Следует сразу заметить, что практически все императрицы XVIII века были хоть и разбалованными, но достаточно сердобольными женщинами, склонными к милостям и заботе (как правило, мечтательной) о простом народе. Однако Бог не дал женщине власти над мужчиной: «учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии» (1 Тим.2:12), и вместе с этим не дал и качеств, необходимых для властвования. В женщине преобладает начало чувственное над умственным (что вместе со слабостями дает женщинам и особые достоинства): по самому замыслу Творца, женщина как таковая прообразовывает собой чувственное начало человеческой души, призванное быть в подчинении у умственного, олицетворяемого мужчиной: как душа призвана властвовать над телом, в свою очередь, подчиняясь духу, так и «всякому мужу - Христос, жене глава - муж, а Христу глава - Бог... Ибо не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа. Посему жена и должна иметь на голове своей знак власти над нею... Впрочем, ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе. Ибо как жена от мужа, так и муж через жену; все же - от Бога» (1 Кор.11:3, 8-12). Поэтому нарушение этого закона - в виде феминизма, концепций гендера (якобы социально навязанного характера различия в психологическом строе и общественном призвании полов) и гендерного равенства, продвигаемых масонско-иллюминатским «зверем из земли» с опорой на антихристианскую империю «зверя морского» и в услужение ему - есть попрание Божьих законов естества и вражда на Самого Бога.
Богословие свидетельствует, что переход от патриархата к матриархату в том или ином виде не только несет в себе разрушительную силу, но свидетельствует об уже произошедшем падении. Само первородное грехопадение свершилось через своеволие женщины и в результате вольного подчинения мужчины женской власти (и через нее - дьявольской): «прежде создан Адам, а потом Ева; и не Адам прельщен; но жена, прельстившись, впала в преступление» (1 Тим.2:13-14). Падение в чувственную греховность потомков братоубийцы Каина вскоре привело к тому, что после повторного убийства Ламехом в каинитском роде именно женщинам Священное Писание приписывает рождение детей (Быт.4:20-22), в то время, как в благословенном роде Сифа эта честь принадлежит мужчинам (Быт.5:1-32). Подобно и у евреев в ветхозаветное время род велся по отцовской линии (Быт.11:10-27; Мф.1:1-16), но порабощенность чувственности, приведшая к богоубийству, обернулась в талмудическом иудаизме наследованием по женской линии. Подобная картина наблюдалась и у ряда хамитских племен Африки и Океании. Западная цивилизация, у истоков которой, напомним, стояла эпоха католической порнократии (власти блудниц), также произвела из себя эмансипированную женщину. Ее вершина - цитадель данитского масонства и талмудизма Великобритания в лице масонской ганноверско-виндзорской династии превратилась с XIX века в сущий матриархат правящих Викторий-Елизавет при живых мужьях и престарелых принцах. Наконец, сами талмудисты и масоны не просто развернули с XVIII века во всю силу «женский вопрос», но с XIX века в рамках подчиненной им британской науки и ее антихристианской эволюционной доктрины начали внушать человечеству ложь о том, что матриархат является якобы его первобытным состоянием (отсылая к тем самым «древним» афро-полинезийским племенам).
Женское правление является неотъемлемой составляющей эмансипации, если оно не оказывается, в лучшем случае, переходным состоянием междуцарствия с мудрым обращением правительницы к мужскому совету.Так было при равноапостольных царице Елене и княгине Ольге и византийской царице Феодоре, осадившей ересь иконоборчества Торжеством Православия. В худшем случае, в силу бездуховного окружения и собственного нечестия, получившая власть женщина доводится собственной чувственностью до бессердечия и недостижимой для мужчины жестокости. Именно в «милую» Викторианскую эпоху Великобритания подвергла порабощению, бесчеловечной эксплуатации и геноциду народы целых континентов; правление Тэтчер, заявившей, что численность русских должна быть уменьшена в 3 раза, ознаменовалось принятием ультралиберальной экономической доктрины, безжалостной ко всем трудящимся, нуждающимся и страждущим слоям населения. Неслучайно и ныне женщины возведены иллюминатами не только на видимые (в основном, потешные) троны стран Запада с возрождающимся нацизмом, превратившихся в жестоких слуг «морского зверя» (в лице таких одиозных персон, как Меркель и Мэй), но во главу их министерств обороны - армий Германии, Голландии, Италии, Норвегии, Чехии, Франции и британского флота. Настоящие фурии правят внешней политикой США в составе Госдепа: талмудические сатанистки Олбрайт и Нуланд, кровожадные Райс и Клинтон.
Как правило же, правящая (что в государстве, что в семье) женщина увлекается собственной чувственностью и впадает в заблуждения при самых добрых намерениях, утрачивая власть над происходящими событиями. Так было и с историями всех российских императриц, которые не могли не увлечься балами, нарядами, модными веяниями, слухами, придворной лестью и второстепенными государственными вопросами. Императрицы правили без сугубой Божьей благодати - хотя бы уже потому, что по самим церковным канонам не могли получить священное Помазание на царство. Более того,формально-юридически императрицы оказались на британский манер «Главами Церкви», что, конечно, не имело непосредственных внутрицерковных последствий, но комично высветило всю духовную ошибочность петровских самовольных преобразований и усилило влияние на жизнь Церкви придворных чиновников. Ведь сам же Петр и пренебрег церковной сущностью и порядком царского правления на Руси, понадеявшись не на благодать божественного Помазания, а на свой рассудок, приземленный под воздействием своего протестантского и вольнонравного окружения. Возобладание чувственно-душевного начала над духовным в самом Петре (а прежде, и в его благочестивом отце и русском боярстве) и воплотилось - как справедливый приговор свыше - в столетнее воцарение на престоле русской мировой державы женщин и с ними - чувственного женского начала.
