ПРОСВЕЩЕНЧЕСКОЕ ТАЛМУДИЧЕСКОЕ МАСОНСТВО И ИЛЛЮМИНАТСТВО
Часть 4. Победное шествие зверя от земли. Разрушение: Удерживающий зверолов (продолжение)
В том виде, в котором Российская Империя предстала к девятой декаде XVIII века она в целом устраивала звериный дуумвират Апокалипсиса. Адепты масонской церкви и её данитско-иллюминатской тайной верхушки, конечно, знали через своих агентов о святости внутри русского народа, которой уже давно не было среди «христианских» народов неоязыческо-ренессансной Европы. Возглавляя Великобританию как цитадель «зверя из земли» и сердце «зверя из моря» строящегося царства Антихриста, прочно входя в политические и экономические элиты протестантских стран и управляя ими, а также контролируя феодальную аристократию и интеллигенцию стран католической оси, они, конечно, препятствовали росту силы русской державы и планировали превратить её в периферию империи сатаны (в чем, надо признать, немало преуспели). Однако со стороны самого Российского государства, которое зверь созерцал по Петербургу, видя в нем торжество своих «новых мировых» порядков во всех областях жизни, угрозу себе они не видели и относились к нему с явным пренебрежением и иронией, не сомневаясь в прогулочном характере «европеизации» стоящего за ним «темного азиатского народа». Российское царство времен Владимира Святославовича, Иоанна Грозного и Алексея Михайловича казалось им страшным сном, погребенным историей (точно как и в настоящее время). В этот момент католический Костел и католические Франция и Германо-Римская империя - древние враги «земного зверя» ещё со времен тамплиеров - занимали их гораздо больше: дьявол, конечно же, знал о совершенно иной картине действительности (как знает, и теперь), однако Господь Бог, несомненно, ограничил его возможности сообщить об этом своим слугам.
Тем более, что в самой Европе в XVIII веке «братьям в Великом Архитекторе» сопутствовал небывалый успех: религиозная духовность европейских народов уверенно переходила из католической в протестантскую стадию и далее в безбожие во всех его составляющих (атеизма, материализма, рационализма, гедонизма); сами же государства покорялись им одно за другим, и вопрос революции во Франции был уже делом времени. Само масонство как церковь сатаны было в Великобритании впервые в истории легализовано и даже превращено в национальную церковь (точнее церковь национальной элиты, которая на Западе всегда означала и церковь национальную), а также организационно упорядочено в своей лукавой псевдоиерархичности, быстро распространяя свои приходы-ложи по континенту. Именно в эти годы данитскими талмудистами был через Ротшильда и Вейсхаупта ударным темпом создан высший орден иллюминатов, покорялась по цепочке финансовая система западных стран, был проведен всемирный масонский съезд в Висбадене, куда впервые были приглашены и российские делегаты. Не встречало оно себе особых сопротивлений и в Петербурге и Москве. В течение же проходящего столетия неистового пиршества, разгула коррупции и бесправности подавляющего большинства русского народа не звучало ни слова критики со стороны самых «прогрессивных» западных политиков, мыслителей и писателей, совершенно умолкла и двухсотлетняя иезуитско-розенкрейцеровская клевета - напротив, потоки самой «просвещенной» лести изливались (не безвозмездно) в уши российских императриц, в которой всех превзошел Вольтер, огласив Екатерине II, что «в идолопоклонстве находиться у ног Вашего Величества мне лучше, нежели быть с глубочайшим почитанием Вашего храма жрецом».
Произошедшее далее необходимо считать чудом, вполне сопоставимым по потрясению для Нового Вавилона со схождением в ад распятого Христа и Воскресения в момент высшего торжества бесовского царства либо с грядущим схождением на землю Христа во время полного торжества Антихриста - «багряного зверя из моря». Собственно, это и было первое Русское Воскресение. Произошло оно, конечно, не на пустом месте. При всем своем вольнодумстве и невоздержанности императрица Екатерина, в отличие от своего мужа, имела уважение к Православию (как она его могла понимать), что для потомственной протестантки уже было подвигом. Это уважение вкупе с достаточно чувствительным сердцем и постепенно просыпающейся теплотой к простому русскому народу (который она, впрочем, не понимала и так и не поняла, как и целостную картину происходящего во внутригосударственной жизни народа) и доверием к подвижнически «ненормальным» представителям столичной аристократии из числа, как правило, «силовиков» (подобно П.Румянцеву, А.Суворову, св.Ф.Ушакову) - привело ум последней самодержицы России к началу верного пути. На почву внутренних предпосылок Бог посеял семена внешнего вразумления: указанные предательства западных «союзников», эпохальная «цветная» (бело-красно-синяя) Французская революция, озаренная кровавым террором в «прекрасном» Париже и, наконец, всё более явное осознания Зимним Дворцом (не без помощи Тайной канцелярии) того факта, что «теория масонского заговора» - совсем не только теория. Как видим, Бог сеет точно те же семена вразумления и в наши дни, однако состояние общей почвы не позволяет им всходить.
Российский отросток масонского «зверя из земли» к 1780-м годам разросся как плесень на гнилом пне (хотя, учитывая его столичную локализацию, не будет преувеличением сравнить это разрастание с сифилисом в публичном доме). При этом он полностью реплицировал структуру масонства, наработанную на родном для его Западе. «Работы» низших степеней его витиеватой лестницы представляли собой ритуализированные дворянские вечеринки, переходящие в бесчинные гулянки, и мечтательные умствования с «намерением» осчастливить всё человечество (забывая о собственных изуродованных крепостных, за отмену права на которых они были готовы поднять в любой момент бунт). Высшие же степени, выведенные при помощи надежных методов «естественного» отбора «невидимой рукой», посвящались в политическую деятельность, которую и прикрывали низшими степенями. Постепенно для высших степеней стал добавляться и каббалистический оккультизм с магией: был даже учреждены российские ордены розенкрейцеров и мартинистов, в среде которых был замечен и известный Радищев, положивший начало главному ядру российской революции - масонской либеральной интеллигенции. Розенкрейцерско-оккультное масонство находилось в подчинении «Великой Ложи Англии» и управлялось, по сути, министром культуры И.Елагиным, наставником которого был иудейский розенкрейцер-каббалист Эли и который, между прочим, высшей целью масонства полагал поиск «сладкого и драгоценного древа жизни, которого мы с потерянием едема лишены стали». Добрался до России и сам чернокнижный граф Калиостро с древнехамистским мистическим уставом Мемфис-Мицраима, отличительным способом «обретения духа» которого являются дикие дионисийские оргии, воспетые Ницше.
Политические уставы и ложи ушли транзитом через шведскую епархию (национальную ложу) в подчинение германскому масонскому центру (и непосредственно его главе - герцогу Фердинанду Брауншвейгскому и его нижестоящему «брату» - прусскому королю Фридриху). При этом между ними велась яростная борьба (с невероятной взаимной клеветой), закончившаяся объединением всех лож в подчинении «Великой Национальной Германской Ложе»: неизвестно только, какая доля в этой борьбе была связана с природными гордыней и бунтарством «зверя из земли», а какая - представляла собой срежиссированный спектакль ради прикрытия Англии, к которой императрица была проникнута наивным доверием, и утверждения в России немецкого циннендорфского устава, который, напомним, более всех мимикрировал под «консервативно-христианский». Успешно создавались Капитулы разных масонских орденов - посреднические структуры между англо-саксонскими центрами и российскими провинциальными ложами, одновременно и содержавшие в себе часть высших дополнительных степеней. Вассалитет доходил до обязательства регулярных выплат крупных взносов в западные «Великие Ложи» (подобно нынешним иеговистам). Наконец, «великие архитекторы» добрались и до создания в 1782 году «Великой Национальной Ложи России», которая, однако, имела в условиях прогерманской консолидации лишь статус Капитула Восьмой провинции (то есть, поместной церкви сатаны) в полном подчинении прусской «патриархии» и во главе с немецкими гроссмейстерами в России и их особыми кураторами в Пруссии.
