, «провокаторами, которые создают почву для противоречий в нашей стране», к которым он «поставил задачу Комитету госбезопасности подходить как к диверсантам», внезапно объявил, что «мы богаче русских в этом плане, потому что у нас есть еще и белорусский язык, которого россияне не знают... Что тут плохого (в том, что на белорусских дорогах появились названия на белорусском языке)? Это наш родной язык, и мы должны его знать». «Родным» и «обогащающим» А.Лукашенко, совершенно не владеющий «мовой» (особенно ее нерусским, польским тезаурусом), назвал еще недавно «бедный и ничего великого не способный выразить» языковой конструкт, возникший в результате хлопоманского насыщения деревенского диалекта обильной польской терминологии, на котором говорит несколько процентов населения (крайне оппозиционного самому президенту), и уже не просто «появившегося на белорусских дорогах», а практически полностью монополизировавшего всю систему топонимики и общественный транспорт Беларуси, если и дублируясь, то не русскими надписями (и объявлениями), а английскими или польской латиницей, адаптированной «беларусоведами» из Национальной академии наук Беларуси в качестве «новой нормы латинской графики для белорусского языка». И украинская история использования малороссийского наречия русского языка, разбавленного полонизмами (особенно в галицийском диалекте), для вытесывания русофобского национализма с последующей гражданской войной вместо того, чтобы научить и совершенно отвратить от сего пути белорусского лидера, напротив, кажется для него разумной: «Есть какая-то соль в высказываниях, что это мы мало уделяем внимания белорусскому языку... Уж слишком мы осторожно поддерживаем белорусский язык».
И опереться в этом А.Лукашенко может, естественно, исключительно на идейных националистов, для которых долгое время был лютым врагом и для которых может быть только «временно терпимым и удобным для достижения наших целей простаком, испугавшимся угрозы для себя со стороны Русского мира». Используя заблуждение А.Лукашенко в поиске белорусской «национальной идентичности» не внутри Русского мира, а в обособлении от него, они вместе со своими единомышленниками из окружения президента и «бюджетной» интеллигенции не только продвигают дерусификацию языкового пространства, но и его декириллизацию - через латинизацию самой «мовы». И хотя «попытка ввести в постоянный обиход белорусскую латиницу является шагом в направлении дальнейшего размежевания и раскола Русского мира», в ней можно увидеть и обратный, положительный феномен: ликвидацию «белорусообразности» «мовы» и возвращение ее восвояси, к истокам - полонифильским хлопоманам, делая ее совершенно чуждой белорусам, коей она и является по своей природе.
Желание использовать «беларускую мову» - вне зависимости от того, чем она является для самих белорусов, - для ускоренного национального обособления от остальной России постепенно стало откровенно высказываться главой белорусского государства: «И я поддерживаю белорусский язык, потому что это то, что нас отличает, к примеру, от русского человека, от россиян. Это признак нации. Мы ведь белорусы, поэтому наряду с русским языком, который мы выстрадали, мы имеем белорусский язык, который нас отличает как нацию». Предложив в качестве образца свое желание, чтобы «его младший сын Николай одинаково владел русским и белорусским, а также английским языками», А.Лукашенко пожелал и всем белорусам: «Вот чего я хочу (и не думаю, что вы хотите иначе): чтобы ваши дети знали не только белорусскую "мову", но и русский язык. Поэтому я не хочу потерять это богатство». Как видим, речь уже незаметно пошла не о «мове» как приданном к родному русскому языку, а о сохранение знания «и русского языка», причем на «одинаковом уровне» не только с «мовой», но и с английским.
Явно охладевший к идее единства и совместного строительства Русского мира президент буквально убеждает говорящую исключительно по-русски молодежь в целесообразности знания русского языка, поскольку «на всех международных конференциях синхронный перевод осуществляется на ряд распространенных языков мира, и в их числе русский; кроме того, русский язык содержит большой объем терминологии, особенно в сфере точных наук... "Зачем нам отказываться от этого?"». Однако, «конечно, как Президент Беларуси я очень хотел бы, чтобы мы больше использовали белорусский язык». Но зачем? Тем более, что А.Лукашенко сам признается, что «мы на русском языке веками разговаривали», а не с XIX-XX века, якобы в результате «москальской русификации». По той же самой причине: «Правда в том, что у нас есть и другой язык, который нас отличает от других народов. Ведь государство и народ имеют определенные особенности, в том числе свой язык. Если у народа свой язык, значит, это - народ. У нас таких два. Мы богатые». То есть, язык является знаком отдельной нации, а если не является таковым (поскольку является наречием народности-ветви одного русского народа, а не отдельной нации), то должен стать не знаком, а средством отдельности - средством обособления «белорусского народа» как нерусского.