В условиях «женского царства» действительная власть во многом перешла в руки их фаворитов и иных карьеристов и шустряков из числа столичного дворянства, среди которых, естественно, расцвела ненавистная Петру клановость, начиная со светлейшего князя А.Меньшикова лично. Они и поспешили при помощи «дворцовых переворотов» закрепить этот олигархический порядок, а затем перейти и к корыстным классовым реформам, от которых сам Петр бы ужаснулся и собственноручно всех казнил. За 2 года правления неграмотной императрицы Екатерины (Марты Скавронской) был создан суррогат Боярской Думы - Верховный Тайный Совет, одно название которого буквально излучает собой масонский дух.Вошедшие в него представители «нового дворянства» в числе 7 человек составили коллективного «монарха» по типу Семибоярщины и превратили верховную власть России из самодержавной силы Третьего Рима в центр постоянной борьбы за влияние и проистекающих из нее государственных нестроений. К третьему году существования Совета потеснившие их искусные представители старого родовитого боярства («верховники») подготовили проект олигархической конституции («Кондиций»), передающей власть от монарха самому Тайному Совету и в феврале подписали рукой приглашенной ими из-за рубежа императрицы Анны Иоанновны. Появление параллельных Сенату министров Верховного Тайного Совета предвозвестило зарю будущей партийной системы правления в СССР. Однако вновь вставший на защиту самодержавия «непросвещенный народ» во главе с патриотическим кругом дворянства первую Февральскую революцию успешно отразил. «Тиранами» тогда были мудро названы не самодержавные правители, а конституционные защитники «гражданских (дворянских) свобод».
Однако петровская закваска никуда не исчезла, и посеянные при нем на русскую почву плевелы продолжили прорастать и раскидывать свою корневую систему. Временное возвращение столицы в святорусскую Москву и даже возвращение к власти старых боярских родов не упразднило главной заразы: прельщения высшей знатью (включая старое боярство) западным зверино-антропоцентрическим самосознанием и образом жизни вкупе с утратой богословско-метафизического созерцания русской звероловной и удерживающей миссии, а главное - симфонического разрыва Церкви и государственной власти.Европейничанье, переходящее порой в обезьянничанье (подражательство), отселе стало язвой в среде русского народа, то увеличивающейся (особенно в XVIII веке), то уменьшающейся, но не заживающей по сей самый день. Со дня смерти Петра его система, державшаяся не на внутреннем соборном единстве, укоренном в народе, а на одной его воле, стала погружаться в пучину беспутства. В государственной службе «табельной элиты» процвело казнокрадство и произвол. Состоялся второй и окончательный перенос столицы в Санкт-Петербург, который до самой революции непрестанно наращивал свой мятежный дух вплоть до революции. Досуг русско-немецкого столичного вельможества наполнился кутежом, разгульем и праздностью, которых никогда даже не помышляла «ленивая» допетровская Московская Русь. Любимое детище Петра - флот - претерпел сильный упадок (начавшийся, впрочем, еще в последние годы жизни самого царя-капитана), как и сухопутная армия.
Со всей решительностью взявшаяся за прекрасные государственные преобразования (из которых успехом увенчалось только восстановление вооруженных сил), душа Анны Иоанновны вскоре не выдержала своей собственной женской природы и утратила бразды правления, отдалившись от царских дел в область придворной жизни русской барыни, которая, в условиях предшествующего многолетнего замужнего проживания в немецкой среде и будучи выведенной из-под патриархальной власти, обросла пышностью со сверхрасточительностью казны, сплетнями и забавами с пристрастием к шутам. Как и положено, необузданность чувственных развлечений двора повлекла за собой его холодную нечувственность к народу в общественных делах и подозрительность, воплотившуюся во всеобщем подозрении и необоснованных репрессиях с пытками, казнями и массовыми ссылками (вошедшими в историю под названием «бироновщины») под руководством возрожденной Тайной канцелярии.
Бразды правления при развлекающейся императрице полностью захватили шустрые протестанты-европейцы. Более того, их предводителем выступил масон Бирон, который вкупе с масоном-министром иностранных дел иудаистским выкрестом (марраном) П.Шафировым впервые в истории приобрели (пусть и тайно) верховную власть в России для «земного зверя» сатанистской церкви. Самым мерзким их предприятием стала первая в истории Восточной России война против Православной Церкви как таковой, апофеозом которой стала борьба с монашеством (указ императрицы практически запрещал принятие ангельского чина). Обличение протестантской ереси как одной из последних звериных «ипостасей» было определено как преступление вплоть до гонений на архиереев-исповедников, дошедших до троцкистских пыток защитника веры еще со времен петровских бесчинств митрополита Стефана Яворского.Данная атмосфера создавала идеальные условия для развития масонского «зверя из земли» как такового, искоренение которого, единожды вползшего змеем в русское государство, превратилось в задачу сродни второму Крещению Руси - не решенную и по сей самый день. После провала первого февральского штурма после смерти Петра II, зверь по обычаю приступил к тихой и планомерной подпольной работе: уже в следующем, 1731-м году заезжим британцем, «простым офицером», в Петербурге была открыта первая масонская ложа, подчиненная «Великой Ложе Англии». В условиях же повальной «неметчины» 1730-х сатанинские подпольные приходы-ячейки стали расти за счет прибывавших иностранцев.
