Старый мир никогда не уступает место новому без сопротивления. Он
может попытаться удержаться силой. Тогда при характеристике внутренней
политики государства, мы применяем термины «революция» и
«контрреволюция», а также связанный с ними «гражданская война». При
описании же политики международной говорим о войне региональной,
континентальной или глобальной (мировой).
В относительно редких случаях старый порядок пытается сохраниться лишь частично, идет на уступки новому, пускает его во власть во внутренней политике, делит в ним глобальное влияние в политике международной. В таком случае мы говорим о реформах.
Если в результате революции (контрреволюции) и гражданской войны победитель получает все, то в результате реформ (эволюции) создается конструкция, предполагающая баланс противоречивых интересов. Эта конструкция за счет обеспечивающих движение противоречий гарантирует опережающее развитие в сравнении с постреволюционным стабилизационным застоем, в рамках которого «прекрасный новый мир» пытается сохраниться навечно. Чем больше усилий он для этого прилагает, тем менее динамичным он становится, и тем меньше у него возможностей оперативно отвечать на вновь возникающие вызовы.
В свою очередь динамичная и способная не только к оперативному, но даже к опережающему реагированию конструкция, построенная на противоречиях (единстве и борьбе противоположностей), оказывается слишком нестабильной. Достаточно какому-то лагерю получить явное преимущество и он тут же попытается конвертировать свой перевес в абсолютную внутриполитическую победу, разнося в щепки общенациональный консенсус и стремясь к «идеалу» единомыслия, который возможен лишь по итогам выигранной гражданской войны.
Как расползается в руках «суперстабилизированное» идеологизированное государство победившего единомыслия, мы видели на примере СССР, который рухнул не в результате экономического кризиса, не в результате предательства значительной части элиты, не в результате равнодушия к его судьбе широких масс населения и даже не в результате комплекса этих факторов. Он рухнул из-за неспособности забронзовевшей в своей стабилизации системы адекватно реагировать на сравнительно несложные вызовы. Современная Россия после 90-х годов, имея значительно худшую стартовую базу, справилась со значительно большим комплексом проблем, не ограничивая при этом основные свободы.
Как разваливается, сползая в гражданскую войну, государство, не сумевшее удержать под контролем противоречия различных социальных групп (которые должны были обеспечить ему опережающее развитие), мы видим на примере современной Украины.
Внутренние конфликты, раз начавшись, как правило продолжаются до полной и окончательной победы одного из лагерей. Причем, как мы знаем из опыта английской, французской и российской (октябрьской) революций, победившая окончательно и бесповоротно революция может, тем не менее, закончиться контрреволюционной реставрацией и через десять, и через двадцать, и через семьдесят лет после своей окончательной и бесповоротной победы. То есть полный контроль идеологизированного государства не обеспечивает необратимости процессов. Точно так же поражение нацистских и фашистских идей в 1945 году не избавило мир от их возрождения в наши дни. А крах мировой системы социализма в конце 80-х - начале 90-х годов прошлого века не означает, что на новом повороте истории она не восстановится в том или ином виде. Любая монополия на истину, оформленная на государственном уровне, рано или поздно рождает потребность в альтернативе. Слабость же альтернативного режима, как правило заключается в том, что он оказывается столь же тоталитарным, как и его предшественник. Население просто не представляет себе иной организации государства, а действующие и альтернативные элиты не умеют по-другому управлять. Ты можешь быть либо за «белых», либо за «красных», можешь быть даже за «зеленых» или «коричневых», но обязательно за кого-то одного и против остальных, для которых у тебя предусмотрен только вариант силового подавления.