Снова же сложно определить долю, принадлежащую собственно дьявольской нетерпимости и ненасытности масонства, и долю угрожающего роста военной мощи России, сметавшей всех на поле боя, однако даже в тепличных условиях петербургского матриархата оно начало себе на беду варить революционную кашу. Начались заговоры по свержению Екатерины в пользу заключенного (надо сказать, несправедливо) Иоанна Антоновича VI, свергнутого прямо в пеленках. Еще более серьезно осуществляласьпервая в русской истории подготовка к революционному свержению монархического строя - через приведение к власти полностью на тот момент подвластного им Павла, с которого была взята клятва об утверждении упразднявшей самодержавие «Конституции», главными составителями которой были вездесущий масон-министр иностранных дел и мастер российской «Великой провинциальной ложи» Н.Панин и его секретарь - знаменитый революционный писатель-масон Д.Фонвизин. С открытия этих заговоров во многом и началось пробуждение императрицы и с ней - российского государства, которое впервые в истории шествия «зверя из земли» поставило себе непосредственную задачу сражения с ним. В 1782 году был издан «Указ о запрещении тайных обществ», после которого масоны спешно перенесли свой центр в Москву. Там их догнал новый Указ Екатерины Алексеевны по делу московских масонских организаций, обличающий подчинение их иностранным государствам, оккультизм с созданием альтернативной церкви при использовании христианских символов и подпольном издании антицерковной религиозной литературы. Наконец, в 1794 году «зверю из земли» Россией была напрямую объявлена война - принят имперский Указ по непосредственному полному запрету масонских лож.
Словно пелена прекраснодушного обольщения спала с императрицы и близкой ей по патриотичному духу петербургской знати: мiр проявился в его действительных очертаниях смертельной битвы добра и зла вместо дворцово-кабинетных мечтаний о всемирном прогрессе и процветании человечества, ведомого «естественным светом» человеческого ума и западного «Просвещения». Начало «русской весне» к.XVIII-XIXвв. (как и петровской «русской зиме») положило внешнеполитическое преображение - переход от бессмысленных шатаний в угоду европейским «партнерам» к мессианской политике Третьего Рима. На следующий же год после начала «охоты на зверя», вопреки «цивилизованным» кючюк-кайнарджийским соглашениям, под руководством князя Г.Потёмкина началось присоединение Новороссии (чему своей агрессией поспособствовала сама Турция) - земель того самого чёрного Дано-Хазарского каганата (северного Причерноморья, Кубани и Калмыкии), освобожденных древле от них русским государством и ему по праву принадлежащим, - и Крыма. Последний, хотя никогда и не был русским, но был освоен православным Вторым Римом и стал священным местом начала Таинства Крещения Руси в городе Херсонесе, на останках которого был воздвигнут Севастополь (от греч. Σεβαστός и πόλη - «высокочтимый, священный город»). Долгое время Крым находился во власти крымско-татарского ханства, веками терроризировавшего местное христианское население и окружающие христианские народы во главе с Русью: грабительско-работорговный образ жизнедеятельности Крымского ханства более всего напоминал как раз ту самую Хазарию. Он стал первой освобожденной землей древней Византии в соответствии с исторической миссией Русского царства, которая в это же время приняла завершенный вид екатерининского «греческого проекта». Притом после отбрасывания европейских методов взаимоотношения с кочевыми народами Новороссии (и попыток навязать им «передовые» европейские порядки) отношения с ними «внезапно» озарились дружелюбием: ногайские татары Кубани и калмыки присоединились к России более чем охотно, большинство же крымских татар после навязанных европеизированных ханов приняли присягу русской монархии почти с воодушевлением, которое было, наконец, подкреплено предельно уважительным (нелиберальным) отношением к ним и их обычаям (за исключением нечестивых) со стороны российских властей.
Освобождение Крыма и Новороссии (притом без каких-либо войн) от магометанской власти и присоединение к христианской державе как гром среди ясного неба сотрясло «двуглавого змея», внезапно обнаружившего, что не Франция и не Австрия, но только Россия суть его единственный и могущественный враг. Во мгновение ока испарились «дружелюбные» камлания с лёгкой иронией, «Восточное партнерство» и «Союз Россия-НАТО» XVIII века приказали долго жить, а сама Империя утратила в оценках даже признаки «прогрессивности» и «просвещенности», напротив, «неожиданно» оказавшись среди стран «варварства и мракобесия», несущих собой угрозу «цивилизованному миру» (то есть, царству зверя-Антихриста). Именно тогда и началась прусская консолидация масонства с резким усилением его кулинарной активности на русской кухне, а протестантские страны дружно направили свои североатлантические копья в сторону России. Великобритания буквально заговорила Турцию бросить одновременно всю мощь своей армии на Российскую Империю, а Пруссия, заключив антироссийский прусско-польский союз, фактически оккупировала Польшу (аналогично событиям 1938-1939 гг.), поставив её монархом саксонского курфюрста и утвердив в ней либерально-националистическую Конституцию 1791 года по протестантско-масонскому образцу, заданному только что произошедшей иллюминатской революцией во Франции и аналогичной «войной за независимость» в США. Ею уравнивались права мещанства, в котором доминировало ашкеназское (то есть, хазарское) еврейство, и аристократии с одновременным сужением прав небогатого дворянства и при полном сохранении лютого рабовладельческого крепостничества крестьян (в число которых входили все православные подданные Речи Посполитой и западнорусские униаты), а также ликвидировалась даже фиктивная федеративность Польши (существование в ней ВКЛ) с провозглашением польской национальной унитарной квазимонархической республики во главе с масонами и талмудистами.
Однако, паралич России остался уже позади. Поход русского воинства (подобный польскому походу русско-советской армии в сентябре 1939 года), в котором отличились легендарные полководцы А.Суворов и М.Кутузов и которому польско-прусский союз не оказал никакого противодействия, освободил бόльшую часть Белоруссии и Малороссии. Древнерусские земли были присоединены к Третьему Риму Российской державы имперским Манифестом, принятие которого совпало с праздником Благовещения Богородицы. Эта историческая дата вселенского значения вполне заслуживает признания днём свободы (независимости) и народной соборности как в Минске и Киеве, так и в Москве - наравне с днями присоединения Западной Белоруссии и Украины в 1939-м году, и освобождения Беларуси и Украины от власти нацистского Третьего Рейха в году 1944-м. Последним же выдохом главного бунтаря славянской семьи, отсчитывавшего свои последние дни перед позорной кончиной, стало «национально-освободительное» восстание 1794 года под руководством революционного интернационалиста, масона Т.Костюшки, который перед этим успел стать участником иллюминатских революций в США и Франции (и их современным «национальным героем»).