Закономерно, что при таких внутренних обстоятельствах внешнеполитическое русское дело, осаженное Петром, было заморожено. Россия продолжила втягиваться во внутриевропейскую геополитическую тягомотину, бессмысленную для русской священной исторической миссии, предоставив свою армию - самую могущественную духом в мiре - для внутриевропейских разборок, которые после Вестфальского «мира»XVII века в ожидании пришествия «зверя из моря» окончательно утратили характер идейно-религиозных. Квинтэссенцией такой политики стала война за польское наследство, когда вместо давно перезревшего освобождения Западной Руси от польско-иезуитского религиозного и политэкономического гнета Российская Империя принялась бороться за интересы своих германских союзников и приведение на польский престол немецкого короля, фактически поддерживая существование враждебного государства как такового. Свободно бродя по всей территории Речи Посполитой и далее вглубь германской империи, доходя почти до французского приграничья, русская армия под аплодисменты «уважаемых европейских партнеров», принеся им плоды победы, совершенно безвозмездно удалилась за Днепр и Западную Двину. Повторилась и история с Петром и правобережным казачеством: восстание последнего под именем «гайдамаков», первоначально в поддержку продвижения «пророссийского» короля Речи Посполитой, постепенно само освободило всю Малороссию, но было этим самым «пророссийским» королем снова жестоко подавлено при молчаливом бездействии российского государства, притом снова дошедшем до перекрытия границы для малороссийских казаков. Аналогичную историю пришлось пережить с очередным столкновением с Турцией, когда после ряда блистательных побед, заняв Крым и всю необжитую землю будущей Новороссии до Днестра, по причине предательского сепаратного соглашения «союзной Австрии», положившего начало почти ритуальной традиции, Россия, без единого поражения и потеряв до половины армии исключительно из-за коррупции и разгильдяйства столичной аристократии в хозяйственном обеспечении похода, вынуждена была вновь отказаться от всех достижений на поле боя.
Вершиной немецкой «тихой оккупации» Третьего Рима, вернувшей его во времена Лжедмитрия I и польского королевича Владислава, стало - в продолжение самовольного петровского порядка престолонаследия и нарушения святыни державной власти - назначение умирающей Анны Иоанновной новым императором своего новорожденного племянника Иоанна при регентстве масона Бирона с последовавшими затем в борьбе за власть между немцами дворцовыми переворотами классического европейского образца, что сулило многолетнее господство придворной протестантской по вере и духу олигархии. Самими этими переворотами, однако, Божий Промысел и привел к началу выхода России из глубокой ямы (как и подобными событиями внутрипартийной борьбы в довоенном СССР), вырытой петровским самочинством и расширенной протестантско-масонскими посланниками «просвещенной» Европы, в то время стремительно погружавшейся уже в атеистический материализм. Те самые преображенцы, которые на штыках внесли на трон основательницу петровской династии Екатерину I и ее немецкое окружение, символически тем же способом от этого окружения трон и освободили, безкровно внеся на него продолжательницу династии, ее дочь Елизавету, которая, наконец, достойно начала свое правление - с помилования всех противников, включая немецкую олигархическую группировку (с отстранением ее от власти).
Освобождение это, однако произошло далеко не сразу. Напротив, дворцовый переворот 1742 года, вознесший на трон Елизавету, был первым, в котором «зверь от земли» принял достоверное прямое участие: через масонские епархии в его протестантских цитаделях - Швеции и Пруссии (королем которой стал элитный масон Фридрих Великий), а также в католической Франции, позорно пособничавшей им со времен Тридцатилетней войны из-за династического противостояния с государствами Габсбургов, через их местных агентов во главе с приближенными к дочери Петра I ее личного врача И.Лестока и французского посла Ж.И.Шетарди. Цель состояла в подрыве российского союза с католической Австро-Римской Империей, в которой зверь тогда еще видел своего противника (Россия недооценивалась им до самого конца XVIII века).Однако и эти козни отродья Вавилонской блудницы были разрушены Богом по благодати монархического строя и вере императрицы и народа: масоны были разоблачены царским КГБ (Тайной канцелярией, занявшейся, наконец, врагами государства, а не недовольными людьми), причем в 1750-е было выявлено членство в этой секте целого ряда высших представителей княжеской и дворянской знати, включая снова министра иностранных дел и вскоре премьер-министра (канцлера) М.Воронцова и наместника Малороссии гетмана К.Разумовского. Конечно, это были масоны не высших степеней «посвящения», на которых раскрываются подлинные сатанинские цели звериной церкви, но увязание в ней высшего сословия Священной Империи, удерживающей от антихристова царства «зверя из моря» весь мiр, стало очевидным. Главным каналом масонского «просвещения» русской аристократии стали приглашенные из-за рубежа преподаватели учебных заведений (в первую очередь, офицерские) и секретари и советники дворян-чиновников.
И такая внутренняя беззащитность дворянства перед обольщением лукавого стало закономерным плодом «просвещенных» реформ Петра I, продолжавшихся и в царство Елизаветы, которая сама по себе была весьма благочестивым человеком. Отличаясь набожностью (вплоть до многодневных пеших паломничеств), добродушием и сердоболием, она, вопреки предшественникам, возвеличила государственное значение Священного Синода, оказала огромную материальную помощь монастырям и церковному строительству, покровительствовала духовному просвещению народа. Впервые за долгое время было обращено внимание на исправление нравов, строго запрещен талмудический иудаизм (и присутствие в Империи его носителей), за которым было четко определена воинственная враждебность против Христианства и христианского государства. Однако проклятие, навлеченное самонадеянностью царя-реформатора, не оставило Русь и здесь. Женская чувственность и петровско-екатерининская кровь императрицы взяла вверх - и жизнь двора и, с ней, столичной знати (и, соответственно, имперской аристократии) продолжила растлеваться гедонистическими пороками. Предельных степеней достигли развившиеся после смерти Петра роскошество и излишества, а также мотовство казны, предназначенной совершенно для иных целей. Ядовитой болезнью стал фаворитизм, которая, помимо прочего, стал возвышать во власти льстецов, угодников и повес. Совсем безрассудным был введенный императрицей западный обычай маскарадов с гендерными «метаморфозами» одежды в нарушение заповеди: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие» (Втор.22:5). Наконец, именно с этого времени в России берет свое начало доселе неведомая легендарная российская галломания - слепо-подражательное увлечение всем французским, которое приведет российскую аристократию к тесной духовной связи с иллюминатской «Великой Французской революцией». Самой императрице это увлечение было привито еще одним евреев-марраном, другом упоминавшегося выше его соплеменника масона Шафирова, Исааком Веселовским, - приставленным к ней для «оевропеивания» её заблудившимся отцом.
