На конференции «100-летие начала эпохи гонений на Русскую Православную Церковь», состоявшейся в Храме Христа Спасителя летом этого юбилейного русской трагедии 2017 г., Святейший Патриарх Кирилл, отвечая на вопросы участников, рассказал на примере пострадавших в его семье, как фабриковались дела верующих сотрудниками НКВД.
Мой отец протоиерей Михаил Гундяев был арестован в 1933 г. в Петербурге (тогда - Ленинграде). В 1936 г. его освободили. Если бы не освободили тогда, то он не вернулся бы с Колымы, потому что наступал 1937 г. О заключении он рассказывал мало. Уже став Патриархом, я смог прочитать его дело, которое мне выдали из архивов. Когда я открыл дело, я был поражен тем, как блестяще там все обставлено. Если бы я по рассказам не знал сути происходившего, я бы, читая это дело, подумал, что все так и было. Машина фабрикации этих дел была к 1930-м гг. доведена до совершенства. Поэтому возникает даже вопрос о вине тех руководителей, которым это все так преподносилось, и они скопом подписывали эти обвинения. Документы предоставляли такие, что не могло остаться сомнений в вине этих людей.
Приведу пример. Один профессор Санкт-Петербургской духовной академии был арестован в 1933 г. Он дает показания. Под пытками ли? Или давление, оказываемое на него было не физическим, а моральным. Возможно, у него были жена, дети. Кто знает, что ему сказал следователь... Но допрашиваемый не просто дает показания, он развивает целую концепцию на основании данных, о которых следователь НКВД и понятия не имел. Надо быть очень просвещенным, чтобы знать все те детали, которые изложены в этом протоколе допроса. В нем говорится, что митрополит Евлогий (Георгиевский) по просьбе или при содействии архиепископа Кентерберийского Космо Лэнга отслужил панихиду, где помянул погибших в Советском Союзе гонимых христиан и помолился о тех верующих, кто находится в заключении. Это было воспринято в качестве антисоветской пропагандистской акции. В результате возник еще один раскол. Митрополит Евлогий ушел в Константинопольскую юрисдикцию, чтобы обезопасить себя от каких-либо прещений со стороны московской иерархии, которая под давлением советских властей могла их наложить.
Патриарх Московский и всея Руси Кирилл
Из показаний этого профессора следовало, что под влиянием западных политических сил, которые действовали через архиепископа Кентерберийского, митрополит Евлогий, будучи завербован этими силами, стал вести активную антисоветскую работу на территории Советского Союза, в частности в Ленинграде. Он был связан с Западом через агентов (имена агентов там же, в протоколе, названы), которые имели возможность выезда за границу, где получали деньги, и, привезя их в Ленинград, действовали здесь посредством создаваемых ячеек (так называли группы молодежи и православной интеллигенции). Гонения были направлены на то, чтобы выкосить активную часть питерских православных. Протокол составлен очень тщательно. Там стоят подписи, взяты показания: я, такой-то, привез столько-то, передал тому-то. Тот, которому «передали», свидетельствует: я, такой-то, раскаиваюсь в том, что от такого-то в таком-то месте такого-то числа получил вот такую сумму.
Вся эта мифология вокруг выступления митрополита Евлогия против гонений в Советском Союзе и его связи с Константинополем была представлена так, что якобы какой-то греческий профессор от Константинопольского Патриархата и привозил деньги в Ленинград. А далее следуют признательные показания, в которых, в частности, раскрывается, что каждая из ячеек имела свое направление борьбы: например, ячейка, в которую был вписан мой отец, ставила своей целью убить товарища Сталина. Мой папа - тогда студент одного из вузов, где учился заочно, - работал на предприятии. Он был церковным человеком, посещал подворье Киево-Печерской Лавры на Васильевском острове (сейчас это подворье Оптиной пустыни). Там, кстати, папа познакомился с мамой. Они вместе пели в любительском хоре, полностью состоящем из молодежи. Практически весь этот хор арестовали. Маму не арестовали, видимо, девушек все же решили оставить в покое.
Священник Василий и протоиерей Гундяевы
Когда начался арест, следователь сказал моему отцу: «У нас есть сведения, что ты хотел убить Сталина». Конечно, отец отказался. А тот ему говорит: «Ты хорошо подумай». Вынул пистолет - все, как в кино показывают. «Нет, ты, - говорит, - серьезно подумай. Вот если ты сейчас дашь показания, что ты хотел убить Сталина, то ты получишь пару-тройку лет - и мы тебя отпустим. А если ты не дашь показания, то я тебя расстреляю». На что мой отец сказал: «Я христианин. Убивать - это против моих убеждений. Если я вам дам показания, что я хочу убить Сталина, то я оклеветаю себя именно как христианина. Этого я сделать не могу». Отца довольно долго склоняли оговорить себя - ничего не получилось. В результате отец получил три года Колымы. А те, кто подписал, - 5 лет, а некоторые и 10, и они уже не вернулись. Потому что эти 5-10 лет покрывали 1937-1938 гг., в течение которых никто не выходил на свободу.
По прочтении всей этой абракадабры, потрясающе аргументированной, с подписями, со свидетельствами, почему тот или иной человек хотел убить Сталина, какие деньги он из-за границы получал, - создавалось полное впечатление, что героические представители НКВД раскрыли опаснейший государственный заговор. Конечно, они отталкивались от тех людей, которые по слабости ли характера или веры, или опасаясь за родных, или не выдерживая пыток, подписывали эти протоколы. Это было «дело евлогианцев». В результате весь молодежный и интеллигентский актив петербургской паствы был рассеян и уничтожен. Большинство были посажены, и многие из них не вернулись. В 1930-х гг. машина угнетения работала на всю катушку. У следователей уже были отработаны навыки так ловко представлять обвинения, что им могли поверить даже близкие обвиняемому люди. Жене говорили про мужа, что вина его доказана, и она соглашалась. Бывали такие случаи.
На конференции 100-летие начала эпохи гонений на Русскую Православную Церковь
Обращу внимание еще на один момент. Отец не подписал предъявляемых ему обвинений в том, что он хотел убить Сталина, и поэтому получил три года. Однако в конце всего этого дела был приложен список лиц, которые согласились с тем, что они преступники, и подписали то, что им вменялось. Смотрю список, а там фамилия моего отца. Полностью ФИО и напротив: «Согласился с предъявленными ему обвинениями». Этого не было! Но эти акты, где кратко излагали суть дела и выводы из него, подавали начальству, там уже не было подписей осужденных, просто их перечень. Поэтому для пущей убедительности следователь завышал процент подписавших. В этих актах много явных фальсификаций.
Подлоги, разумеется, были и в протоколах допросов, хотя там в большей степени их добивались принуждением. Также я читал дело моего деда, священника Василия. Опытный взгляд даже по самой подписи поймет, в каком состоянии человек расписывался. Если человек сутками не спал, не ел, не пил, на допросах его били, то к десятому дню допросов подпись, еще различимую на протоколе первого дня, уже просто невозможно разобрать. Но это в протоколах допросов. А в актах и вовсе не требуется никаких подписей. Так что тут очковтирательству следователей не было предела.
Тем самым формировался жуткий образ народного сопротивления советской власти. Я не хочу никого обелять, но думаю, что многие решения о массовых репрессиях принимали на основании тех документов, которые ложились на стол начальству. Хотя снимать ответственность за массовые репрессии с руководства страны, разумеется, нельзя.
Записала Ольга ОрловаИсточник: Покров