И если еще совсем недавно глава государства публично распекал министра образования за желание перевести историю, географию и ряд иных предметов на «мову», то теперь, «если вы меня спросите, а я как хотел бы... Я хотел бы, чтобы исторические предметы изучались на белорусском языке». А, как известно, даже мимолетное пожелание президента в Белоруссии - равносильно приказу, который нужно спешно и усердно выполнять. Впрочем, еще до всякого его пожелания класс историков в Белоруссии давно стал не просто «беларускамоўным», а главным ледоколом лингвистической «беларусизации». Так на уже канувшей в лету программе «Дело принципа» в выпуске «Проблемы преподавания истории в школе» все пятеро приглашенных докторов исторических наук, включая директора Института истории Академии наук, декана исторического факультета БГУ и главного парламентского историка-идеолога И.Марзалюка разговаривают исключительно на «мове». Например, известный ненавистник западноруссизма, «бывший» БНФовец Марзалюк возмущается (58.45): «Я удивлен очень тем, что в какой-то определенный момент, совсем недавно, начали историю Беларуси преподавать по-русски. Никто не протестовал: двуязычье-двуязычье. Но было просто принято, чтобы все учебники, и в русскоязычных школах в том числе, были по-белорусски... Это, кроме всего остального, давало детям дополнительную возможность этот язык знать... Я считаю, что если у нас двуязычье, то историю Беларуси нужно излагать по-белорусски - так, как преподают белорусскую литературу» (в чем его тут же горячо поддержал старый БНФовец профессор Голубев). Совершенно очевидно, что сознательно включившиеся умом и сердцем в языковой космос, созданный крипто-польской русофобской интеллигенцией, историки и их многочисленные ученики будут и саму историю воспринимать в их духе, что доктора тут же и подтвердили (за исключением одного), ратуя за «изучение в ВУЗах истории белорусской государственности вместо повторения истории Беларуси» и, непременно, - изучение «с позиции белорусского суверенитета», а не правды. При таком положении дел в образовании катастрофа наподобие украинской становится лишь делом короткого времени.
Наконец, глава государства приходит для себя к выводу о необходимости насаждать «беларускую мову» - притом делать это иезуитскими методами (и учит им юную молодежь): «Нельзя подставляться, как это сделала Украина. Ну зачем было костылять русских, русский язык, зачем это надо было делать? Если вы хотите, чтобы все разговаривали на украинском языке (читай на белорусском языке), это надо делать аккуратно, не унижая русских и русский язык, потому что это унижение, нельзя этого допускать... Пожалуйста, давайте на белорусской мове (языке) будем говорить, начиная с детского сада, но будем это делать спокойно... В свое время белорусские националисты, ратуя за белорусский язык и независимость, лишь настраивали русских, украинцев и других против себя, в то время как я сам делал это спокойно. Я тоже сторонник суверенитета и независимости, это моя работа».
У кого же из высокопоставленных чиновников мы найдем подобные болезнования о «мове»? Кто выдаст в себе представителя того самого окружения, которое толкает главу государства к губительному насаждению «мовы» как сугубого маркера отличия «беларуска-литвинской нации» от русских? Конечно, последние два министра культуры с флагманом Павлом Латушко - первым «беларускамоўным» министром за многие годы, намеревавшимся «беларусизировать» все правительство и выместить русский язык из общения. Равно как и недавний министр образования с типично «белорусской» фамилией Журавков, адепт продвижения Беларуси в Болонский процесс, который надеялся, что «мы придем к тому, что у нас больше половины предметов будут преподаваться на белорусском языке... Это твердое убеждение Министерства образования. Мы переговорим с преподавателями школ, представителями районных отделов образования. Есть определенный перечень предметов, которые, несомненно, необходимо преподавать на белорусском языке. Потому что надо понимать родную мову, и говорить об истории Беларуси на другом языке - неправильно. Такое наше мнение, и мы это введем... В системе высшего образования, в БГУ, я наблюдаю, что неподогретый нормальный интерес к белорусскому языку среди студентов возрастает. На историческом факультете, филологическом все студенты разговаривают на белорусском языке».