«Национальное польское восстание» свой крупнейший фронт имело в литовской и белорусской земле и опиралось на членов масонской церкви, буквально намедни устроившей новую «Варфоломеевскую ночь» французскому католическому Костелу, в котором, казалось бы, сосредоточена вся польская идентичность. Ядром восстания, поддержанного, тем не менее, множеством бискупов и ксендзов, стал варшавский «Якобинский клуб» - то есть, подпольная революционно-террористическая ячейка иллюминатов. В Западной Руси восстание Костюшки было торжественно провалено, даже не начавшись, самому же Костюшко не удалось даже приблизиться к границам Белоруссии и Волыни, окончательный же разгром антихристианского восстания учинил славный поход А.Суворова, поселившегося впоследствии в Белоруссии, где простым народом он стал почитаться как народный избавитель. Таким образом, без всякого напряжения (после безчисленных воззваний к императрице святого архиепископа Георгия Могилевского, воспетого позже А.С.Пушкиным) совершилось православно-великодержавное освобождение Западной Руси, воспринятое местным населением ничуть не с меньшим восторгом, чем освобождение от Гитлера 150 лет спустя (тем более, что политика Гитлера на землях Рейхскомиссариата «Ост» и близко не дотягивала по жестокости до политики местной шляхты). Вопреки либеральной пропаганде, Российская Империя не взяла себе ни пяди исконно польской земли - но лишь древнерусские земли (и даже не все) с подавляющим большинством западнорусского населения (включая ополяченную шляхту) - православного и насильственно обращенного в Унию, много веков подвергавшегося всестороннему религиозному, этническому и политэкономическому геноциду.
После присоединения западнорусских земель сбросившая морок либерализма имперская власть во главе с государыней ввела Черту оседлости для многочисленных польско-литовских талмудических евреев, зная опыт их разрушительной деятельности на Руси в предыдущие эпохи (особенно же на Западной Руси под протекторатом католиков - повтор чего мы видим на нынешней Украине) и наглядно оценив их участие во Французской революции. При этом, в соответствии с христианской справедливостью, в рамках городского самоуправления и хозяйственного права устанавливалось полное равноправие иудаистов (даже избыточное, грозящее в будущим большими потрясениями) со снятием всех ограничений с евреев, принимающих православную веру (многие делали это лицемерно, по старым марранским лекалам). Одновременно было произведено огосударствление казаков, на которых вольница веками действовала разлагающе, доводя до грабежей, погромов и даже походов на северных русских единоверцев, и которые снова распоясались во время пугачевщины: оставшаяся в тылу Запорожская сечь была «антидемократично» расформирована, а днепровское казачество было переведено в Черноморское казачье войско и, к ужасу либералов и националистов (в том числе нынешних), переселено в благодатные кубанские земли, где в условиях службы православному самодержавию превратилось из самых буйных и шатких в самых верных и строгих граждан Империи. На свободных же землях Новороссии началось строительство малой Русско-Византийской Империи заселением их русскими трёх ветвей, балканскими славянами и греками.
Освобождение древнерусских земель и просторов будущей Новороссии и Тавриды стало для чада Вавилонской блудницы не единственным кошмаром с Востока: инерционное движение Империи на юг сменилось возвращением к сознательному стремлению допетровских русских великих князей и царей к защите и освобождению православных народов. Этой цели открыто служил провозвещенный Екатериной II«Греческий проект» по возрождению древней Византийской Империи во главе с русской царской династией и православного Молдавско-Валашского царства под защитой России. Двери его осуществлению были распахнуты блестящей победой в очередной русско-турецкой войне 1787-1791 гг., но торжеству Правды и Православия в этот раз помешала уже не собственное западническое пресмыкательство, но коллективное ополчение масонского интернационала: удалось лишь возбудить стремление к свободе балканские народы, присоединить Бессарабию и взять под свою защиту православную Грузию по Георгиевскому трактату вопреки тяжелому окружению на Кавказе (как это и положено Третьему Риму). Коллективное же ополчение масонского интернационала стало неизбежным после победы «зверя из земли» во Французской революции, которая, в свою очередь, внесла неоценимый вклад в пробуждение монархического антиреспубликанства в России и избавления преобладавших патриотических сил в её аристократии от западного обольщения. Сразу после победы иллюминированных «вольных каменщиков» русская императрица безкомпромиссно расторгла все политические связи с Францией (ибо «Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром?» (2 Кор.6:14-15), чего не могут постичь нынешние политики и дипломаты) и объявила превращение Российского государства в ядро всех антиреволюционных политических союзов. Прямой вызов двуединому зверю из бездны был брошен уже не только внутри России, но и во всем мире: отселе началась открытая война священного Двуглавого Орла с проклятым двуглавым змеем, длящаяся с прерываниями по сей самый день.
Преображение Российской державы перед лицом всемiрного заговора зла, конечно, не могло остановиться на межгосударственной политике, но по естеству духа начала распространяться и на внутреннее устройство. Преобразования получили стройность и осмысленность, хоть и еще страдая погрешностями в силу накопленных десятилетиями противоречий: таковы были губернская, судебная и финансовая реформы, которые начали создавать из русского и союзного ему народов, брошенных доселе на произвол судьбы, монолитную державу. Впервые в истории был создан - в пику частным центробанкам в масонских странах - Государственный ассигнационный банк, сосредотачивавший в руках монархии устроительную хозяйственную силу страны. Планом использования последней стало антибуржуазное развитие промышленности на основе деревни с ограничением индустриализации с главной целью предотвращения безработицы (что будут впоследствии разрушать большевики). В гражданских взаимоотношениях был учрежден третейский Совестный суд для возвращения главенства совести и правды в жизнь государства. Ядовитую пену у зверя не могло не вызвать учреждение в России абсурдного для «европейской просвещенности» XVIII века (безжалостной масонской гордыни) государственного ведомства управления милосердием и заботой «о малых сих» (Мф.18:10) - министерства народного попечения в виде системы губернских приказов общественного призрения, заведующих системой создаваемых народных школ и училищ (которая в славном 1782 году выделилась в министерскую Комиссию), сиротскими и больничными приютами, работными и смирительными домами, больницами, богадельнями, поддержкой вдов. Приказ общественного призрения воплощал собой истинный православный идеал Святой Руси: имея в управлении представителей всех сословий под началом губернатора и соборный характер принятия решения, он получил совместное казённое и благотворительное софинансирование и право ссудно-сберегательной деятельности (замещая собой коммерческие банки). Деятельность приказов до самой революции достигла замечательных успехов в народном благоденствии и возбуждении благотворительности среди имущих сословий, дополняющих казенные заведения (без всяких мантр о государственно-частном партнерстве).
Однако, несмотря на эти духоподъемные вспышки, коренного перелома в судьбе Удерживающего мир от прихода Антихриста во главе двуединого «зверя из земных стихий» еще не произошло. Не состоялось исправления трёх самых судьбоносных грехов (по греч. ἁμαρτίων - промахов) петровской эпохи: лишения Церкви подобающего богоучрежденного места в государстве, разрушения соборно-служилого соборного строя Русского мира и пренебрежения мировым державным мессианством. Россия продолжала оставаться классовым феодально-шляхетским государством с отделением от него Церкви (напоминая точь-в-точь нынешнее состояние постсоветского пространства). Польско-католическая магнатерия и шляхта освобожденной Западной Руси обнаружила себя (к своему глубокому удивлению) в Российской империи желанным гостем и любезным другом, в «благодарность» за это усугубив эксплуатацию православного крестьянства Белоруссии и Малороссии, принявшись и за окатоличивание населения, которое до этого в «панскую веру» не пускала как «скот в хату». Завершение Екатерининского правления было только преддверием русского чуда: как и в эпоху равноапостольной Ольги возрождение христианского русского государства полагалось произвести не жене, но мужу.
