Сегодня в Евразии сформировались несколько векторов, вызовов или альтернативных сценариев развития. Каждый из них потребует от элит постсоветских стран определиться и сделать стратегический выбор. Этот выбор долго откладывался, так как сопряжен с рядом рисков. Причем необходимость стратегических решений назрела одновременно в нескольких секторах политико-экономического развития. Это повышает вероятность потрясений или стратегического разворота отдельных государств постсоветской Евразии. Но делать выбор все равно придется, причем уже скоро. Профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев - о предстоящих перекрестках развития стран постсоветской Евразии.
Стратегический выбор
За последние 25 лет ситуаций, когда перед элитами стран, возникших на обломках СССР, действительно стоял какой-то значимый выбор, было не так уж и много. Как правило, внешние обстоятельства диктовали либо безальтернативные решения, либо решения, в которых «люфт» для выбора был невелик.
Единственная по-настоящему значимая «точка бифуркации», вероятно, сложилась в первой половине «нулевых». Тогда возникла возможность на основе растущих цен на сырье и пользуясь сложным положением Запада, увязшего в вооруженных конфликтах на Среднем Востоке, запустить механизм экономической реинтеграции постсоветского пространства на базе новых сырьевых и энергетических проектов. Эта альтернатива не была реализована. После этого никаких реальных альтернатив в развитии постсоветского пространства просто не было.
Но ситуация начинает меняться. В Евразии формируются различные векторы развития. Выбор между ними сопряжен с неизбежным политическими и социальными рисками. И эти риски не могут быть купированы на уровне краткосрочного, тактического политического маневрирования. Но и откладывать выбор становится все труднее.
«Новая глобализация» начинает активно оформляться как геополитический концепт, и долгосрочные решения целесообразно принимать сейчас, а не когда придет время «прыгать в последний вагон». Иначе странам Евразии придется интегрироваться в новые экономические системы «по одиночке», на страновом уровне. И на условиях, которые им выставят «машинисты» уже набравшего скорость глобального экономического «поезда». Вряд ли это будет экономически рентабельно в долгосрочной перспективе и уж точно лишит национальные элиты части статуса.
На сегодняшний момент интерес представляют пять альтернативных, в чем-то даже конкурирующих векторов развития. С ними сталкиваются не только страны Евразийского экономического союза, но по сути практически все страны постсоветского пространства.
1. Логистический вектор
Перед странами Евразии стоит вопрос выбора приоритетности транспортных коридоров: «Запад-Восток» или «Север-Юг». Единственная страна, для которой этот выбор не является значимым - Россия, обладающая потенциалом для реализации обоих этих векторов. Остальные столкнутся с серьезными рисками в связи с реализацией конкурирующих проектов, причем не только экономическими, но и политическими.
Строительство логистических коридоров предполагает принятие на себя и политических обязательств. Ситуация обостряется по мере превращения выстраиваемого Россией и Ираном коридора «Север-Юг» (где пока сдерживающим фактором являются как раз военно-политические риски) в проект, наполненный практическим содержанием.
В долгосрочной перспективе направление «Север-Юг» является для России и других стран Евразии наиболее привлекательным с точки зрения новых рынков и возможностей индустриализации. Но ранее взятые обязательства, а также сила политической и экономической инерции будут диктовать обратное.
Есть ряд возможностей для политической и технологической гармонизации конкурирующих векторов «Запад-Восток» и «Север-Юг». Которые, однако, будут иметь смысл и эффект, только если логистические проекты для стран Евразии перестанут восприниматься как основа геоэкономического развития, а станут неким «бонусом» к экономическому развитию за счет других источников. С технологической и инвестиционной точки зрения ключевую роль в процессе гармонизации может сыграть Россия. А с политической - Казахстан, получив немалые бонусы на будущее.
2. Вектор реиндустриализации
Данный вектор предполагает выбор между ориентацией на сохранение себя в качестве промышленно-развитых стран на основе остатков «советской» индустриализации, вернее, на основе советской отраслевой структуры. Альтернатива - формирование новой индустрии «с чистого листа».
Единственная страна постсоветской Евразии, для которой этот выбор фактически не стоит, поскольку имеются возможности эффективно сочетать две модели - Беларусь. Для других стран выбор между этими альтернативными векторами представляет известную сложность.
С одной стороны, наиболее легким и понятным вариантом является встраивание в новые технологические цепочки с приоритетным значением сохранившихся рудиментов советской промышленности. Ее вполне возможно «продавать» в новые цепочки «по частям», не заботясь об отраслевой технологической целостности. Но это обрекает промышленность на участие в цепочках на относительно низком уровне потенциальной «ренты» и без права влияния на развитие цепочек в целом.
Приоритет новых отраслей промышленности (далеко не всегда связанных с развитием именно «цифровой» экономики) потребует комплексности, значительных первоначальных инвестиций, высокого уровня координации внутри Евразии и высокого же уровня ответственности. И эти две парадигмы промышленного развития не могут быть одновременно приоритетными - на это просто не хватит ресурсов.