Пребывание во дворцовой мечтательности в окружении льстивого эпикурейского окружения закономерно привело русскую императрицу и к усугблению сословной реформы в угоду дворянам, которая значительно усиливала их шляхетские права, а крестьян, напротив, сдавливала крепостничеством вплоть до права распоряжения их личностью. Именно при Елизавете Петровне дворянам было дано право жестоких наказаний крестьян вплоть до избивания до смерти (до пользования которым, впрочем, православное дворянство опускалось крайне редко), а также их высылки для заселения Сибири в отрыве от рода в зачет рекрутского набора. От русской сословной соборности оставался едва заметный след, а пищи для революционной пропаганды данитских коммунистов в будущем веке становилось все богаче. В свою очередь, у высшего дворянства все больше возрастало самосознание своей некой природной избранности и привилегированности, дух которых не мог магнитом не притягивать его во врата масонской церкви, изначально взращенной на сатанинской закваске гордыни. На фоне балов и маскарадов к власти в столице бесшумно вернулись и сами англо-саксонцы.
Внешняя политика елизаветинской России продолжала служить зеркалом ее противоречивого внутреннего состояния. Блестящие военные победы - под покровом благодати над народом-богоносцем и его высоким духом - обессмысливались «прогрессивно» мыслящими стратегами, забывшими о божественном мессианском призвании Третьего Рима и стремящихся угодить европейским учителям и продолжить дело Петра по превращению России в великую европейскую державу. Полный разгром напавшего непримиримого врага - созданной данитскими норманнами протестантской Швеции - завершился «благородным» возвратом большинства завоеванных земель (хотя речь шла о землях чуждых скандинавам и расположенных к России финнам). Продолжилось неоправданное ничем благоволение к бессильной и оттого с кратной ожесточенностью терзающей оккупированную Западную Русь Польшу: второе восстание казаков-гайдамаков с полной поддержкой православных пригонных крестьян в условиях жуткого удушения со стороны католического Костела, польской шляхты и еврейских ростовщиков и откупщиков на землях исключительно исторической заднепровской Малороссии окончилось полным разгромом польских войск, но было снова подавлено, в этот раз преимущественно, российской армией, к которой вскоре присоединились и польские каратели.
Торжеством помрачения стало потрясающее по бессмысленности участие России в Семилетней войне (и еще более - ее итог), ставшей, по существу, Первой мировой (а по охвату стран - и доселе последней): войне между протестантско-масонским блоком набирающей мощь Пруссии во главе с королем-масоном и покровительствующей ей Великобритании (и подчиненного ей Ганновера), - «обетованной земли» пресмыкающегося зверя и одновременно завоевывающей для него заокеанское пространство в Америке, - и католическим блоком Франции, Испании и Австрии, уже давно отставивших в сторону (как и сам Ватикан) религиозно-идейные цели и заботившихся только о территориально-феодальных и династических интересах своих элит. Поэтому даже провалившаяся подготовка масонским королем Фридрихом и его агентами в России переворота с опорой на старообрядцев для смены императрицы на прогерманского монарха не прибавила смысла участию России в этой колониальной войне и сугубо на землях германской Империи. Этим участием религиозно антиколониальная Россия продолжала традицию беззаветного услужения европейским «союзникам» и могла его себе обосновать только незамысловатой политикой защиты «внутриевропейского баланса». Снова спасенный от гибели австрийский «союзник» снова же, не дожидаясь окончания войны, предал Россию, разгромившую под Берлином армию Рейха XVIII века, не позволив ей взять его столицу. При этом была заложена тянувшаяся до революции 1917 года наивно-пагубная традиция миролюбивых отношений с главным врагом - Великобританией, соединившей собой воедино инфернальных зверей Апокалипсиса. На самом же поле боя масонский заговор против России раскрылся во всей красе: после ряда былинных побед над прусским Вермахтом масонские англо-саксонские и часть русских полководцев предательски разворачивали армии спиной к побежденным. Былинной подлостью стал разворот армии перед уже оставленным Берлином после легендарной победы под Кунендорфом (подражая карфагенской олигархии - после победы Ганнибала при Каннах под Римом), а вскоре - и вывод ее из занятой столицы Пруссии.
Но пиком немецкого проклятия петровской России (после которого уже германское начало в России начнёт перевариваться и превращаться в оплот ее державы и Православия) стало позорное полугодовое правление первого и последнего в истории России императора-масона Карла Ульриха (Петра III). Вступительным же указом он отдал своему кумиру и мастеру Фридриху все завоеванные подвигом и кровью земли исторической Пруссии с ее сердцем Кенигсбергом (которые были за много столетий доселе варварски заселены немецкими предками, сопровождаясь геноцидом балтского племени пруссов и варяжских славян, а через 150 лет станут военной основой революционной катастрофы) и, более того, бросал русское войско для спасения самой Пруссии и отвоевания для неё у Дании Шлезвига, одновременно венчая комичной абсурдностью вековое услужение Третьего Рима своим войском Западу как вотчине двуглавого зверя.
Карл-Петр родился и вырос в Германии, где был, как и его знаменитый дед, совершенно лишен образования и духовного окормления, был убежденным протестантом даже после принужденного принятия крещения, совершенно чужд какой-либо аскезе и привержен развлечениям. Он с отвращением относился к Церкви и Российскому государству, едва говорил по-русски и в целом гнушался русским народом и его душой.Расположенность же к масонской вере дошла у него до личного основания масонской ложи в своей вотчине - Ораниенбауме. Обладая кипучей энергией, Петр III, отказавшись от духовного окормления уже собственной волей, направлял ее на службу преимущественно разрушительным силам. Была проведена амнистия и возвращение на высокие должности заслуженно опальных прежде германских придворных, в числе которых изобиловали масоны, к которым были добавлены срочно выписанные из-за рубежа немцы. Одновременно упразднена и Тайная канцелярия, которая, собственно, в первую очередь, и призвана была присматривать за высшими кругами. Церковь император замышлял полностью переустроить на протестантский лад, для чего спешно приступил к конфискации монастырских наделов (вслед за изъятием монастырских крестьян Петром I). Наконец, была объявлена выгодная для Запада свобода торговли, которая грозила уничтожить молодую российскую промышленность.