Первому столетнему проклятию (второе длится поныне), навлеченному на Россию при венценосном обладателе имени первоверховного апостола Петра и наказанием (прямо наперекор планам самоуверенного царя-реформатора) выразившемуся в столетии русского безвластия, суждено было завершиться его правнуком, венценосным обладателем имени первоверховного апостола Павла. На благоверном императоре Павле I Господь Бог показал России и всему человечеству - что значит полагаться не на самонадеянный человеческий ум (корень всей апостасии и начаток царства Антихриста), а на Бога, храня верность его заветам, в частности, завету о монархии как власти от Бога и смиренном терпении как единственном способе восстановления благоустройства - в отличие от ложной альтернативы - революционного бунта и демократии (ограничения власти Бога и царя властью «народа», мятущегося и легко обманываемого властолюбцами и лихоимцами).
Своим Промыслом Бог буквально усугубил все «объективные условия» для продолжения падения России в бездну при новом самодержце, тем самым обличая и будущую материалистическо-бихевиористскую ересь о детерминированности психики и жизни человека внешними факторами. Павел Петрович происходил почти всеми своими корнями из богоборческих данито-норманнских княжеских родов саксонского ареала. Имея лишь каплю русской крови, он получил её от блудного сожительства своего державного прадеда через кровосмесительный брак нетерпящих друг друга матери и отца, который, в свою очередь, был убежденным масоном, неверующим и русофобом. Воспитан сын Екатерины был неистовым слугой вавилонского «зверя из земли» министром иностранным дел Паниным, а в друзья ему были подсунуты сугубо опытные и высокопоставленные масоны во главе с Куракиными, Репниным, Плещеевым, которые сразу после его восшествия на престол заняли высшие должности при дворе. В ранние годы Павел был втянут в масонскую ложу в подчинении Великой Ложи Швеции, открытой для этого в Петербурге лично шведским королем Густавом. С детства он был глубоко «пронизан» очарованием всем немецким, к тому же, в силу горячего почтения к своему покойному отцу, перенимал его образ мысли. Правда, Павел был первым за тёмное столетие со времен московской эпохи высоко образованным монархом России, однако философское ядро этого образования было составлено из трудов французских «просветителей» - революционных сатанистов, учителями же поголовно были немецкие масоны. Оба брака наследника престола были состряпаны личным усердием гроссмейстера «вольных каменщиков» прусского короля Фридриха и сочетали его с представительницами масонских саксонских династий. В силу нелюбви со стороны матери Павел не подпускался к государственным делам, лишаясь этим возможности научиться управлению Империей, и отвечал ей взаимностью - ненавидя всё, что она делала (а приходилось это уже как раз на время начала её просветления). Наконец, императрицей было составлено завещание, которым (по опрометчивому петровскому указу) она лишала сына наследования престола в пользу отобранного у него внука Александра, который, впрочем, также с младых ногтей воспитывался масонами и в духе европейского неоязыческого Ренессанса-Просвещения. Возведение на престол Павла после скоропостижной смерти Екатерины IIусилиями масонов было воспринято ими практически как явление обетованного машиаха: в восторге они слагали Павлу по случаю его коронации оды как «новому Соломону».
Однако «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное» (1 Кор.1:27). Благодать царства, смиренное терпение народа и наполняющие Русский мир духовность и благочестие (даже в Петербурге конца XVIII века, как и в Москве конца века XX-го) победили всю «объективность» - так, что уже через несколько лет новый Савл, ставший Павлом, воспринимался «просвещенными братьями» (новыми фарисеями) как главный враг «прогрессивного человечества». Действие благодати, сообщенной царской власти, между прочим, проявляется в изменении к лучшему и каждого отдельного монарха, и монархического государства в целом - в отличие от демократической республики, в которой происходит всё наоборот (что мы и видим на примере русской истории последних 100 лет). Этим разрешается и вечное недоумение рационалистов при критике монархии о том, «как же быть в случае неудачного монарха» (которым мучился и сам Петр I): полагаться не на демократические механизмы, которые всегда возносят наверх властолюбцев и лихоимцев (сравнительно достойные правители на землях Святой Руси в демократический период XX века получали власть как раз нарушением демократических норм), а на милость Бога, поскольку «сердце царя - в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его» (Притч.21:1) или заменяет его на другого, как случилось с Петром II, Петром III, Иоанном VI в XVIII веке и случится в веке XIX-м с царевичами Константином Павловичем и Николаем Александровичем. В свою очередь терпение православного в подавляющем большинстве простого народа Империи рождалось от смиренномудренного покаяния и признания корня заблуждения Петра I не столько в его горячем сердце, сколько в своих собственных (народа) грехах - подобно тому, как и в ордынском иге он винил себя, а не великого князя Александра Невского, принявшего это иго от лица народа (и ненавидимого за это поколениями либералов). Правда, то пленение принесло России преимущественно пользу, а это - вред, но и вина XVII века превосходила вину века XII-го: тогда - удельные междоусобицы и народные суеверия, теперь - цареубийство и церковный раскол с общим предательством благочестивого патриарха (пленение же XX века обусловлено еще тягчайшими грехами). И сам Павел вслед за правящей матерью уразумел урок иллюминатской Французской революции 1789 года. Наконец, окно в Россию и к Богу из Европы (масонского окружения) прорубил для Павла митрополит Платон, доставивший царевичу духовное образование (чего так катастрофически не хватает правителям наших дней), и сама Церковь, заключившая в объятия и блудный Петербург, - в силу государственной религии Православия (чего не хватает ныне русскому народу ещё более).
Восхождение Павла в духе христианской премудрости как бы повторял вспять путь Петра Алексеевича.Будучи, по сути, изгнан из столицы в свою Гатчинскую «немецкую слободу», Павел был отделен и от московского гетто петровской «немецкой слободы», которая ныне уже господствовала над Русским миром в его столице, а вместе с ней - и от того ее образа жизни, которым заразился первый российский император. Так, во благо Бог премудро обратил незаконное нежелание Екатерины передавать власть совершеннолетнему престолонаследнику (подобно древле - Софье Алексеевне). Бόльшую часть времени Павел также посвятил созданию и обучению своей «потешной армии», которая вскоре составит «гатчинскую гвардию» и окажется гораздо успешнее петровских преображенцев-семёновцев. Нахождение в отдалении от государственных дел снова же обратилось во благо: был разорван порочный круг преемственности реформаторского подражательства Западу (вотчине лукавого зверя) при придворном продавливании столичной знатью своих шкурных классовых интересов. Было время и подумать в аскетической обстановке вдали от соблазнов над смыслом бытия и призванием русской державы с её историей. Первую супругу Павла Петровича, повторяющую характером онемеченных светских львиц XVIII века (начиная с Екатерины I), Бог промыслительно забрал себе во время первых родов вместе с новорожденным; вторая же жена (хоть и немка) с символическим именем Мария неожиданно оказалась расположенной к старому русскому образу матушки со склонностью к целомудрию и системной благотворительности (а не спорадической, как прежде) и досталась Павлу, не в пример Петру, по смирению и закону, а не по прихоти и беззаконию.
