Не существует, пожалуй, более непопулярной на постсоветском пространстве идеи, чем социальная справедливость. Её обсуждения избегают в политических ток-шоу, её игнорирует актуальное искусство, литература, поп-музыка. Даже в риторике постсоветских коммунистических партий, естественно вытекающий из их идеологии запрос на социальную справедливость всё чаще сублимируется идеей механического восстановления СССР. При этом базис будущего союза как бы выносится за скобки, при этом широкое присутствие в рядах сторонников «СССР 2.0» людей, исповедующих противоположные взгляды на устройство идеального социума, как бы намекает на то, что и в рамках этого проекта вопрос о социальной справедливости может оказаться задвинутым на второй план. Стремление паразитировать естественно для любой элиты, увы.
Между тем идея социальной справедливости вовсе не является маргинальной на Западе, брать пример с которого нас призывают борцы с социалистическими пережитками. Она популярна не только в Европе - там к власти регулярно приходят представители умеренно левых сил. Да, европейские левые - это никакие не левые, но циничные финансовые тараканы, однако сам факт поддержки избирателями их риторики свидетельствует о широком распространении в обществе идей, присутствия которых в нашем обществе так не хватает. Левые убеждения всё распространяются и где в течение всего ХХ столетия проявления левизны в политике пресекались, и нередко при помощи свинца.
Социальная справедливость так и не стала базовой идеологией ни одной из правящих партий, но левый модус, в той или иной степени, присутствует в мировоззрении всех последних президентов и большинства кандидатов: Обама и всеобщее медицинское страхование, Трамп и всеобщее трудоустройство, а Берни Сандерс, согласно опросам, третий по популярности участник президентской гонки, вообще называет себя социалистом. И это, для такой антикоммунистической страны как США, уже невероятная победа левых на уровне массового сознания, традиционно колебавшегося между христианским консерватизмом и либерализмом портов и прерий, где ещё 100 лет назад будущий 41-й вице-президент США Нельсон Рокфеллер сносил фреску Диего Риверы на стене Рокфеллер Центра в Нью Йорке из-за отказа художника закрасить на ней изображение В. И. Ленина.
Локомотивом трансформации массового сознания стала интеллигенция - т. е. прослойка, недостаточно обеспеченная, чтобы относиться к буржуазии, однако образованная и связанная с участием в общественных процессах: преподаватели, научные работники, журналисты и т. д. И если в вузах первой пятёрки негласная война с левизной ещё ведётся, то где-нибудь в социологическом департаменте средней руки университета коммунистом готов назваться каждый второй. В школах ситуация аналогичная - в конце концов, низкие зарплаты и социальный статус школьной педагогики обеспечивают приток в профессию людей определённых убеждений. Такое положение дел, очевидно, мало отражается на политическом курсе страны, однако оно влияет косвенно. Через умы граждан, через создание общественного запроса на социальную справедливость на уровне фундаментальных представлений о добре и зле.
Так почему же стремление копировать Запад исключает такую важнейшую моральную составляющую, как стремление граждан к социальной справедливости? Вероятно, либерализм антикоммунистического толка - это такой колониальный идеологический продукт, экспортируемый в страны, порабощение которых стало очередной повесткой глобальных элит. Либеральный антикоммунизм востребован в Гондурасе, против курса на социальную справедливость восстало мещанство Венесуэлы. Эта идеология долгое время господствовала почти по всему южноамериканскому континенту, в странах южной Европы: Испании, Португалии, Греции. Таких стран полно в Африке и сегодня. Неолиберальный миропорядок - это когда страны-гегемоны оставляют себе финансовый капитал и «Капитал» Маркса, а туземцам достаются лишь бусы и невидимая рука рынка, умеющая пороть и шарить по карманам.
Следует признать, что позднесоветская интеллигенция, ставшая в последние декады ХХ века локомотивом процессам, противоположным тем, что имели место на Западе, отбросила модус социальной справедливости задолго до распада СССР. Именно на интеллигентских кухнях и в курилках советских НИИ и КБ ковалась постсоветская буржуазная антиутопия. Слишком крепким и монолитным выглядело советское общество того времени, и слишком уж велик был соблазн поставить под сомнение его базовые принципы - из фрондества и стремления к самоутверждению. «Образованные люди умнее, а потому заслуживают лучшей, в сравнении с остальными членами общества, жизни» - эта социал-дарвинистская позиция идеально ложилась на сознание «среднего интеллигента», возомнившего себя солью советской земли и венцом ленинского плана всеобщего образования.
Бунту против социальной справедливости способствовали и привилегии, которыми пользовались советские руководители. Обсуждение автомобилей генсека Брежнева и его окружения, а также спецпайков из распределителей ЦК КПСС стали одним из любимых развлечений образованной прослойки общества. Так обретало контуры и формы будущее неравенство. Ведь если социализм не смог преодолеть распределители, то и равенство невозможно в принципе. А значит, незачем и огород городить - дайте пожить как люди. То есть за счёт других граждан и посредством перетягивания одеяла. Такого рода вывод как бы напрашивался сам собой, при этом всякий советский инженер и научный работник видел себя в верхней части социальной пирамиды, не задумываясь, что завтра он может попросту быть выброшен на улицу просто потому, что отсутствие за спиной страны идеи планетарного значения делает ненужной всю его деятельность.