Однако этих европанов в правительстве уже нет. Зато есть приведший их туда непотопляемый «специалист во всех без исключения вопросах», позволяющий себе по ним постоянно высказываться от имени народа и государства (выдавая в себе кандидата на высшую должность в нем), министр иностранных дел пан Макей. В более чем дружественном и искреннем кратком интервью антигосударственному агенту американского Госдепа и ЦРУ «Радио Свободе» в Праге (видимо, таким счастливым Макей бывает только на «свободном европейском воздухе»), совершенно «случайно» получившему доступ к министру, в лучших украинских традициях провозгласил (конечно же, на «мове»), что «если ты белорус, если понимаешь, что без "мовы" не может быть страны, - будет и "мова" жить, и страна развиваться». Видимо, с 1995 года, когда А.Лукашенко остановил навал «беларусизации», и до самого Макея Белоруссия, разговаривавшая на русском языке (кроме националистических полусект), «не развивалась» и вообще «не была». И хотя «ничего нельзя делать искусственно, а должно идти от души, от сердца», все равно «МИД пробует сделать свой вклад в развитие "беларускай мовы". Например, позавчера мы в Мадриде провели отличное мероприятие: испанская девочка перевела на испанский язык Максима Богдановича, отлично говорит "по-белорусски" - это пример для многих белорусов, которые стыдятся, возможно, говорить "по-белорусски". Мы пробуем это делать в нашем министерстве и побуждать людей».
Проще говоря, подход Макея сотоварищи - в том, чтобы «от души» «побуждать» говорить на полонизированном диалекте, а кто не захочет, тот - «не беларус». Тем более, что в самой Белоруссии пример фронтального разговора на «мове» подает польский Костел. «Небелорусы» же доминируют даже в такой самой «прогрессивной» среде, как Интернет - как признается в интервью тому же самому «Радио Свобода» русофоб «с придыханием» и ретивый адепт «национального возрождения» Юрий Натанович Зиссер: «У нас все очень просто. У нас нет никакой внешней поддержки, поэтому мы должны опираться только на доходы от рекламы, поэтому надо максимизировать аудиторию. И наша цель - ее максимизация. Поскольку более 90% аудитории - русскоязычные, то мы вынуждены в основном ориентироваться на русскоязычную аудиторию... Белорусскоязычным интерфейсом пользуются лишь около 1,5% пользователей портала и...даже удачные материалы, которые публикуются на мове, не востребованы пользователями... Если бы государство приказало нам перейти на белорусский, то государство нас этим бы и уничтожило».
Конечно, главным союзником Костела, Тутбая и макеевской внутриэлитной группировки является Центр исследований белорусской культуры, языка и литературы НАН Беларуси, который, конечно, никаким исследованием «белорусской культуры, языка и литературы», научно возможным только в продолжении трудов академика Е.Ф.Карского и правдивых ученых-западноруссистов, не занимается и заниматься не собирается, единственной своей целью имея всячески продвигать средствами государственных директив и казны «мову» и шляхетский антураж где можно и куда можно. Заместитель директора Центра, известный своей «беларусизаторской» воинственностью пан А.Лукашанец убежден, что только «мова» может и «должна стать фактором объединения, консолидировать общество и нацию». Притом неважно даже в каком виде, хоть в виде молодежных жаргонов, хоть в англофицированной «файнай спiчы», главное - чтоб не по-русски: «Мы должны только радоваться, что появляются новые разновидности, что язык расширяет сферы применения... Любой национальный язык не сводится лишь к литературной разновидности. В каждом европейском языке существуют разные варианты. То, что у нас появляются новые разновидности языка, в том числе социальные диалекты, свидетельствует, что белорусский язык расширяет сферу своего применения, что он является реальным средством общения определенной части общества».