Как и отец петербургской России, Павел предварил своё царствование и преобразовательную деятельность путешествием инкогнито по данитскому Западу, однако сделал из него весьма отличные выводы. Само чудесное воцарение Павла на Пасху вместо завещанного Александра произошло тем же способом, каким царская власть Россией и была утрачена: подобно Петру, Екатерина неожиданно скончалась, не успев во исполнение узурпированного Петром права престолонаследия воспользоваться этим правом. Первым же своим указом Павел I и восстановил твердый патриархальный порядок престолонаследия, нарушенный Петром, и навеки упразднил порочное включение женщин в число претендентов на трон с возможностью участия придворной олигархии в «демократических» выборах «самодержиц». Наконец, если Петр свои «великие преобразования» начал с предоставления немецким масонам привилегированного положения в России, то Павел как Новый Петр (камень) Российской Империи в начале своих преобразований похоронил его ценой собственной кровной жертвы: если еще в 1797 году при венчании на царство в Москве он лобзался и обменивался с «вольными каменщиками» ритуальными рукопожатиями, намереваясь незамедлительно отменить их запрещение вслед за всеми указами своей матери, то после благодатного осознания их демонической сущности в этом же году он своим указом не просто подтвердил указ Екатерины, наложив грозный запрет на эту сатанинскую секту, но повелел преследовать её как высшее зло «со всевозможной строгостью». Император Всероссийский, служа Богу и Отечеству, а не себе, набрался мужества и удалить от власти в течение одного года всех своих недавних друзей и масонских соратников, враждебных православной России (подобно Сталину в 1930-х), - чубайсов, грефов и кудриных конца XVIII века. И, несмотря на то, что вскоре Павлу (как позже и Сталину) и пришлось пасть от рук своих врагов из бывших братьев, но сама эта смерть превратилась на поколения в защиту народа от слуг зверя, открывая нам его коварное и замаскированное шествие по русской земле.
Основа величественного царствия Павла Петровича была заложена его личным христианским благочестием, пробившегося у него сквозь все «просветительские» усилия его «прогрессивно мыслящих» учителей. Одним из первых плодов этого благочестия стала давно забытая, примерная для всего Отечества, семейная жизнь царственной семьи, ярким свидетельством которой стала глубокая скорбь вдовствующей императрицы по убиенному супругу и «архаичная», по европейским меркам, верность ему до гроба. При этом Мария Федоровна сама была неустанной труженицей, богато проявившей себя в сфере рукоделия и особенно поусердствовавшая на поприще благотворительности: она учредила ряд крупнейших знаменитых попечительских организаций (особенно образовательно-воспитательных), которые перевели заботу о подданных из сиюминутных благородных порывов в русло постоянной практики. Сам Павел I был первым за 120 лет русским самодержцем, который отличался строгостью к себе. Отныне распорядок дня, в котором Отечеству посвящалось несколько часов (в лучшем случае), а забавам и придворной суете всё остальное время, перевернулся с головы на ноги.
Как следствие, неустанный пахарь во благо Отечества за жалкие 4 года правления принял более 2000 глубоко продуманных законов, которые навсегда изменили жизнь Империи. Именно Павел запустил труд по созданию «Свода законов Российской Империи», неоценимого для нравственного возвышения и сплочения могущественной православной Империи, избранной для противостояния всемiрному злу, организованному в двуедином звере. Притом, будучи мудрым охранителем (и почитателем предков вопреки мятежному духу реформ XVIII века), он во главу угла определил не клепание новых законов, но выверенное упорядочивание и исправление действующих с дополнением лишь в случае доказанной необходимости. Высшей целью всего законотворчества было провозглашено не «освобождение закосневшей России светом Запада», а, как и подобает воле вождя Третьего Рима, водворение правды и порядка (и отнюдь не мечтательно-оторванное от жизни, как у императриц). Как и обязывает достоинство христианского царства, было установлено нелицеприятное равенство перед законом всех подданных от крестьянина до канцлера (разумное же и справедливое неравенство само на законе и основывалось, как и подобает). Для исправного следования этой справедливой законности Павел упразднил сословные суды, подчиненные недееспособному и «политизированному» Сенату, и установил стройную всесословную судебную систему уже с новым мощным, укрупненным и организованным по профилям, Верховным Судом-Сенатом. «Безумец на Престоле», как называла Павла «прогрессивная общественность», учредил первые в мире профессиональные правоохранительные органы - участковую патрульно-постовую службу, следственные органы и ОМОН.
Личное благочестие и стремление к торжеству правды в бытии державы неминуемо приводило Павла к понимаю значимости восстановления полноценного участия Церкви в государственной жизни. До симфонии «Двуглавого Орла» было еще очень далеко: воссоздать разрушенное Петром и преданное забвению в столетних бюрократических порядках при сопротивлении звериного духа «Просвещения», поселившегося в головах высшей аристократии, было неимоверно тяжело и не удалось до самой революции. Однако Павел преуспел за короткий срок и в этом. Достаточно сказать, что императором, заложившим кафедральный Казанский Собор в сердце столицы (что было редкостью в силу антимосковского образа Петербурга, задуманного Петром), было основано богословское академическое образование открытием Санкт-Петербургской и Казанской духовных академий вкупе с семинариями, что приглашало Россию к высшим премудростям святоотеческого византийского богословия, исправляя схоластические язвы киевской теологии и даруя Церкви великих святителей XIX века, а также изымало у науки ареал секулярности и несовместимости с «архаичным» богословием, «основанным на слепой вере»: это воскрешение заблудшего ума, столь потребное и ныне, представляет собой, по сути, залог всей мощи православной державы. Оказывая значительную материальную поддержку священству и монастырям, ввергнутым в нужду безбожной секуляризацией их имущества, Павел особо позаботился о равноправии православных на присоединенных западнорусских землях Польши, о котором, как о некой «мелочи», было забыто «тайными» и «статскими советниками» при Екатерине. Второй родоначальник Романовской династии был и первым самодержцем, кто позаботился об уврачевании русского Раскола как одного из первоисточников всех бед - не притеснением старообрядцев (особенно на фоне привилегий западным еретикам), только усугубляющим раскол, а, напротив, облегчением их гражданско-правовой участи и учреждением единоверчества для их постепенного возвращения в Церковь. Наконец, священнодержавная политика Павла проявилась даже в его, критикуемой многими, истории мечтательного покровительства Мальтийскому ордену: последний, хотя и переродился в древности, вместе с тамплиерами, в оккультный орден «земного зверя», но был разгромлен и, прежде чем снова превратиться в отрасль масонской церкви (теперь уже в качестве звена, связующего с ней католический Костел), в XVIII веке был возрожден в качестве рядового католического рыцарского ордена госпитальеров. Свидетельством о благочестивых намерениях и делах Павла стало установление Церковью ежегодного празднования перенесения из Мальты в Гатчину части древа Животворящего Креста Господня, Филермской иконы Божией Матери и десницы святого Иоанна Предтечи.