Вследствие распада сознания позднесоветского общества идея неравенства передалась и партийным элитам - раз уж народу самому не нужна социальная справедливость, то почему бы именно им было не возглавить процесс трансформации общества? В конце концов, это не просто сохраняло в новых условиях прежнюю власть и влияние, но даже упрочивало её, позволяло наследовать привилегии. Коммунисты-предатели стали самыми последовательными антикоммунистами на планете - в марксистской теории они дадут фору любому марксисту, ибо учили её не в сети, но в Высшей партийной школе. Любой намёк, попытку протащить идею социальной справедливости через художественный сюжет или, допустим, анализ того или иного социально значимого явления вычисляется этими людьми и пресекается буквально на лету.
Так уж случилось, но в лидеры этого процесса вышла Украина. Именно здесь оказалось достигнуто абсолютное дно. И это не только законодательный запрет на распространение коммунистической идеологии и символики или беспрецедентные антисоциальные реформы. Апофеозом стал судебный процесс над львовскими студентами и школьниками-членами ЛКСМУ. Один из них, 22-летний студент, уже приговорён к 2,5 годам тюремного заключения за распространение запрещённой в Украине коммунистической идеологии. В частности, осуждённому инкриминировали размещение в социальной сети «Фейсбук» цитат из Карла Маркса и Владимира Ленина, а в качестве орудий «преступления» были изъяты и уничтожены членские билеты легально действующей в Украине организации «Ленинский комсомол Украины» и «Капитал» Маркса - именно там осуждённый черпал цитаты. Другие члены «преступной группы» - школьники. По их поводу собирают общешкольные собрания, родителей запугивают увольнением с работы.
Однако самым вопиющим является сокрытие личности участников процесса. Их имена не указываются на сайте суда и СБУ, а сами участники, которым параллельно инкриминируется терроризм, под угрозой переквалификации уголовного дела были вынуждены подписать расписку о неразглашении. Поэтому даже руководство ЛКСМ сообщает лишь имена, но не фамилии фигурантов дела: Александр, Денис и Сергей.
Разумеется, Украина за последние три года умудрилась пробить не одно дно. Однако в данном случае, полагаю, речь идёт о «дне абсолютном». Ведь сожжение книг Карла Маркса отбрасывает нас во времена, о которых принято вспоминать исключительно в рамках обсуждения темы Холокоста. Как и сокрытие информации о репрессируемых государством инакомыслящих или недавний запрет соцсетей и отложенная попытка запрета Украинской православной церкви.
И в этом, при всём ужасе положения граждан Украины, есть положительный момент. Ведь от абсолютного дна уже можно оттолкнуться. Ведь, чем больше режим запрещает, тем сильнее желание действовать назло. Тем более когда государство-запретитель ещё и не очень успешно с точки зрения управления. А ещё постсоветские общества развиваются по общим схемам - да, с разной скоростью, да, с поправкой на местную экзотику. Однако, как бы там ни было, стартовые условия и принцип формирования новых общественных институтов оказались одинаковыми. А значит, и украинское дно может стать общим для всего постсоветского пространства - крайней точкой разрушения демократических институтов во имя сакральной войны против коммунизма под руководством коммунистов-ренегатов.
События в Украине не просто пугают. Они десакрализируют всю мифологию противостояния коммунизму, к которому белыми нитками были подшиты все контексты советской культуры и наиболее ярких её представителей. Весь пантеон - от сталинистов Ильфа и Петрова до академика Сахарова, призывавшего в проекте Новой Конституции СССР к «конвергенции социалистической и капиталистической систем». Вся эта кажущаяся стройной мифология смогла пережить и распад СССР с его многочисленными конфликтами на национальной почве и цивилизационным упадком, наступившим на постсоветском пространстве одновременно с распадом СССР. Ибо преступления, творящиеся сегодня под знаменем крестового похода против коммунизма не могут не ужаснуть, а значит, и пересмотр постсоветскими обществами вопроса о коммунизме и социальной справедливости уже появился на горизонте.
Это, разумеется, не означает полного исчезновения антикоммунизма. Он станет другим - более сектантским, возможно, даже мистическим. В конце концов, пример мистического антикоммунизма уже есть - китайская религиозная организация - Фан Лунь Дафа, или Фалангун. Там считают коммунизм воплощением мирового зла, разрушающий созданный свыше, основанный на социальном неравенстве сакральный пирамидальный миропорядок. Сама идея разрушения институтов социального неравенства рассматривается в рамках учения даже не как греховная, но как радикально бесовская. И казус Украины и украинской декоммунизации максимально приблизил постсоветский антикоммунизм к постулатам этого эзотерического учения. Ибо и у нас, и в Китае невозможно отрицать идею социальной справедливости, не впадая в мистицизм. Слишком уж очевидна её роль в формировании нашего цивилизационного пространства, а в постсоветском мире и цена, которую общество вынуждено платить за отказ от неё.