Однако статус «объединителя нации» А.Лукашанец для «мовы» считает недостаточным и, подобно Макею, убежден, что только знание «мовы» (которого, напомним, нет, в частности, у А.Лукашенко) позволяет «каждому чувствовать себя полноценным гражданином и гордиться тем, что он владеет национальными ценностями..., гордо нести звание белоруса в мире, достойно ощущать себя в мировом сообществе». Как известно, до недавнего времени правом называть себя «элитой среди быдла» и «полноценными гражданами» (на фоне порядка 95% остальных, включая президента А.Лукашенко) имело только 1-2% националистической оппозиции с коллаборационистскими флагами. Теперь же об этом заявляет и «элита» Национальной академии наук, считая, что ее фетиш, который в их же воображении - «один из самых древних языков; он остается одним из самых высокоразвитых литературных языков, является важным средством современной культуры, средством общения», - одновременно «является основной составляющей национальной культуры..., выделяет белорусов в мире и становится одним из главных фактом независимости».
А если белорусы не хотят «выделяться в мире» при помощи мовы панов-хлопоманов Богушевича-Тарашкевича? Тогда их нужно заставить: «По мнению Александра Лукашанца, в условиях двуязычия можно подходить к вопросу об одинаковых требованиях в оценке знаний по обоим государственным языкам (русскому и белорусскому) при завершении учреждений среднего образования. На его взгляд, следовало бы ввести обязательное тестирование после завершения средней школы и при поступлении в вузы по русскому и белорусскому языкам... Для полноценного пользования информацией необходимо знать эти языки, а значит, требования к оценке знаний должны быть одинаковые». И уже теперь, «как сообщила главный специалист управления общего среднего образования Министерства образования Беларуси Ирина Булавкина, белорусский язык в учреждениях общего среднего образования изучается с первого класса и уже второй год идет переход на изучение белорусского и русского языков на первой ступени общего среднего образования в равном количестве часов; в прошлом году ученики второго класса перешли на новый учебный план, в этом году ученики второго и третьего класса изучают белорусский и русский язык в равном количестве часов; в следующем году на новый типовой учебный план перейдут ученики четвертого класса... В последние годы Министерство образования рекомендовало изучать предметы "История Беларуси" и "География Беларуси" на белорусском языке». Одновременно внедряется и система подготовки будущей «свядомай национальной элиты»: «введено профильное образование на третьей ступени общего среднего образования, которое позволяет белорусский язык и белорусскую литературу изучать как на базовом, так и на повышенном уровне. На изучение белорусского языка на базовом уровне отводится 1 час, на повышенном - 3 часа, на изучение белорусской литературы на базовом уровне - 1,5 часа, на повышенном - 3 часа». Еще раз напомним, что почти вся «белорусская литература», из которой принципиально исключаются произведения русскоязычных белорусских писателей и поэтов, - это собрание сочинений неверующей революционной интеллигенции католического происхождения.
Несмотря на все усилия, Министерство образования буквально стонет о «проблеме недостаточного количества школ с белорусским языком обучения в городах...: в стране действует 2845 учреждений общего среднего образования, из них в 1325 (46,6%) обучение ведется по-белорусски. Число белорусскоязычных учреждений образования большое, но в основном они находятся в сельской местности. У нас есть проблема с тем, чтобы учреждения среднего образования с белорусским языком обучения создавались в областных центрах, городах, где число таких учреждений среднего образования незначительное... Мы видим в этом проблему. Мы рассматриваем эту проблему и решаем ее на совещаниях, ставим задачи и задания, отслеживаем, как этот вопрос решается на местах. Но вы же знаете, что создание учреждений общего среднего образования и классов с белорусским или русским языком обучения решается на местном уровне. То есть местные исполнительные и распорядительные органы принимают это решение в зависимости от экономической ситуации, особенностей региона и в соответствии с теми заявлениями, которые подают родители». Итак, как бы ни крутили чиновники, выполняя поручения сверху идеологического штаба «беларусизаторов», но проблема «мовы» - именно в выборе самих родителей и учеников. Как следствие, «согласно статистике, опубликованной на сайте министерства, в 2016/2017 учебном году в 1-11-х классах школ Беларуси обучалось около 967 тыс. детей, из них 128,6 тыс. (13,3%) - на белорусском языке».