Вслед за восстановлением династической монархии народный император приступил к христианскому подвигу, практически недоступному для демократических правителей (что особо видно по нашему времени), - нанеся сокрушительный удар по вольнице приближенного ко двору и к нему самому сословия (дворянства, превратившегося в шляхту) и освободив из цепей рабства сословие бесправное и безмолвное (крестьянство).Перебор боярства в духе Иоанна Грозного Павел начал, как и полагается, с себя (позже большевистские творцы «революционной справедливости» будут утопать в роскоши на фоне голодающего народа). Свой личный распорядок он стал переносить на придворную жизнь, в которой балы и фейерверки резко сменились законодательными совещаниями, военными смотрами и стрельбами. Аскеза отразилась уже в самой столичной архитектуре, где изощренные гротеском рококо дворцы, разводящие изнеженность у дворян, переоборудовались на величественные сооружения с оборонительным уклоном. Либеральный манифест Петра III не просто списывался в архив: уклонение дворянства от государственной службы получило квалификацию уголовного преступления, серьезные проступки лишали дворян политических прав, а за убийство, разбой, пьянство, разврат были справедливо установлены телесные наказания вплоть до смертной казни. Собравшая у себя преизрядную часть народного богатства аристократия впервые облагалась налогом и была обязана содержать органы местного управления, что подрывало основы коррупционного кормления. Наконец, упразднялись корпоративные классовые организации (губернские дворянские собрания), которые удушали сословную соборность, объединяя представителей одного сословия для защиты своих узких классовых интересов.
Напротив, превращенных в бесправных илотов крестьян Павел, как истинный православный самодержец, одним мановением возвратил в достоинство равноценных членов русской семьи. Император в своих указах и письмах указывал на обязанность особого уважения крестьян как людей труда - слова, безумные для шляхтичей XVIII века. Запрет скотской продажи дворовых людей и крестьян без земли с разделением семьи и вменением в обязанности губернских властей надзора за отношением помещиков к крестьянам упразднял крепостное право в его западноевропейском злодейском обличии. Боговдохновленным Манифестом царь запрещал безбожное принуждение к барщине в воскресные и святочно-праздничные дни и ограничивал её тремя днями в неделю (что будет возвращено только большевиками). Была ликвидирована жестокая хлебная повинность (продналог) и снижены крестьянские подушные подати, устанавливалась государственная политика подавления роста цен на товары жизненной необходимости (хлеб и соль), которыми недобросовестные помещики и торговцы могли создавать себе состояние на крестьянской крови. Крестьянам возвращались права перехода в другие сословия и постепенно - древнее право челобитных. Одновременно Павел, не имевший ничего общего с масонским либерал-социализмом, устрожал разумное крепостничество, в том числе, опираясь на опыт личного наблюдения за необходимостью патриархального отношения барина и крестьянина. В частности, пресекались самовольные перемещения крестьян и вводилось крепостное право на казачьих землях. Павел в самом дворянине видел «разумного отца» и «свободного государственного чиновника», ответственного перед царем за жизнь крестьян. Крестьяне приняли это и в течение буквально нескольких лет крестьянские бунты практически исчезли.
Сообразными были и павловские коренные изменения в порядке государственного управления, которыми блестяще поражалась опухоль либеральной бесчинства и самовольности, несмотря на некоторые пруссаческие перегибы в прямолинейности и суровости (с пренебрежением соборности). Впрочем, в условиях пожара европейской революции и полной распущенности столичной знати такие перегибы были более чем уместны. Впервые после разрушения Петром церковно-государственной симфонии внутри Третьего Рима устанавливалась живоносная цензура. Был введен запрет на ввоз из-за границы, не взирая на самые громкие имена авторов, западных книг, которыми, за редчайшими исключениями, ничего, кроме духовного змеиного яда, в Россию не привносилось. Царь упразднил и второй ключевой канал, по которому «зверь из земли» вползал в державу Нового Адама - отправку юношей для учебы за рубежом, где они получали точно те же «знания добра и зла», что и Адам ветхий от общения с родителем зверя. В срочном порядке были закрыты все частные типографии и, наконец, запрет налагался на главный очаг масонского вольнодумства - офицерские политические кружки.
Бездельничавшей при Екатерине части дворянства, увлекавшейся в праздности опасными играми в масонские «ордена» и революционно-реформаторскими идеи «Просвещения», Павел нашел то занятие, которому сам посвящал душу и которым во многом оправдывалось само существование сословия владельцев земли и крепостных - служба в войске Третьего Рима. Как и положено для устья эпохи женщин-императриц, в армии перед лицом царя открылась картина хаоса и свободы беззакония, начиная с воровства и заканчивая массовым уклонением дворянства и дезертирством. Вооружение не обновлялось с елизаветинских или даже петровских времен. Высокое офицерство формировалось по принципу протекций, часто из людей, не державших в руках оружия (сердюковых XVIII века). Гвардия не вылезала из театров и бальных фраков. Солдаты же множеством высших офицеров были превращены в рабов. Бόльшая часть флота во время войны со Швецией просто не смогла выйти в море. При встрече с фюрером Наполеоном (как и незадолго до встречи с фюрером XX века) славное на бумаге и былыми победами русское воинство было бы раздавлено как клоп (что и показал Аустерлиц).
Именно Павел I (а не Петр или Екатерина) стал подлинным создателем победоносной всенародной имперской армии «Двуглавого Орла», сокрушавшая до 1917 года всё более объединяющиеся армии государств «зверя морского» и, по возрождении после поражений 1941 года, повергшая Третий Рейх (германское НАТО).Первым же делом верховный главнокомандующий взялся за создание воинских уставов, им собственноручно же и выверенных. При народном императоре впервые в истории призывного русского войска была воспомянута его главная тягловая сила - крестьянская пехота. В начало уставов было положено отеческое отношение к солдатам, которое ранее было лишь личной заслугой отдельных дворян (подобных А.В.Суворову). Было произведено резкое ограничение наказаний солдат с запретом на внеуставные «наказания», за что строго наказывались уже сами офицеры. Напротив, образом, немыслимым не только для европеизированного государства Российского, но и самой «цивилизованной Европы», солдаты получали право жаловаться на злоупотребления командиров. Пресекалась введенная Петром бессрочная служба крестьян, которой задавались временные границы и заслуженное обеспечение в отставке. Была выказана немыслимая ранее забота об продовольственном и медицинском обеспечении солдат - в рамках общей организации снабжения войска, чего русская армия была лишена на протяжении всего XVIII века, теряя из-за этого неизмеримо больше людей (в основном, ясное дело, солдат), чем на поле боя. Справедливое достоинство, а вместе с ним и боеспособность возвышалось русским царем через такое же невообразимое в гуманистическом сообществе введение наград для простых солдат: именно благодаря Павлу всенародным становится учреждённый Екатериной для дворян свято-георгиевский орден со знаменитой лентой, огненно-пепельный цвет которой изгонит осман и немцев (дважды) с веками терзаемых ими славянских земель, а украинских нацистов - из Крыма, Донбасса и, несомненно, вскоре, - Новороссии и Малороссии.
Вслед за этим Павел произвел масштабное обновление высшего офицерства, сравнимое лишь со сталинским, будучи точно также обвиняемым в паранойе и самодурстве (лишь избегнув казни опальных, хотя многие этого вполне заслуживали). Из самих войск под павловскую опричнину попала лишь созданная Петром гвардия (как и позже НКВД при Сталине), которая занималась не военными учениями (не говоря уже о боевых походах), а участием в петербургских дрязгах, представляя собой ядро как дворцовых переворотов, так и масонских лож. Высшие чины гвардии, которые ранее были сдвинуты вверх по Табели о рангах, были в ней приравнены к простой армии. Саму же гвардию после многих лет безделья Павел заставил заниматься военным делом, после чего в первый же месяц из нее сбежало около половины офицеров. Произошла замена обмундирования, которое у офицерства успело превратиться в роскошные наряды, на удобную и строгую боевую одежду. Под личным руководством Павла стали проводится постоянные военные учения, о которых Россия почти забыла, с особо пристальным вниманием к дворянскому офицерству. Стратегическая мысль императора создала и общегосударственные организацию и систему управления войском - военные округа, по оси которых строится воинство Третьего Рима и по сей день. Именно «поборник грубой муштры» за несколько лет своего правления успел создать инженерный и картографический роды войск, а также фельдъегерство - боевой спецназ, предтеча непобедимых русских войск особого назначения. Наконец, Павел практически заново воссоздал флот, пришедший в упадок еще при самом Петре I, а главное - установил отсутствовавший при нем продуманный порядок ухода за кораблями. Именно при нем главнокомандующим сухопутными войсками стал праведный А.В.Суворов (получивший звание генералиссимуса и княжеский титул), военно-морскими силами - святой праведный Ф.Ф.Ушаков (получивший звание адмирала), а военной дипломатией - М.И.Кутузов (ставший генералом). Дважды прошедшая по всей Европе, победившая непобедимого Наполеона и вошедшая в 1814 году в масонский Париж армия была армией, созданной подлинно императором Третьего Рима Павлом (который, впрочем, сам довел бы ее до Лондона и распотрошил бы церковь зверя в его логове).
Возвращение на Престол самодержца с жезлом и державой в руках закономерно предполагало и устроение централизованно-иерархического порядка управления («вертикали власти»). Безответственность децентрализованных петровских коллегий, дошедшая в годы женского правления до беспорядочности, преодолевалась преобразованием исполнительных органов в иерархические министерства (преемники старомосковских приказов) и восстановлением упраздненной Петром должности высшего единого ответственного исполнительного управленца в лице генерал-прокурора (будущего премьер-министра). Что никак не препятствовало и совещательности в самих министерствах. Стройность управления полиэтничной православной Империей с её безкрайними просторами обеспечивала административная реформа, нёсшая в себе и метафизический смысл: из множества мелких, произвольно нарезанных наместничеств создавались великие губернии, преемственные древним историческим землям: Лифляндская, Эстляндская, Курляндская, Литовская, но главное - Малороссийская, Новороссийская и Белорусская, очерчивающие триединое русское ядро священной державы (либеральные контрреформы превратят последнюю вместе с Литвой в Северо-Западный край, который послужит будущим соблазном литвинскому национализму). Сосредоточение власти в руках генерал-губернаторов не помешало в подлинно имперском духе восстановить традиционные порядки управления в исторически разнородных губерниях при строгом подчинении царской воле. Укрупненные губернии и уезды значительно сокращали разросшуюся бюрократию (на оплату которых уходило более 50% процентов государственной казны), бывшую доселе почти безнадзорной.
Окончательный вызов цивилизации Вавилонской блудницы в лице иллюминатской Европы представляло собой выведение хозяйства Российской Империи из либерально-рыночного запущения, которому только крепкий патриархальный уклад и православное сознание Руси за пределами столицы помешал родить капитализм британского (талмудического) типа. Отвергая экономический либерализм, исповедавшийся доселе и дошедший до упразднения Екатериной II всех хозяйственных коллегий, при котором участие в народном хозяйстве государственной власти ограничивалось сборами налогов (точнее поборами у крестьян) и военным госзаказом, Павел воссоздал их в качестве тогдашних министерств промышленности, природных ресурсов, налогов и сборов, торговли и госконтроля, к которым добавил министерства путей сообщения и управления имперским имуществом («управделами императора») - во главе с министрами (директорами), наделенными высокими полномочиями и личной ответственностью перед монархом. Сосредоточению же в самодержавных руках хозяйственной власти служило учреждение Государственного казначейства, наделенного полномочиями одновременно и имперского министерства финансов, и монетного двора (эмиссионного центра), что наносило удар в самое сердце, Кодеш ха-Кодашим, талмудического масонства - право на частное обращение деньгами - и создавало основу для планового государственного хозяйствования Третьего Рима (создание Госплана было лишь вопросом короткого времени, которое слуги зверя смогли оттянуть до захвата ими власти в России). При этом Павлом были мудро изъяты и публично сожжены тонны безмерно напечатанных бумажных денег, которые в условиях либерально-рыночной вольницы превращаются в источник спекуляций, инфляционного ограбления населения и формирования плутократической олигархии (по лекалам американского монетаризма). Вместо них для увеличения твердых денег в хозяйственном обращении он как истинный православный «варвар» принес в жертву множество накопленных дворцовых драгоценностей-безделушек (сильно напоминающих современные золотовалютные запасы-схроны). Среди первейших задач финансовой политики Третьего Рима царем было определено скорейшее ликвидация государственного долга, превысившего к его восшествию на престол трехлетний доход казны, - вопреки увещеваниям всех либеральных политэкономов XVIII-XXI вв..
Понятия православного мессианства, зиждимые на Апокалипсисе и всём Новом Завете, закономерно сменили прелестные мечтания и во внешней политике Русской Империи - точнее углубили изменения последнего екатерининского десятилетия. Возвысив организационно армию, духом и так сильнейшую в мире, Павел мудро использовал её в духе православного созерцания - для миротворчества: но не разными перемириями с безбожным врагом (как в наши дни), а, подражая святому миротворцу - великомученику Георгию - разя копьем змея. Наследовав Россию, в которую только что вошли почти все древнерусские земли с русским населением - кровью державы Третьего Рима, царь благоразумно отказался от территориальной экспансии и направил всю энергию на служение правде в зарубежье. А правдой для Третьего Рима в то время было сражение против восстающего под водительством Вавилонской блудницы «морского зверя» в «ипостаси» союза революционных держав, находящихся во власти дано-иллюминатов и под управлением масонов, а также освобождение из-под османского ига православных народов бывшей Византии с возрождением последней в новом облике.
С самого начала Павел, не отвергавший разумные начинания матери (вопреки расхожей клевете), повел сражение против революционной Франции во главе второй антифранцузской коалиции, одновременно предоставив убежище французским монархистам готовностью безкорыстно передать им родину, подъятую из масонской бездны. Легендарный Итальянско-Швейцарский поход русского воинства под руководством фельдмаршала А.Суворова, освободивший Италию от власти богоборцев и спасший в очередной раз от них Австрию (которая также вновь использовала победы русской армии для своей территориальной выгоды и мерзко предала союзника и спасителя, усиления которого боялась еще более революции, на запланированное уничтожение, чудом предотвращенное Богом через русского Моисея), обрёл иное, еще более важное значение: население Западной Европы впервые воочию увидело народ-богоносец и, готовясь к погрому «диких варваров» (как они уже тогда были научены своими «просветителями»), они встретили благородных и целомудренных людей, поразивших их невиданной добродетельностью. В честь русских воинов итальянцы называли своих детей и переименовывали поселки (доселе их история знала только название Славянской пристани, на которую славянских рабов привозили и торговали хазары). Ведомый адмиралом Ф.Ушаковым русский флот не просто освободил от французов остров святителя Спиридона (Корфу), сделав его первой русской средиземноморской морской базой, но и обеспечил восстановление впервые со времени падения Константинополя греческой государственности - в виде Республики Семи Островов, позже захваченной Великобританией.
