|
|
Тогда становится
понятным неподдельное негодование «творческой номенклатуры» из-за дела
Серебренникова: уплатив содержанке за совместно прожитые ночи, нелепо
требовать от нее целевого расходования этих денег.
Не имея доступа к материалам следствия, уклонюсь от оценки финансовой стороны дела, заведенного на Кирилла Серебренникова.
Судя по известным данным, речь идет о различных госзакупках с участием театра им. Гоголя и «Седьмой студии», проводившихся без надлежащих процедур. Два юрлица, оба контролируемые Серебренниковым, заказывали друг другу услуги, скажем, постановки, декорации, сценарии.
Так это было или не так, рассудят без нас. Пока же хочется поделиться вот какими соображениями.
На мой взгляд, не столько Серебренников виноват во всем случившемся, сколько те, по чьей воле ему в последние годы так сопутствовала творческая и коммерческая удача, кто обеспечивал золотые гранты и избыточное финансирование, но не контролировал расходование бюджетных средств надлежащим образом, кто, разогнав сложившуюся профессиональную труппу театра им. Гоголя, отдал классическую сцену под «центр» режиссерских экспериментов с сексуальным уклоном.
Короче говоря, вина лежит и на тех, кто создавал режиссеру атмосферу неподотчетности и привилегированности.
Эту атмосферу ярко передает реакция на задержание Серебренникова.
«В это невозможно поверить. С этим невозможно спокойно жить. Мир перевернулся. Была жизнь до этого дня 23 августа и после него» (театральный критик Марина Давыдова).
«Сегодня Кирилл, завтра кто-нибудь еще. Все это будет продолжаться. Театр внезапно стал одним из самых опасных видов деятельности» (драматург Иван Вырыпаев).
«Репрессивность государства возрастает и оказывается направленной на сферу искусства... Мы не вернулись полностью в 1939-й, но мы в тренде... Я не могу сконцентрироваться на творчестве. Парализуются творческие центры» (режиссер Михаил Бычков).
Казалось бы, режиссеры как никто должны обладать чувством меры и вкуса, профессиональным нутром чураться всякой неестественности, переигрывания, ложной пафосности, «шума из ничего». Нет, не чувствуют фальши, смешными выглядеть не боятся.
Для того, чтобы понять почему появление в «Гоголь-центре» следователей, заведение уголовного дела и задержание подозреваемого кругу «творческой элиты» показались чем-то вроде наступившего без предупреждения конца света, необходимо поговорить о сложившихся в последние десятилетия своеобразных взаимоотношениях этого круга с государством.
Еще в начале 90-х, размышляя о складывающихся новых отношениях власти и искусства, Георгий Свиридов записал в своем дневнике:
«Бывает, и часто, искусство, которое служит власти. Оно может быть великим или ничтожным... Но бывает искусство, которому служит сама власть. Такое положение создалось в нашем теперешнем государстве, когда власть служит чужому искусству, считая его за главное, поклоняясь само чужой силе, от которой зависит. И заставляя подчиняться этой силе своих подданных».
Вспомним, кого еще лет десять назад награждали государственными премиями и орденами?
Это в последние годы среди награжденных стали попадаться ученые, конструкторы, врачи, военные, инженеры. А в те годы Кремлевский дворец заполнялся исключительно певцами-эстрадниками и юмористами, с редким включением людей театра.
Тогда и сформировалась своеобразная «творческая номенклатура», по сей день заправляющая в сфере искусства, монополизировавшая его, диктующая моду и ни за что не желающая сдавать занятые позиции.
 Кирилл Серебренников (фото: Tatyana Makeyeva/Reuters)
|
Для чего власти финансируют театр, даже не театр как учреждение, а конкретных «творцов», особенно скандальных, циничных и бравирующих этой циничностью?
Складывается впечатление, что подобным образом власть откупается от либеральной интеллигенции. Эти своеобразные отступные, что-то среднее между данью и взяткой, напоминают «поминки», которые московские цари платили Крымскому ханству. Вроде и былой зависимости, как от Золотой Орды, уже нет, а с другой стороны, откупаться от постоянных набегов даже дешевле, чем полностью обезопасить границы за счет дорогостоящих фортификаций и войск.
И тогда становится понятным неподдельное негодование «творческой номенклатуры» из-за дела Серебренникова: уплатив содержанке за совместно прожитые ночи, нелепо требовать от нее целевого расходования этих денег.
Если же государство в самом деле желает поддержать культуру, то не только Следственный комитет, но и общество вправе знать, насколько рационально и справедливо тратятся бюджетные средства, отнятые у здравоохранения, образования, науки, да и традиционной культуры, наконец.
Ведь на один только разнесчастный проект «Платформа», который то ли был, то ли не был реализован, выделено более 214 млн рублей. А всего за три последних года театр Серебренникова распределил по госзакупкам 700 млн рублей. Вот таким-то образом государство притесняло его свободу творчества.
Еще один феномен, который совершенно иначе выглядит в свете нашего предположения, - это абсолютная глухота добровольных защитников Серебренникова к реальному общественному мнению. Разговоры о неподсудности «гениев», помноженные на специфику творчества самого режиссера, вызывают в обществе глухое неприятие.
Со стороны кажется, что с такими «друзьями», напористо объявляющими дело политическим, Серебренникову не нужны и враги.
Однако эти люди построили свое благосостояние и всю систему взаимоотношений с властью именно на том, что выдают свой узкий и страшно далекий от народа круг за само общество.
Чего они добиваются? Чтобы кто-то с вершины власти дал команду «освободить страдальца» и прекратить следствие? Но никто же не в силах «запретить» обнародованные факты и подозрения.
Наблюдая, как эти люди ведут разговор с властью так, как будто бы вокруг них вообще нет никого, кто способен взглянуть на процесс со стороны, так и хочется задать вслух вопрос: простите, а мы тут никому не мешаем?