Причем «за 10 лет численность белорусскоязычных школьников сократилась в два раза». Аналогичная ситуация наблюдается и в детских садах, а в средних специальных учебных заведениях и ВУЗах обучение на «белорусском языке» является экзотикой. Анекдотично, что такое сокращение происходило именно в годы нарастающей «беларусизации». На самом деле, разгадка проста: сокращение деревенского населения и школ. Деревенские школы, обеспечивающие под 97% «белорусскоязычных школ», уж конечно, не преподают математику и физику на языке факультетов «белорусской» филологии, - но на той «трасянке», являющейся для белорусов подлинно своей и родной - русской. То есть, среди этих 13,3% доля детей со здоровым историческим самосознанием будет гораздо выше, чем в русских школах с преподаванием «мовы i лiтаратуры» представителями городской интеллигенции, выпускников националистических факультетов. Поэтому сокращение белорусскоязычных учащихся в школах Беларуси - действительно, печальное явление для Русского мира. Печаль усугубляется и планами по «беларусизации» городского среднего образования, которое, по своему духовному значению тождественно стимулированию юношеского национализма и сопутствующего ему неоязычества.
Особые надежды в этом деле возлагаются на возрождение «Национального университета», под которым понимается «университет с белорусским языком обучения». С данной идеей прямо к президенту на его «встрече с представителями общественности, белорусских и зарубежных СМИ» обратилась проведенная в парламент в 2015 году в разгар прозападного разворота националистка и нынешняя преемница ультрарусофоба О.Трусова на посту председателя «Таварыства беларускай мовы» (ТБМ) Е.Анисим. На следующий день уже министр образования (экс-глава Компартии!) признался, что «эта тема затрагивалась профильными комиссиями Совета Республики и Палаты Представителей перед тем, как вынести проект Кодекса об образовании на общественное обсуждение», и «вопрос создания высшего учебного заведения с белорусским языком обучения будет обсуждаться». В итоге, «в Минске появится университет имени Нила Гилевича с обучением на белорусском языке. C нового учебного года планируют открыть подготовительные курсы, а еще через год заработает сам ВУЗ... Все обучение будет на белорусском языке, планируют сделать три факультета - гуманитарный, иностранных языков и перевода, культурологии и искусств... На должность ректора предлагают Олега Трусова, который почти 20 лет был председателем ТБМ, работал деканом факультета в БГУКИ, был одним из основателей Колосовского лицея». Все эти учреждения в свое время стройными рядами выходили на протестные демонстрации против А.Лукашенко. Совершенно очевидно, что если таковой ВУЗ все-таки организуется, да еще с ректором-неонацистом, то он будет представлять собой не более как осиное гнездо бунтарства и майданной революционности. На этот процесс, впрочем, можно посмотреть и оптимистично: в данный частный платный ВУЗ будут собираться уже убежденные русофобы-гуманитарии, которые иначе бы растворились среди остального студенчества, разлагая его. При этом ныне все их выходки будут произведением не «наследства 1990-х», а творением самой власти во главе с А.Г.Лукашенко и ярким обличением в ней прозападно-хлопоманского, русофобского лобби.
На «национальном» ВУЗе ТБМ во главе с депутатшей-националисткой Е.Анисим останавливаться не собирается и намерены развернуть «гвалтоўную» кампанию по «беларусизации»: «По словам Анисим, объединение под ее руководством продолжит заниматься деятельностью по защите языковых прав, поскольку "записанное в Конституции право на белорусский язык пока, к сожалению, реально не обеспечено". Магистральным направлением деятельности ТБМ будет "расширение использования белорусского языка в сфере образования, информации и законодательства... Если мы все, каждый в своем районе, будем работать с родителями, то у нас будет расти число классов с белорусским языком обучения. Если мы будем работать с учителями - получим достойные кадры для обучения наших детей быть настоящими гражданами. Также нужно работать с бизнесом, который положительно относится к белорусскому языку... Давайте будем использовать все возможности, чтобы белорусский язык стал государственным языком, а также чтобы наши дети росли с пониманием, что белорусский язык - естественный язык нашего народа». Характерно, что националистический шабаш, которым всегда были съезды ТБМ, посетил «посол Украины Игорь Кизим, который, выступая на открытии съезда, заявил, что деятельность ТБМ способствует укреплению независимости Беларуси», и, судя по всему, делясь «успешным» украинским опытом языковой политики, провозгласил: «Успех возрождения и дальнейшего развития национального языка и культуры зависит от коллективной воли к независимости и сознательных усилий национальной элиты. Язык выступает объединяющим и консолидирующим фактором в обществе и средством укрепления национального единства» (белорусам для счастья только «национальной элиты» и «укрепления национального единства» по-украински и не хватает). Не обошел съезд ТБМ и такой «добрый друг» Беларуси, как посол США Роберт Райли, похваливший ТБМ за «способствование расширению сферы использования белорусского языка, укреплению белорусской национальной идентичности, несмотря на непростой характер языковой ситуации в стране и сложности, с которыми сталкиваются в своей работе независимые организации», и пожелавший «успехов в реализации проекта Национального университета и других программ и проектов. Вся эта работа способствует развитию Беларуси как демократической, успешной и независимой страны». Понимает ли, опять же, А.Г.Лукашенко, чем чревата для него лично такая «демократизация», если уж судьба Белой Руси стала для него безразличной?...