Современная Россия в начале 2000-х счастливо избежала идеологической монополии. Это оказалось решающим фактором, обеспечившим ей опережающее развитие, вернувшее ее в круг великих держав, определяющих судьбы мира. Но, как было сказано выше, построенная на противоречиях, не репрессивная в отношении оппозиции, идеологически эклектичная конструкция, сохраняет устойчивость только в рамках постоянного движения (желательно с ускорением). Она, как велосипед, чем быстрее движется, тем прочнее стоит. То есть от срыва в штопор гражданского конфликта такую конструкцию уберегает череда успехов. При этом внешнеполитические успехи должны коррелировать с внутриполитическими достижениями. У государства должно становиться больше авторитета, а у народа больше прав и зажиточности. Перекос в одну сторону (неважно внешнюю или внутреннюю) лишает конструкцию части устойчивости (как несущийся на вираже мотоцикл, который может в любой момент уйти в занос).
В отличие от внутренних конфликтов, которые на каждой стадии достигают логического конца (с победой или «белых», или «красных», чтобы тут же начать партию сначала), войны международные зачастую завершаются компромиссным миром (ни вашим, ни нашим). Такой мир на деле является лишь перемирием, поскольку, если оппонирующий режим не уничтожен полностью (как Германия Гитлера, например), а лишь предельно ослаблен и вынужден к уступкам, он все равно будет стремиться восстановиться и переиграть партию. В отличие от внутренней политики, в которой наличие общего интереса (сильное государство) подразумевается, а движение обеспечивается борьбой объединенных этим государством противоречий, во внешней политике, устойчивое развитие возможно лишь на основе общего интереса, а противоречия имеют абсолютно деструктивный характер, разрушая систему международного права и толкая оппонирующие государства к борьбе на уничтожение.
При этом надо иметь в виду, что государство привносит в международные отношения схему своей внутриполитической организации. Если Вы допускаете конкуренцию идей внутри страны, то и Ваши отношения с союзниками будут достаточно демократичны (независимо от их политического веса). Если же внутри страны господствует диктат одной идеи (пусть и под флером самой совершенной демократии) то и союзники будут находиться под постоянным тоталитарным давлением, основанном на праве силы и презирающем их национальные интересы.
Сейчас на международной арене столкнулись «старый порядок», представленный США и «новый мир», от имени которого выступает Россия. И у Вашингтона, и у Москвы есть разнокалиберные союзники. Но при этом все понимают, что падение любого из этих двух колоссов предопределяет исход схватки и глобальную конфигурацию на ближайшие десятилетия.
Предельно демократичная внутренне Россия, в которой даже оппозиция находится на содержании госкомпаний, поскольку сама на себя заработать не может, а ее выпадение из информационного пространства было бы шагом к единомыслию и косности, в принципе готова и с Вашингтоном договориться об учете его интересов. Но в Кремле понимают (не могут не понимать), что эта многократно выраженная готовность, хоть теоретически полностью соответствует реальности, на практике не больше, чем фраза, позволяющая занять выгодную позицию в текущей политике.
На деле США не могут договариваться. Им надо все (включая то, чего пока у них нет) или ничего. Вариант удовольствоваться частью они не рассматривают, поскольку в силу устройства их политико-экономической системы он означает ничего. США, где-то уступившие, обречены на практически моментальную утрату военно-политической гегемонии и финансово-экономическое увядание, ведущее к социальному взрыву. «Старый мир» в их исполнении готов сопротивляться до конца, поскольку любой другой вариант, кроме абсолютной победы для него гибелен.
Это дает нам преимущество. Нас, в отличие от Вашингтона, устраивает и ничья, и даже неабсолютная победа США. В конечном итоге это просто разные дороги к одному результату - краху американского мира и замене его многополярным.
Американские стратеги осознали этот момент. Очевидно, осознали не так давно. Во всяком случае, их стратегия в Сирии, на Украине и в Европе, до конца 2016 года предусматривала возможность компромиссов и разменов. Разумеется, они готовы были согласиться только на компромиссы и размены в их пользу, но такая возможность (хотя бы эвентуальная) существовала. В течение 2017 года ситуация быстро и драматически менялась (дополнительно осложненная острой внутренней борьбой элитных группировок в самих США). А с начала 2018 года все пространство для компромисса выродилось в требование полной и безоговорочной капитуляции России.