За свое полугодовое правление, помимо предательства России в Семилетней войне, Петр III принял совершил еще один политический поступок эпохального значения, несший в себе катастрофические последствия вплоть до масонской революции 1917 года и даже до наших дней и вполне заслуживающий признания одной из величайших побед «зверя из земли» во время его многовекового нашествия c Запада. Либеральный «Манифест о вольности дворянства» упразднял многовековую государственную повинность дворянства и вместе с ней служилую природу самой русской аристократии, превращая ее в типичный привилегированный и праздный класс западной феодальной системы (эталонную шляхту) и предоставляя ее на откуп собственным прихотям. Манифестом масонского императора отменялись всякие ограничения выезда за границу и распоряжения дворянами «своей» (русской) землей. Напротив, крепостное право, давно вышедшее за пределы справедливости, было подведено к своему пределу в силу типично протестантского отношения монарха к простому народу: множество государственных крестьян были розданы как поголовье рабов в частные руки, переход их в другие сословия был наглухо перекрыт, а все поднявшиеся недовольства были жестко подавлены карательными отрядами. В законодательной перспективе православная соборность русского «Двуглавого Орла» была уничтожена, хотя в жизни еще долго соблюдалась самими дворянами. О свидетельстве образом своей внутренней жизни (Русским миром) мiру о небесном Царстве, для чего Россия и была избрана Богом, не могло более быть и речи. Внезапно куда-то исчезла и обильная доXVIII века иезуитско-масонская клевета на российскую державу.
Завершить чёрное столетие «мягкой государственной Смуты» и совершенного при Петре I западно-вавилонского пленения Святой Руси было суждено в длинное правление Екатерины II - первого и последнего в истории России монарха, в котором не было ни капли русской крови (более того, она полностью происходила из норманно-саксонских династий, имеющих древнюю связь с потомками проклятого колена Дана). Произошел перелом всемирного значения, после которого вплоть до самой революционной катастрофы 1917 года война против «Двуглавого Орла» Святой Руси масонского «земляного зверя», выросшего к этому времени в религиозно-политический орден талмудического иллюминатства и приступившего к построению царства Антихриста («зверя морского»), перешла из стадии скрытой (во многом и для самого зверя) в открытую, от использования на побегушках увязшего в европейском болоте, расслабленного русского монархического государства к военно-революционной борьбе за уничтожение его уже как грозного Удерживающего всего человечества от наступления царства Антихриста (2 Фес.2:7).Причем происходить указанный перелом (и лежащая за ним борьба) начал, как это обычно происходит в Промысле Божьем, не вне, а внутри самой императрицы и ее придворной знати - по данной царству Божьей благодати, народному терпению и сотрясающему вразумлению, полученному от Французской революции, пугачёвщины и подрывной деятельности российского масонства (урок-близнец, окончательно вразумивший самих русских самодержцев, будет повторен уже для Александра I).
Первоначальное правление императрицы-немки было апофеозом всего петровского периода, погружавшего Россию в бездну и превращающим ее в легкую добычу Нового Вавилона. Свергнув императора Петра III (под всенародный вздох облегчения), Екатерина не только не отменила ни одно из его предприятий, но утвердила их (за спасительным исключением проекта протестантского обновления Церкви), проявив самый нездоровый консерватизм. Духовную основу правления составила «верность» сложившемуся придворному укладу: роскошествование, гедонизм с непрекращающимися балами и маскарадами, блудное распутство, фаворитизм, деморализующая неразборчивость (пристрастность) в наградах и повышениях в чинах, лесть, расточительность казны и одновременно лютое казнокрадство и взяточничество - при женском прекраснодушии императрицы сохраняли свою неприкосновенность и процветали. Саму Екатерину IIотличало глубоко светское сознание в европейском духе со всеми его несуразностями при лишь отвлеченном уважении к Православию (в котором, впрочем, было заложено и зерно будущего пробуждения). В ней самой и в государственной политике сошлись воедино угождение англо-саксам и получившая второе дыхание после смерти Елизаветы Петровны галломания.
Плотяная чувственность Франции овладела нравственно-теоретической стороной государыни и государства Российского: наряду с трепетным поддержанием указанных пороков жизни двора и высшей дворянской знати Екатерина Алексеевна выступила в качестве, по сути, верховного понтифика культа масонского «Просвещения» в России (собственно, на картинах ее и рисовали в качестве «божества Прогресса и Просвещения»). Особое ее восторженное расположение завоевали масонские философы-материалисты и идеологи воинственного либерализма (апостолы сатанинской церкви) Монтескье и Вольтер с Дидро, с которыми она не только находилась в постоянной единомышленной переписке, но документально избрала их в качестве своих наставников и советников реформ, пренебрегая Церковью и повторяя пагубный путь ПетраI. Благодаря им императрица пребывала, подобно своему совладельцу титула «Великого», в глубокой наивной мечтательности, представляя себя благодетельницей всего осчастливленного народа, находившегося в это время в разгуле или жестоком притеснении, и в следующем за ней постоянном самообольщении, не осознавая последствий своих решений, последствия которых расходились с замыслом до противоположности.