Чаемое А.Лукашанцом (символичное созвучие имен на историческом повороте) и олицетворяемой им националистической интеллигенцией «принуждение к мове» стало постепенно приобретать и репрессивный оттенок с украинским отливом: к началу прошлого года произошел уже «третий случай в стране» (за полгода) «привлечения гражданина к ответственности за оскорбление белорусского языка». Символично, что все три случая имели место в граничащей с Украиной Гомельской областью. «Оскобрлением» мовы был признан «следующий комментарий в социальной сети "ВКонтакте" жительницы Речицы: "Белорусский язык неприятен на слух. Да и вообще, белор. язык - это нелепое ассорти из русского и польского"». Карательная мера была применена с подачи такого «друга белорусских властей и прокуратуры», как «инициатор гражданской кампании "Справаводства па-беларуску!" Игорь Случак» - фанатичный доносчик и моўны террорист с характерной европейской внешностью, - победно заявивший: «Надеюсь, этот случай будет наукой для тех, кто считает, что собирать "лайки" в социальных сетях за счет оскорбления национального языка - хорошая идея». То, что сам оппозиционный Байнет (включая Tut.by) преисполнен мерзкими характеристиками русского языка, самой милой из которых звучит примерно как «язык - у собаки, мова - у человека», ни «сознательного гражданина» Случака, ни прокуратуру совсем не беспокоит. Что будет при такой политике происходить с авторитетом белорусской власти и лично А.Г.Лукашенко среди большинства белорусов (притом из числа его традиционных сторонников) - говорить не приходится.
Тему «оскорбления мовы» русофобы-беларусизаторы во власти к прошлому году постепенно раскрутили до масштабов советской контрреволюционной 58-й статьи УК РСФСР, использовав ту и в известной беззаконной расправе над тремя прорусскими православными учеными-патриотами, которая недавно было признана Верховным судом РБ «справедливой». На этом поприще отличилась газета «СБ. Беларусь сегодня» одного из главных серых кардиналов «беларусизации» (и самого судебного дела) Павла Израилевича Якубовича (наряду с «белым кардиналом» - Юрием Натановичем Зиссером, еще одним «ревнителем белорусской нации»), которая в лучшем духе своих предшественников в «пыльных шлемах» из 1920-1930-х поспешила в период следствия заранее вынести «свой суд» и обвинить честных журналистов в том, что они «готовили заказные эксцентричные материалы, ставили под сомнение суверенитет и независимость Беларуси, допускали оскорбительные выпады в адрес белорусского народа, его истории, языка культуры» и - как же сильна генетическая память! - «вольно или невольно присоединились к идеологу нацистской Германии Йозефу Геббельсу и палачам концлагерей в Озаричах, Тростенце, Бухенвальде, Освенциме». В качестве обоснования этой гнусной публичной клеветы оборзевший якубовичевский глашатай «привел одну из цитат Павловца на сайте "Регнум", где тот называет белорусский язык "практически мертвым" и "неприжившимся"», утверждая, что «здесь есть элемент презрения. Что такое нация без языка? Это неполноценная нация. Разве не в этом - признании неполноценности наций - и состояла нацистская идеология?». Заметим, что этим утверждением шайкой Якубовича неполноценным признается и никогда не разговаривающий на «мове» белорус А.Г.Лукашенко, а также подавляющее большинство русскоязычных белорусов, в связи с чем (и не только с этим) нацистами и последователями Геббельса оказываются как раз пан-раввин Якубович сотоварищи. Как не сложно догадаться «независимый суд» отклонил иск, даже не предписав Якубовичу опровергнуть мерзкую клевету.
Политика искусственного насаждения «беларускай мовы» (хлопоманской смеси польского и русского языка с фонетикой и синтаксисом белорусских католиков Вильнюсского района) предполагает, как и в случае с созданием «независимой нации», изыскательское фабрикование у нее «древних корней» - особенно у той части лексического фонда, который явно отличается от церковнославянских, общерусских и западнорусских слов. Именно этому посвящен подготовленный при Институте языкознания имени Я.Коласа при Национальной академии наук «Исторический словарь белорусского языка», «не имеющий аналогов в Беларуси и среди соседних стран» и «содержащий 75 тысяч слов, зафиксированных в литературных памятниках XIV-XVIII веков». Как торжественно заявил директор Института, «идея создания исторического словаря возникла в 1927 году» (то есть, на закате микроэпохи русофобско-большевистской «беларусизации») и «отражает историю белорусов на протяжении последних 500 лет». Несложно подсчитать, что это были те самые 500 лет литовско-польской оккупации, которые должны были бы дать этому словарю иное заглавие: «Исторический словарь полонизированного языка западнорусов». Однако у «свядомого» директора государственного института иная оценка этих лет: «Базой словаря стали такие источники, как Статуты, хронографы, летописи, деловые, научные, религиозные и мемуарные памятники. Это все, что создали белорусы в ту пору, которая называется "золотым веком" белорусской истории и языка. Это та пора, когда белорусские земли являлись центром мощнейшей европейской державы, а старобелорусский язык выполнял функции государственного языка». Как мы помним, никакого «старобелорусского языка» и в помине не существовало, а «в золотой век мощнейшей белорусской державы» с середины XVII и до конца XVIII века - век уничтожения Православия и Белой Руси - не только функции государственного выполнял язык польский, но и найти хоть одно издания на каком-либо ином языке, кроме польского, просто невозможно.
Однако самым постыдным, если не сказать предательским, является поддержка кресового извода польского языка православной Церковью - точнее, выступающих от Ее имени лиц в Белоруссии, готовых превращать Тело Христово в средство обслуживания социального заказа и интересов влиятельных неверующих лиц (в том числе, направленных, в конечном счете, против самой Церкви). В общем-то, несмотря на желания и усилия отдельных священнослужителей (таких, как и.С.Лепин, уже запрещавшийся служении за националистическую пропаганду и.А.Шрамко и ряд их единомышленников в центре западноруссизма Гродно - содействием националистически настроенного архиепископа Артемия), «мова» в Церкви на Белой Руси не прижилась и встречается более чем редко. Хотя в Минской духовной семинарии свободная пропаганда «беларусизации» позволялась еще 15 лет назад. Но в самом больном месте белорусского Православия - в высшем церковном управлении - влиятельным идеологам литвинистской криптополонизации Белоруссии оказывается более чем дружелюбное пособничество. Именно так следует оценить «презентацию перевода Священного Писания Нового Завета на современный белорусский язык ("Новы Запавет Госпада нашага Іісуса Хрыста")». Так и не разобравшийся за четыре года в сути происходящего митрополит Павел восторженно «подчеркнул, что перевод Нового Завета на современный литературный белорусский язык...является событием общенационального масштаба..., продолжая в 21-м веке просветительскую миссию равноапостольных Кирилла и Мефодия и белорусского первопечатника Франциска Скорины». Последний, напомним, отрекся от Православия, а первые потому и стали равноапостольными, что перевели Библию на родной язык сонма людей и целой семьи славянских народов - в то время, как "Новы Запавет Госпада нашага Іісуса Хрыста", наоборот, переведен с такого языка и если и будет читаться (вместо русского) мизерным числом людей, то преимущественно католиками, униатами и, за редким исключением, околоцерковными националист- экуменистами.
Неплохо было носителям священных санов вспомнить, что на нынешней «мове» не разговаривал ни один белорусский православный святой. Едва ли до революции можно найти «мову» и просто у православного священника, а до конца XX - хоть в одном церковном литературном труде. И неудивительно: ведь, вспомним, сама «мова» создавалась и использовалась узкой группой русофобской, полонофильской, католической и ненавидевшей православие революционной интеллигенцией - как раз с целью вычленения Белоруссии из православной державы и интеграцию ее в западный «Евросоюз». Церковь до революции была на Белой Руси главным хранителем русского языка (и его белорусского наречия) - языка, произошедшего от священного церковнославянского и более всего его в себе сохранившего, освящая его светом повседневную речь и жизнь людей. Потратившей на перевод с древнегреческого «Новага Запавету» огромные силы Библейской комиссии Белорусской Православной Церкви следовало б скорее их направить на доселе отсутствующий приемлемый перевод на русский язык Ветхого Завета, что вполне укладывалось бы во взятую в 1990-е годы идеологию «Белоруссии как локомотива Русского мира и славянского возрождения». Но, увы, на ее место забралась идеология «национал-буржуазной межконфессиональной Беларуси». Зато услаждена была присутствовавшая и выступавшая на презентации русофобствующая националистка и сподвижница ультранационалиста О.Трусова депутатша Е.Анисим. В свою очередь, «митрополичий хор Свято-Духова кафедрального собора города Минска (регент - Виталий Соболевский) исполнил духовные песнопения, гимн "Магутны Божа" на слова Натальи Арсеньевой, а также песни на слова классиков белорусской литературы - Янки Купалы и Якуба Коласа». Невежество в распевании православным хором стихов католических классиков еще можно было бы стерпеть, но вот кощунственное смешение духовных песнопений с гимном «Магутны Божа» коллаборационистки, жены главы белорусских полицаев штандартенфюрера СС Франциска Кушеля и впоследствии агентши ЦРУ и сотрудницы «Радио Свободы» Н.Арсеньевой, написанным в 1943 году и ставшим «религиозным гимном для белорусской [нацистской католической] эмиграции» с явным неоязыческим душком, лежит за пределами безумия.
Поскольку же большинство современных, особенно молодых, белорусов, увы, книги читают все реже и реже (к вящей радости самих западных элит и их местных компрадоров, что, собственно, и делает «поколения телевизоров и смартфонов» податливым материалом в руках мифологизаторов истории и мовных «беларусизаторов»), то центр тяжести пропаганды переносится на зрительные образы в окружающем пространстве. Вот белорусские города и заполонили незамысловатые «билборды с надписями, призывающими разговаривать на белорусском языке», причем начиная с «первого» польско-немецкого слова «dziękuję/denke». Искреннюю «любовь» к «родному языку» стоящее за акцией Министерство культуры подтвердил «скандальный плакат со множеством ошибок на одном из рекламных щитов в столице, посвященный Году культуры в Беларуси». И, как видно из материала, - плакат далеко не один. Сим Сам Бог обличил лицемерную попытку под видом «любви к белорусскому» использовать для «создания нации» творение католических хлопоманов-полонофилов и национал-троцкистов 100-летней давности. Жертвы такого воздействия, как и на Украине, «мову» изучать и совершенствовать, конечно, не станут, но вот гордиться ею, превозноситься перед «москалями» и ненавидеть за нее - легко. И такая неказистая комсомольская «беларуськасць» медленно расплывается по пространству после заявления главы государства о том, что «белорусского языка в нашем быту не хватает»: и вот, уже на указателях, вывесках и витринах надписи на «мове» либо замещают русские, либо дискриминационно вытесняют их в мелкий регистр, на телевидении же оправдываются за употребление русского языка.
«Беларуская мова», разработанная полонизированными католиками (вкупе с националистической псевдоисторической мифологией) и воспринятая нынешними внутривластными прозападными либералами и националистами для превращения белорусов в нерусскую нацию, судорожно схваченная запутавшимися стратегами во власти в качестве «средства сплочения нации», закономерно становится средством противопоставления и столкновения разделяемых духом не только белорусов и великороссов, но и самих белорусов внутри себя по украинскому подобию - через создание (или вскармливания) в их среде «внутренней нации», создаваемой вокруг прозападно-националистической крипто-польской антиправославной идеологии и соответствующего извращенного русофобского народно-исторического самосознания.
Пантелеимон Филиппович
_1.jpg)