Открытие подлинной личины «благопристойной англичанки» - главное свершение павловского правления во внешней политике. Малой державе Антихриста, облюбованной норманнскими и хазарскими данитами, а потом и тамплиерами, переросшими в розенкрейцеров и масонов, вкупе соединившихся в иллюминатского зверя, долгое время удавалось действовать из-за спины германских народов (Швеции, Пруссии и прочих государств). Даже императрица Екатерина II вплоть до самой кончины не изменила первоначальному обольщению её британскими агентами, хотя именно они организовали Французскую революцию, которой она противостояла последние годы своей жизни. Вторая после Петра I экспедиция русских в Голландию (только на этот раз правильную - вооруженную), «неожиданно» ставшей союзником масонской Франции, наткнулась на военное предательство британского «союзника», который, к тому же, презрев большие жертвы русской крови, присвоил себе все завоевания. Более того, Великобритания тут же напала и захватила Мальту, к которой император питал особый и взаимный пиетет и которую планировал превратить в военно-морской бастион Российской империи в Средиземном море и на юге Европы (освободив от Франции подобно Корфу) для выполнения священной христианской миссии, и начала угрожать флотом самой России. Предательством Великобритания обнаружила веками скрываемую ненависть и вражду против России и христианства на землях под османским игом, её лживую «обеспокоенность» якобинско-жирондистским террористическим режимом - как позже (вместе со своей североамериканской колонией) и режимами Ленина-Троцкого, Гитлера, Аль-Каиды, Джебхат-аль-Нусры, ИГИЛ и иже с ними, которые она сама же и создавала на подготовленной почве. В действительности, Англия и не собиралась восстанавливать старый порядок вещей во Франции, но созданием союза против неё желала втянуть в войну с ней оставшиеся старые монархии и особенно Россию - для их ослабления и последующего переброса на них огня революции.
Именно Павел I, как никто в русской истории, узрел в лукавой Британской империи смертельного врага христианства и России и без всяких заигрываний объявил войну цитадели двуглавого зверя не на жизнь, а на смерть, которую с тех пор и по сей день приостанавливали только внутренние предательства, состряпанные самим масонством. Император ввёл против Великобритании жесткие и безкомпромиссные экономические санкции вплоть до полного прерывания торговли (и не опасаясь позорно никаких контрсанкций). Инфернальная роль Британии во Французской революции образумила даже главную континентальную провинцию «Великой Ложи Англии» - Пруссию, которая прониклась сочувствием к России и пошла на союз с ней против островной квазимонархии. Более того, приходить в себя начала сама Франция, в которой у пришедшего к власти республиканца Наполеона стали нарастать консервативные и имперские устремления (едва ли уступавшие роялистам), и с которым Павел составил антибританский союз в рамках Парижского мирного договора. Царь начал планировать совместный с Наполеоном поход против Британской империи в её самое уязвимое место - Индию, где к тому времени уже сполна познали «радость» британского «цивилизованного» колониализма (и одновременно слышали о величественном благородстве России). Предвозвестником этой священной войны должен был стать поход на Среднюю Азию казачьего атамана Платова, звезда которого также взошла при Павле. Притом император поручал объединяться со всеми народами, которых лондонская масонская республика успела превратить в своих врагов. С Запада на Юго-Восток (а именно: в Персию, Китай, Индию, Средняя Азия) он решил перенести и тяжесть торгового сотрудничества - задолго до «Силы Сибири» и уж точно не сырьевого.
Таким образом, и без того физически сильная Россия, которую, однако, с вытесненным из государственного сердца и тайно хранимым народом Православием «зверь из земли» воспринимал как духовно подчиненную себе провинцию, - внезапным для последнего образом при императоре Павле во мгновение ока обратилась в восстающего во всём могуществе Удерживающего мiр от его торжества. Дела Павла I исторической высотой сопоставимы разве что с делами Ивана Грозного (и близки им по духу). Единственное чего самодержец трагически не успел создать (и с чего и нужно было начинать) - Опричнину (что, впрочем, не удалось и Сталину, несмотря на все усилия, и уж точно недоступно для демократических правителей). Павел Петрович ожидаемо стал объектом безудержной клеветы и поношения, которых, впрочем, удостоились, по слову Божьему (Мф.5:11), все великие правители Святой Руси. Так, в научно-исторической литературе настаивают на тысячах сосланных в Сибирь «безумным деспотом», в то время как в известных документах число таковых не превышает десяти человек, сосланных за тяжелые преступления. Притом большинство провинившихся Павел, подобно первому русскому царю, миловал (и даже излишне), да еще повышая в чине.
Однако Россия еще просто не доросла до начинаний Павла, а подчиниться верой не смогла - как не сможет и во времена правления святого царя Николая II. Возмущенная «душителем свобод» и его «несправедливостью» распустившаяся часть дворянства (а таковое в столице составляло большинство) буквально грезила свержением царя, которое возглавили непревзойденные в этом приходы сатанинско-масонской церкви. Особой же ненавистью к царю была проникнута, естественно, Британия, имевшая в России разросшуюся агентурскую сеть. Возникла целая цепь заговоров, руководящая роль в которых принадлежала высокому представителю политического крыла масонства в России «Великого Востока Франции» Строганову, агенту масонского премьер-министра Великобритании Фокса Новосильцеву и подлому польскому националисту, помилованному Павлом, Адаму Чарторыйскому (творцу будущих многих страданий западнорусскому народу). Впервые в истории в заговоре на убийство русского царя принял иностранец - курировавший заговор британский посол, масон Витворт, через которого убийцы обильно финансировались Лондоном. Впервые же в истории русская аристократия подняла руку на царя, совершив ужаснейший из грехов, именно по его личным качествам - за его богоугодное правление, «мешающее жить» этим новым гадаринским свиньям (Мк.5:1-17). Орудием убийства символически стали представители всех полков созданной Петром и «незаслуженно обиженной» Павлом столичной гвардии, увенчав преступлением своё «потешное существование» и приняв на себя вместе с придворным дворянством каинову печать, которая приведет столичный генералитет к Февральской революции и цареубийству 1917-1918 гг., вслед за чем высшее офицерство и дворянство получат вполне заслуженное суровое наказание от Бога руками большевиков. После совершения убийства в Петербурге царило всеобщее ликование (точнее беснование) столичной аристократии - тех, чьим головам, по всем христианским законам, было место в петле и на плахе. Они называли между собой Павла «жестокой тварью», выявив полную утрату христианского смирения и благочестия, невообразимую даже для князя-перебежчика Курбского.
Павел же Петрович искупил своей мученической кровью грехи петровского государства, вылившихся в 75 лет Вавилонского пленения России, подобно тому, как Николай Александрович искупит своей кровью грех уже всего русского народа. И только революционная катастрофа 1917 года остановила процесс его канонизации, лишь свидетельствующей о его честнόм правлении и чудесах, творимых у его гробницы.
Дмитрий Куницкий