В народообразующей области образования и искусства благоволение и огромная финансовая поддержка отдавалась приглашенным иностранцам (чаще всего посредственным) с несуразной дискредитацией русских, даже выдающиеся представители которых жили порой на грани нищеты. Обильно насажденная Екатериной светская печать и журналистика, окончательно вытеснившие на периферию внимания «просвещенного дворянства» церковную литературу (по всем направлениям жизни), вплоть до 1917-го года и даже по сей день (не исключая и советского периода - НЭПа и хрущевско-перестроечной «оттепели») превратилась в либеральный рупор и двигатель богоборческой революции - духовной, политической, культурной, экономической. Саму себя императрица, «просвещенная» французскими певцами «демократии», называла убежденной республиканкой, одновременно исповедуя своим идеалом типичный масонский оксюморон «просвещенного абсолютизма» (ибо европейское «Просвещение» сам абсолютизм и считает главным мракобесием). «По-демократически» усиленная цензура, отданная на откуп столичным чиновникам, превратилась в порочную практику запрета и гонений за критику власти, а не за враждебность ей и государству и пропаганду бездуховности и бесчинства, с поощрением её показного славословия (противного Христианству), надевающего на правителей розовые очки, - источник будущих бед вплоть до сего самого дня.
Сама Русская Церковь в период «просвещенной» Екатерины переживает одно из самых мрачных времен в истории, доставляя этим наслаждение двуединому зверю. Почти столетнее притеснение сердца Христианства - монашества - достигло протестантского стремления его полного уничтожения: было закрыто 80% всех русских монастырей и с ними - множества школ, больниц и богаделен при них. Правительницей был завершен проект «антагонистичного» ей Петра III по изъятию всех земель, которые были вскоре розданы во владение фаворитам. Вместе с ними Церковь лишалась собственных средств, необходимых отнюдь не для епископов и монахов, а для народного просвещения и благотворительности, которые никакие казенные и общественные организации заместить не могли - более того, предоставленные сами себе, использовались и используются по сей день во зло, пособствуя коррупции и революционной деятельности «благотворительных» НПО. Восстановление подчиненности Священного Синода Сенату по петровскому образцу лишало Церковь и необходимой меры независимости от чиновничества для сохранения свободы обличения общественных пороков. Хуже того, Екатерина без малейшего совещания с Церковью назначала обер-прокуроров Синода, которыми неизменно оказывались неверующие вольнодумцы вплоть до воинственного атеиста Чебышева: впервые в русской истории организационную власть в Церкви получал безбожник. Епископские должности в Церкви стали занимать недостойные карьеристы и конформисты, сравнимые разве что со ставленниками польских королей на западнорусские кафедры в XVI веке, а подвижники стали подвергаться гонениям. Впервые в русской истории появился священномученик мирного времени, замученный по велению государственной власти именно за свое исповедничество - западнорусский митрополит Арсений Ростовский. Его низложение также впервые в истории произвели сами нечестивые архиереи-члены Священного Синода (прообразуя Синод 1917 года), которые вскоре все умерли лютой смертью. В то же время, в соответствии с «просвещенчискими» каббалистическими идеалами, невиданные свободы были дарованы иноверцам и сектантам - вплоть до строительства для них культовых сооружений за государственный счет и покровительства подданному «зверю из земли» ордену иезуитов, изгнанному даже из Европы. Из всех иноверцев гонения сохранились и даже усилились исключительно на старообрядцев, хранивших русскую старину, и многие из которых готовы были искать пути для воссоединения с Церковью, нуждаясь лишь в Её живом свидетельстве о своем заблуждении.
Сама воплощенная в «звере от земли» Вавилонская блудница - масонская церковь сатаны, к которой принадлежал предыдущий император - получила в этих протестантских условиях не только свободу, но даже мандат (конечно, скрывая за своей загадочностью от «непроверенных» членов все свои основные «тайны»). Масонские ложи как приходы звериной церкви росли в Петербурге и Москве как на дрожжах.Сама Екатерина II начинала и долгое время осуществляла свое правление в плотном окружении масонов, в число которых в это время вошли многочисленные представители почти всех древних княжеско-боярских родов (иностранные дворяне состояли там почти поголовно). Высокопоставленным (как в государстве, так и в самом ордене) масонам она доверила и воспитание своего нелюбимого сына и любимых внуков - наследников престола Третьего Рима. Масонство завлекало в свои ряды - по признанию самих русских масонов - тщеславным избранничеством, пустой таинственностью, подпиткой праздности, скрепляя их общим пресмыкательством перед Западом и пренебрежением ко всему русско-народному, переходящему в презрение и ненависть. В масонской и околомасонской среде происходило сущее нравственное разложение высшего дворянства: то, что ранее веками случалось в качестве помрачения, увлечения страстями - в силу немощной и удобопреклонной ко греху человеческой природы (особенно в условиях занимаемого высокого положения), - здесь становилось системным, уча всё более сознательному служению злу. Именно в среде «достопочтенных братьев» практически без исключения господствовали в разных сочетаниях пьянство, разврат, карьеризм, взяточничество, лицемерное ханжество и даже небывалые прежде частые случаи зверской европейской жестокости к крепостным соотечественникам и единоверцам (внешним).
Масонское окружение мечтательной императрицы и ее собственная верность урокам французских лукавых наставников закономерно строго отпечатались на общественном строе всего государства Российского, которым вместе с политической стороной мышления самой государыни овладела уже британская бессердечность. Разрыв между четырьмя осевыми сословиями России достиг своего исторического Эвереста. Происходил лавинообразный рост имущественного (и правового) расслоения внутри сословий и между сословиями. Даже внутри дворянства возник узкий круг сверхбогатых дворян-магнатов, приближенных ко двору (и практически составивших собой тело масонского монстра), сопровождаясь обеднением большинства дворян. Подтвердив губительный Манифест Петра III, даже усугубив его неприкосновенностью дворянской собственности и запретом на телесные наказания, обволоченная придворной лестью, Екатерина сделала дворянскую вольницу визитной карточкой эпохи. Причем привилегированность дворянства росло прямо пропорционально их богатству, а не заслугам (как предполагал Петр I). Как-будто в издёвку феодально-крепостной гнет, усугубляя разрыв между аристократическим меньшинством и простым трудовым народом, составлявшим более 90% населения России, достиг состояния, когда, по общему признанию, положение крестьян приблизилось к рабам, как их и часто называли столичные дворяне и даже сама императрица. Произошел взрыв порочного раздаривания государственных крестьян тем же фаворитам. Крестьяне, бывшие при «деспотическом» царе Иоанне Васильевиче равноправными участниками Земских Соборов и обладавшие правом личной челобитной жалобы царю и его представителям, превратились «прогрессивными европейцами» в скотообразный товар с публичной торговлей на рынках и по объявлениям, проигрыванием в карты, изгнанием с поместий старых и больных людей и запретом жаловаться властям на хозяев под страхом сурового наказания. Такое бездушие наблюдалось именно среди мизерной по численности масонской олигархии, среди которой по-прежнему избыточествовали англо-саксонские иммигранты, если и принимавшие православие, то в большинстве своем только для допуска к привилегиям, пороча тем и сами Таинства. В своем омраченно-либеральном стремлении к «созданию просвещенной страны» Екатерина издала унизительный Манифест с призывом любых иностранцев переселяться в Россию на особых, недоступных для русских, привилегированных условиях с полным освобождением от всех налогов и тягл, чем особенно воспользовались немцы. Подобную картину на русской земле можно увидеть только в постсоветскую эпоху (за исключением Белоруссии).
«Прогрессивное реформаторство» (точнее, революционный погром) накрыло и города. Согласно «Жалованной грамоте» увлеченной перестройкой императрицы, горожане выделялись в отдельное сословие с самоуправлением на западный манер магдебургского права, что отрезало дворян от городской жизни, а города превращало в будущие центры буржуазного капитализма и разночинного вольнодумства - рассадника либерально-масонского духа (и будущей вотчины талмудических и атеистических потомков дано-хазар). Созданное на западный манер смешанное мещанское сословие (по городской прописке, а не роду деятельности) было снабжено небывалыми либеральными правами рыночного предпринимательства, а к его «самоуправлению» допускались только зажиточные богачи, получившие особые привилегии и составившие купеческо-элитарную верхушку: в создаваемой демократической буржуазной плутократии не находилось вечевого места ни простому трудовому народу, ни веками участвовавшему в управлении городами на правах пастырей духовенству. Таким образом, святое для Руси понятие справедливости было попросту упразднено и заменено протестантской успешностью. В таком политическом виде (который, конечно, не соответствовал состоянию и чаяниям самого народа, включая дворянство) Россия напоминало даже не столько Германию, сколько Польшу. Третий Рим, защитник правды и всех угнетенных, находился в мороке Запада и имел жалкий и позорный духовный вид, несмотря на внешний блеск и успехи.
Собственно экономическая политика вполне соответствовала сословной и выстраивалась по строго масонским либеральным лекалам. В порыве распространения света, зажженного британскими розенкрейцерами, на заре правления Екатерина, увлеченная учением физиократов и классической буржуазной политэкономией А.Смита, учредила из самых благих намерений Императорское Вольное экономическое общество, во главе которого стояли виднейшие и злостнейшие масоны Р.Воронцов и И.Чернышев. Как не сложно догадаться, Общество, в котором царил буквально культ англомании и преобладали потомки немецких эмигрантов, превратилось в масонский центр либерально-революционной мысли до самой революционной Катастрофы. Одним из первых «достижений» заведенной его усилиями политики фритредерства было возникновение в связи с тектоническим движением зерна на экспорт (обогащавшим крупных магнатов) невиданных на Руси крестьянских голодов, сравнимых только с большевистским голодомором, и в которых ограбленные монастыри уже не могли оказать существенную помощь. В конце правления, в полном соответствии с либеральной доктриной, в России впервые в ее истории завелся внешний долг, к которому присоединились большие невыплаты жалований. Только христианским смирением русского народа можно объяснить сравнительно небольшие выступления крестьян, подхваченные в тех же заволжских казацких краях очередными бунтарями-выскочками во главе с Пугачёвым, восстание которого в отличие от разинского в прошлом веке, представленного в основном разгулявшимся преступным сбродом, опиралось уже на при поистине всенародное недовольство. Впервые в русской истории у крестьянства появляется недоверие и классовая (а не личная) неприязнь к дворянству, а у заволжских тюркских народов в силу их решительно антилиберальных настроев - к имперскому правительству.
Англофильский оттенок всех реформ был отнюдь не случаен. Будучи потомственной саксонской принцессой, Екатерина сочувствовала Великобритании как союзнику прусского государства, а в действительности - его создателю (в период эпохальной для «зверя из земли» Тридцатилетней войны XVII века) и покровителю - и в силу не только этно-династических, но и религиозных - протестантских и внутримасонских - связей. Близким другом будущей императрицы был английский посол масон Уильямс, который втянул молодую девушку в первую незаконную связь с будущим «пророссийским» последним королем Польши С.Понятовским. Через данного агента главного врага России и сердца царства Антихриста супруга наследника престола передавала тайные военные сведения о русской армии во время Семилетней войны, обещая сделать Россию сепаратным союзником англо-прусского альянса против союза католических консервативных держав. Для этого в совете с Уильямсом Екатерина готовила свержение своего мужа под руководством еще одного «друга Великой Британии» - канцлера Бестужева.