Это не удивительно. Удивительно, что США так долго не понимали глубины происходящих процессов и давали России время укрепиться внутренне и внешне. Начни они такую атаку, как сейчас в 2008, 2010 или даже в 2014 году и устоять было бы неизмеримо труднее (хотя бы потому, что не было «Калибров» и прочих мелких радостей, да и экономика была послабее, зависимость от поставок извне по некоторым позициям являлась критической).
Однако раз осознание ситуации в Вашингтон пришло и провокации за гранью фола, предполагающие возможность открытия военных действий в любую минуту, начались, значит они будут продолжены. И они не ограничатся только Британией или Сирией. Украина - очень удобный (пожалуй, самый удобный) полигон для самых кровавых провокаций (причем не в Донбассе, а в Киеве), но это не значит, что непоправимое произойдет именно на Украине. По ряду показателей Берлин - даже более интересная площадка.
На данном этапе США уже не могут победить в рамках нормальной стратегии. Они потеряли значительную долю влияния и авторитета, возможности финансово-экономического давления ими практически исчерпаны. Уже на данном этапе (вводя новый пакет антироссийских санкций и провоцируя торговую войну с Китаем) Америка сильно рискует. Ответные меры (в том числе и направленные против американского суверенного долга) могут разрушить не только экономику США, но всю мировую систему. Причем последствия будут для России и КНР очень неприятны, но некритичны.
США перешли к политике авантюр, по принципу «кто не рискует, тот не пьет шампанское». Ставки в игре повышаются до небес в расчете на то, что у России не выдержат нервы, и она сдастся перед угрозой мировой катастрофы.
Стратегия авантюры предполагает, что ты можешь быстро, красиво, блестяще и крайне экономно победить, если твой противник не находит правильный ответ (предполагается, что в режиме реального времени его найти трудно). Если же такой ответ находится, то ты с треском проигрываешь. Проблема США и всего человечества заключается в том, что Вашингтон ушел даже от этого правила. Ответ на его авантюры читается задолго до того, как они происходят. Стратегия авантюр со стороны Вашингтона по сути плавно перетекла в стратегию шантажа. Америка не скрываясь говорит, что, если мы не сделаем вид, что поверили в ее могущество и не сдадимся по-хорошему, они могут рискнуть мировой войной.
Дальше наше дело верить или не верить. Мы точно знаем, что как у Гитлера были генералы, готовые идти на любые авантюры, но уже с конца 1944 года (а некоторые и со второй половины 1943 года) призывавшие подумать о формате капитуляции, так и в элитах США есть достаточное количество здравомыслящих людей, которые готовы договариваться о новых роли и месте США в мировой системе или таких, которые будут готовы к этому, если шантаж не удастся.
Но точно так же мы знаем, что как у немецкого народа был Гитлер, готовый воевать до последнего немца, так и в американских элитах есть отморозки, готовые воевать до последнего человека на Земле. Для них проигрыш власти является проигрышем всего. В условиях острой, с переменным успехом, внтуриэлитной борьбы в США, мы можем только надеяться, что в критический момент адекватные политики удержат в своих руках рычаги управления военным потенциалом США. Еще мы можем им косвенно помогать. Каждый наш выигрыш на мировой арене усиливает в США сторонников компромисса и ослабляет сторонников концепции «либо все, либо ничего».
Но опасность неконтролируемого развития событий высока. И отступить мы тоже не можем, поскольку тогда судьба Ливии, Сирии, Ирака и Афганистана покажется нам недостижимой мечтой о благополучии.
Бывает так, что процесс, изначально оформлявшийся, как эволюционный, из-за бессмысленного сопротивления «старого порядка» перерастает в революцию. В международных отношениях мы сейчас на грани такого перерастания. Опасность такого решения еще и в том, что революция, как мы говорили выше, ведет к построению тоталитарного антипода тоталитарному «старому порядку». Эту опасность также необходимо учитывать и, по возможности, ее избежать.
Ростислав Ищенко, президент Центра системного анализа и прогнозирования специально для «Актуальных комментариев».
Источник
