А место это было громадным. И громадным было его место в моей жизни, хотя лично с ним я и встречалась-то раза три-четыре.
Для меня Ульянов «начался» еще в детстве, в навсегда обожаемом фильме «Дом, в котором я живу». Вот как влюбился на всю жизнь главный герой фильма в этого геолога с его лучистым колчеданом, так и я.
Я даже слов еще этих не знала - «харизма, мужская привлекательность», просто с самого начала поняла, что этот мужик потрясающий, лучший на свете.
Потом я уже была постарше, когда случился «Председатель». Я уже кое-что понимала про актеров и актерскую игру, но для меня Ульянов и Лапиков в этом фильме - два брата, два мужика-крестьянина, - так и остались до конца не познанным чудом. От них просто дух захватывало, такие они были настоящие, мощные, живые. Для меня эпизод их драки косами до сих пор остается одним из самых потрясающих шедевров мирового кино.
А еще была «Простая история».
Я эту картину много раз пересматривала и по сей день никак не могу понять: вот как этому мужчине и этой женщине, без постельных сцен и раздеваний, без тисканья, сопенья и хрюканья, молча, отделенными друг от друга столом, даже руками не соприкоснувшись в комнате, где погас свет, удалось то, что не удается вот уже сто лет почти никому: сыграть такую волну чувственного желания, такого мощного и эротического, что у зрителя «вся шерсть дыбом»?
А после этого - генерал Чарнота в «Беге». То ли «орел степной, казак лихой», то ли шут гороховый. Во всяком случае рядом с ним в кадре смог сдюжить только гениальный Евгений Евстигнеев. Остальных Ульянов просто сминал, как танк. Сам того не замечая.
В «Теме» у Глеба Панфилова он сыграл судьбу практически всего своего поколения - с ерничеством, со стыдом, заливаемым водкой, с цинизмом и тоской по идеалу. И эту невероятную мешанину он как-то сумел соединить в одном человеке...
Ульянов очень много успел сделать в жизни. Но мне кажется, что талант его был таков, что мог бы и еще столько же успеть.
Его внутренняя сила, та самая харизма, была такова, что когда-то давно он, молодой, пьющий актер-неудачник, на котором в начале карьеры чуть было крест не поставили, сумел отбить красавицу-жену Аллу Парфаньяк (журналистку из «Небесного тихохода», помните?) у - невозможно поверить - самого Николая Крючкова, находившегося в зените славы. Вот так: полюбил - и увел.
В последний год его жизни я его видела дважды (поговорить толком не удалось, но видела). Один раз, когда он приехал в Питер на фестиваль, получать приз «Живая легенда». Он уже был болен. Были серьезные проблемы, и мы заранее договорились, что на сцену он только поднимется и сразу спустится.
Городское начальство, прознав, что приехал Ульянов, само решило ему этот приз вручить. Речь начальства получилась на славу: «коротенько, минут на сорок». Мы уж как только не намекали, что, мол, Михал Санычу стоять тяжело. Но разве с властями договоришься?
Ульянов отстоял на сцене всю эту речь. Когда стали подкашиваться ноги, ухватился за микрофонную стойку, так и устоял. Отказался от протянутых навстречу рук и сам спустился со сцены. Смотреть, каких мучений ему стоили эти три ступеньки, не было никаких сил...
А в последний раз - когда он пришел на похороны кинокритика Неи Зоркой. Шел дождь. На Новодевичьем кладбище как-то все суетливо происходило, кажется, могилу докапывали, гроб поставили на треногу на открытом пространстве, на душе у всех было тяжело и мрачно, никому ничего говорить не хотелось.
Ульянов, больной, уже почти не могущий ходить, всю эту суету стоически терпевший, заговорил. Вот когда он заговорил - я, которая совсем не плакала, немедленно заревела. И не я одна.
Потому что нередко особого смысла не имело, ЧТО Ульянов говорит (и герои его часто несли ахинею). Но всегда имело значение КАК.
И в тот раз - тоже.
Источник: Санкт-Петербургские ведомости