И она исполнила свое обещание, подтвердив предательский «мир» сверженного ею супруга с Фридрихом и, выведя русскую армию из уже вошедшей в Российскую Империю Восточной Пруссии с Кенигсбергом, за который войны Третьего Рима пролили много крови и прольют позже еще несравненно более, оставив её Пруссии. В целом внешняя политика Российской Империи, предначертанная суть которой вне зависимости от осознанности состояла в борьбе против «зверя морского», продолжала симметрично отсвечивать общегосударственную идеологию, описанную выше. С начала правления последней российской «самодержицы» проводилась почти безрассудная стратегическая политика под названием «Северный аккорд»под руководством министра иностранных дел и, по сложившейся традиции, одного из высших жрецов масонства Н.Панина: союз с протестантско-масонской коалицией Англии, Швеции, Пруссии, Дании и извечного врага Речи Посполитой против старых империй Австрии и Франции, в который из и так непатриотичного российского бюджета вкладывались огромные средства. Такие распростертые объятия дьяволу, как и полагается (и как ожидает и нынешние попытки угодливого примирения с ним), ожидаемо закончились агрессией Швеции против России в составе масонско-протестантского союза с Великобританией, Голландией и Пруссией ударом в тыл во время русско-турецкой войны, к которой последние Османскую Империю напрямую и подтолкнули.
Еще ранее ультимативный характер, к удивлению верной российской саксонки, политика Пруссии по отношению к России приобрела в Речи Посполитой, принудив к Первому её Разделу на германских условиях, притом упомянутый министр иностранных дел масон-германофил Панин вообще всячески сопротивлялся давно перезревшему освобождению первых белорусских земель. К этому освобождению в начальной его стадии 1772-го года российское государство подошло еще в своем европеизированном помрачении, не совместимом с полетом державного «двуглавого орла». Вместо православно-державного освобождения Белой и Малой Руси от дикого религиозного и житейского истязания бессильной разваливающейся шляхетской демократии, переспевшего на несколько столетий (особенно же на петровское XVIII-е), с предложением оставшейся Польше добровольно перейти под протекторат России, вспомнив свое славянское происхождение, либо остаться один на один с германской коалицией, - «благородные петербургские европейцы» предпочли удерживать «пророссийскую» власть в сохраняемом иезуитском королевстве с опорой на слабого выборного короля и сильные шляхетские «кардинальные права» (включая ультраиндивидуалистическое liberum veto), то есть, небывалым за 800-летнюю историю отступлением от правды в духе талмудической «двойной морали», подающим будущим поколениям поляков серьезный повод для обвинений России. Хиреющей Австрии было позволено аннексировать анклав в виде русской Галиции, на то время надрывно тяготевшей к России, сохранив в ней насажденную огнем и мечем унию и предопределив будущее создание на ее основе антихристианского и антирусского нацистского политического образования. Более чем на 20 лет под польско-католическим катком была оставлена бόльшая часть Малороссии и Белоруссии. Но и на освобожденной территории охмурение западной либерально-масонской идеологией, включавшей классовую солидарность (вместо духовно-религиозной и народной), привело российскую власть к установлению многолетней традиции благоволения польско-католической шляхте и потворства её глумлению над простым русским православным народом, которого в Петербурге вообще принимали за литовского крестьянина, вплоть до царя Николая I и отца современной белорусской народности графа М.Муравьева-Виленского: такое пренебрежение простым белорусом также еще больно аукнется в будущем Третьему Риму в его борьбе с коварным двуглавым зверем.
Наконец, даже двухэтапной легендарной победоносной войны с Османской Империей 1768-1791 годов, принесшей России Новороссию и Крым, никогда бы не началось, если бы не опрометчивое нападение на нее франко-польско-турецкой-крымско-татарской коалиции. И снова же - после блистательной победы в первой части войны, когда Порта готова была уже сжаться до размеров Турции, уступив Константинополь России, последовало предательское давление со стороны всей Европы, «прогрессивной» и «не терпящей притеснений народов азиатской деспотией», и, в первую очередь, - «христианской» Австрии, которую буквально перед этим Россия дважды спасла от полного поглощения Пруссией и теми же османами. Согласно Кючук-Кайнарджийскому миру, были оставлены почти все завоевания у разгромленной Порты, включая земли православных народов, которые были вскоре подвергнуты репрессиям, положив начало и формированию впоследствии русофобской Румынии и проанглосаксонской Греции даже до сего дня. И уже в независимом Крыму (из которого были освобождены тысячи плененных рабов-христиан), знать которого признала могущество России и была совершенно расположена войти в ее состав, «либерально-прогрессивная» Империя начала продвигать своих европеизированных ставленников Сахиба и Шахина Гиреев (светских и жестоких) и европейские порядки с ними (включая конфискацию земель духовенства), что предопределило и будущие беды во взаимоотношениях с крымскими татарами - особенно на фоне многовекового безусловного мира с приволжскими, присоединенными «деспотическим» Иоанном Грозным.
Еще до начала войны с Турцией и долгожданного раздела жалкого хищника, построившего свою государственность на коварстве и подлости по отношению к своим славянским сородичам и тщеславии шляхетских родов, произошло третье и последнее (если не считать нынешнее восстание в Новороссии) предательство третьего же крестьянско-казацкого восстания гайдамаков (Колиивщины). Последнее западнорусское восстание не отличалось милосердием, однако ему предшествовал жестокий террор (в ответ на назначение королем «пророссийского» Станислава) православного и даже униатского населения с разрушением множества храмов и монастырей. Притом восставшие ставили не какие-либо классовые задачи, но сугубо сознательную цель вхождения в состав Российской Империи с соответствующими прошениями в Петербург. Единодушную поддержку освободительному восстанию оказали казаки-добровольцы с Левобережья Днепра. В этот раз восстание было подавлено уже не просто при молчаливом согласии или участии российской армии, как прежде, но самой этой армией с позорной выдачей казачьих полковников полякам на дикие истязания и казнь в угоду «польским и турецким партнерам». Как мы видели выше, это не спасло Россию ни от войны с Турцией, ни от скорого раздела Речи Посполитой, но вклад в трещину будущего единства Великороссии и Малороссии был внесен весомый.