3. Вектор цифровизации
Данная альтернатива актуальна для всех стран Евразии. Выбирать придется между медленным, но поступательным развитием цифровых технологий с внедрением их первоначально в сервисную и управленческую составляющие экономики, и форсированным развитием цифровой индустрии с неизбежной «цифровой анклавизацией», причем как экономической, так и социальной.
Этого не избежала ни одна страна, развивавшая цифровые технологии в опережающем формате: от Индии до США. В наибольшей степени эти риски актуальны для Казахстана. Но также они вполне очевидны и для России, которая на политическом уровне заявила об опережающем развитии цифровой экономики, но на практике развивает цифровые технологии прежде всего как средство противодействия внешнему политическому и экономическому давлению и как социальный инструмент.
Для остальных стран Евразии, причем и за пределами ЕАЭС, также вполне актуален риск отрыва цифровых технологий от экономики в целом и их операционной и социальной «анклавизации». Эти риски будут еще выше, если не удастся конвертировать достижения опережающего развития в понятные «социальные бонусы» для общества. Но при постепенном развитии цифровых технологий «бонусы» в основном будут социальные, а не экономические и технологические. Тогда как для встраивания в «новую глобализацию» потребуются экономические достижения, а социальным аспектом в принципе можно пожертвовать.
4. Социальный вектор
Здесь выбор стоит между сохранением базовых параметров социального стандарта или реализацией «туркменской» модели (ликвидация значительной части соцгарантий) в качестве инструмента управления социальными издержками и собственной конкурентоспособностью. На сегодняшний день в странах Евразии есть примеры реализации обоих этих векторов. Но в большинстве случаев мы имеем дело с некоей гибридной системой, которая сформировалась без какого-либо серьезного ее проектирования или осмысления.
В ряде стран Евразии уже произошел - зачастую «явочным порядком» - демонтаж основных социальных институтов. «Советская» социальная «подушка» в большинстве стран, не исключая Россию и Казахстан, уже полностью утрачена.
Вместе с тем социальная сфера является одним из ключевых показателей конкурентоспособности государства и инструментом управления экономическими и социальными рисками. В прямой связи с системой социальных стандартов находится система образования и здравоохранения, уровень которых определит конкурентоспособность не только на страновом, но и на общерегиональном уровне. Ведь переток рабочей силы в Евразии - это давно оформившийся процесс. Остановить его не смогут даже форс-мажорные обстоятельства, что доказывает пример Украины с сохраняющейся трудовой миграцией в Россию.
5. Силовой вектор
Понятно, что в современном мире встает вопрос о недостаточности политических гарантий безопасности, которые, признаемся объективно, за последние три десятилетия не сработали ни разу. И это - в условиях, когда основные международные институты, в том числе и институты международного права, находились в относительно работоспособном состоянии. Теперь ситуация явно существенным образом изменилась, не говоря уже о том, что острота внешних военно-силовых рисков существенно усилилась.
Всем странам Евразии, за исключением России и, в несколько меньшей степени, Беларуси, находящейся в союзе с РФ, придется думать о механизме обеспечения военно-силовой безопасности.
Прежде всего о том, на какой основе это делать: выстраивать исключительно национальную систему или же обеспечивать внешние гарантии безопасности в рамках международных соглашений.
С точки зрения экономической конкурентоспособности постсоветских государств предпочтительнее, естественно, вариант международных прямых военно-силовых гарантий. ОДКБ как инструмент обеспечения безопасности представляется оптимальным. Однако его монопольный статус на постсоветском пространстве в будущем не гарантирован - не исключено появление «конкурентов».
Здесь возникает вопрос и для России: готова ли она идти на повышение конкурентоспособности своих военно-силовых гарантий странам Евразии и связанные с этими экономические бонусы соседям?
Вызов модернизации
Каждый из перечисленных векторов (сценариев) в отдельности еще не является стратегическим выбором государства. Но все пять сценариев накладываются друг на друга, а выбор предстоит делать в сжатые сроки. Это создает неустойчивую ситуацию, в которой не исключена резкая смена стратегического вектора развития отдельных стран постсоветской Евразии.
Выход из сложившейся ситуации потребует принятия решений, связанных с отказом от целого ряда социально и политически комфортных позиций. В основе всех отмеченных рисков лежит главная проблема - незавершенность промышленной реконструкции экономического пространства Евразии и объективная потребность в социально-экономической модернизации. Последняя была в большинстве стран региона «отложена» в угоду сохранения политической стабильности.
Ключевым способом купирования рисков становится новая индустриализация Евразии. Она даст шанс на встраивание региона в новые центры глобального экономического роста с одной стороны, относительно целостно, а с другой - и это главное - с правом значимого или решающего голоса. То есть в качестве субъектов, действующих лиц, а не объектов будущей «новой глобализации».
Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ
