Дорогие друзья,
После того, как нам рассказали, «как хорошо, что все мы здесь
сегодня собрались», - меня попросили рассказать, зачем, собственно
говоря, мы это сделали.
Но, перед тем, как рассказать, зачем нам нужна
реиндустриализация, и почему мы говорим о ней именно сейчас, - не могу
не поделиться с вами удивительной новостью, которую нам сообщил сейчас
член Госдумы от «Единой России» господин Руденский, - похоже, не все
обратили на нее внимание.
Оказывается, это мы с Вами, находящиеся в этом зале, наряду с
руководителями «Е..ной России» и руководителями страны, уничтожили науку
в нашей стране.
Не буду на этом останавливаться подробней, но хотел бы
зафиксировать: не поддавайтесь «стокгольскому синдрому», когда люди из
известных структур говорят слово «мы». На самом деле это значит «они» и
не более того.
Мы собрались здесь по интересной теме, по интересному поводу.
Реиндустриализация была важна всегда, но, если Вы полагаете, будто
господин Улюкаев, Министр экономического развития, думает о промышленной
политике чуть лучше, чем его друзья и, надеюсь, будущие подельники по
2000 или 1992 году, - напомню, что он был одним из верных помощников
Гайдара, - думаю, вы заблуждаетесь.
Они относятся к промышленной политике точно так же, как
относились на протяжении всей четверти века национального предательства,
просто теперь они, хорошо умея маскироваться, произносят несколько иные
слова.
Почему же мы собрались здесь?
Потому что произошли весьма существенные внешние изменения,
которые создают категорическую необходимость для реиндустриализации
России уже под угрозой смерти.
Первое изменение - стратегическое: глобальный кризис. При
возникновении глобального рынка на нем естественным образом сложились
глобальные же монополии, которые загнивают: в силу недостаточной
развитости межпланетных сообщений внешнего источника конкуренции нет.
Технологический же прогресс в части создания новых технологических
принципов, а не коммерционализации старых технологических принципов, в
общем, тормозится. Скорее всего, глобальный кризис будет решен распадом
глобального рынка, - точнее, основной части глобальных рынков, - на
макрорегионы.
Это означает, что сегодняшний уровень технологий в значительной
степени будет утрачен, потому что объем рынка, достаточный для
поддержания этих технологий, сохранится далеко не во всех этих
макрорегионах.
Есть угроза, что мы, Россия не сможем создать свой макрорегион,
станем окраиной европейского мира, окраиной Большого Китая, окраиной
исламского мира и, соответственно, исчезнем.
Но даже если мы сохранимся, нам нужно будет иметь свои
технологии просто для того, чтобы сохранить человеческое общество. Мы
должны иметь индустрию как источник цивилизации, потому что, когда мы
видим то социальное устройство, которое несут с собой постиндустриальные
технологии, становится понятно, что этого для цивилизации недостаточно,
нужна еще индустрия.
Мы видим, что современные информационные технологии несут с
собой утрату самосознания личности, возврату ее к тому слитно-роевому
существованию, которое было до эпохи Возрождения. Люди начинают гнаться
за эмоциями, а не за интересами, - в том числе вопреки этим своим
интересам, - и уничтожают самих себя как общество. В целом происходит
расчеловечивание.
Единственный способ удержаться, единственный способ обеспечить социальное оздоровление общества, - это иметь индустрию.
Естественно, не на уровне XVIII или даже ХХ века. Естественно,
не в том виде, в котором она еще существует в моногородах черной
металлургии на Урале.
Классический пример - сланцевая революция. Это первый пример
реиндустриализации, когда государство абсолютно вопреки текущим рыночным
соображениям, в том числе раздачей грантов и весьма сомнительных, как
тогда казалось, льгот, кардинально снизило стоимость энергии и в
результате запустило процесс реиндустриализации в масштабах крупнейшей
экономики мира.
Это уже есть, это уже идет, - есть с кого брать пример.
Это реиндустриализация нового типа, потому что технология
«сланцевой революции» - это компьютерное моделирование, которое
«посажено» на старую геофизику и старое же бурение. Это индустриализация
на базе компьютерного моделирования, - именно то, что нам необходимо.
Если мы не запустим, не создадим собственную технологическую базу, нас просто не будет уже в ближайшие 15 лет.
Принципиально важно, что сужение рынков требует технологий
нового уровня, технологий не старых, которые требовали для себя рынок по
миллиону человек, по 800 тыс.чел., для страны которые требовали рынок в
300 млн.чел., - нужны новые, общедоступные, относительно простые,
дешевые и при этом сверхпроизводительные технологии. У нас в рамках
советского военно-промышленного комплекса такие технологии были, - их
многие еще даже и в 2000-е годы «выковыривали» в коммерческих целях, и
сейчас их нужно просто найти и применить.
Это стратегическая задача для всех тех, кто хочет, как модно сейчас говорить, «жить в этой стране».
Вторая проблема - не стратегическая, тактическая, но она тоже создает острейшую потребность в реиндустриализации.
Дорогие коллеги, мы все очень политкорректные люди, - но давайте все же попытаемся называть вещи своими именами.
Наши дорогие друзья и любимые коллеги на Западе устроили
нацистский государственный переворот и объявили нам «холодную войну».
Санкции могут быть существенными или нет, но их в любом случае
вводят против нас за то, что мы не приемлем нацизм, за то, что мы не
хотим, чтобы русских рассматривали в качестве евреев времен Адольфа
Гитлера и не хотим, чтобы наши друзья жили в условиях русофобии.
Санкции вводят против нас за то, что мы сделали первый серьезный шаг навстречу демократии с 1992 года.
И от нас требуют сейчас не Крым, - от нас требуют, чтобы мы
отказались от своих ценностей и чтобы мы попросту перестали
существовать.
Я напомню, что одновременно с этим угрозы украинских нацистов
создать ядерное оружие и применить его против нас встречают полное
понимание и не встречают никаких возражений ни со стороны Соединенных
Штатов, ни со стороны Евроосюза.
Подчеркну - не «ястребов», не «неоконов», - а именно масс, с
одной стороны, политической тусовки, политической элиты, а с другой
стороны - масс населения.
Четверть века национального предательства, на протяжении
которых Запад нас хотел только ограбить, сейчас начинают восприниматься
как краткая и упущенная историческая передышка.
Нас хотели ограбить, - но нас не хотели уничтожить.
Сейчас нас начинают хотеть уничтожить: с одной стороны, из-за
наших ресурсов, с другой - из-за все более дефицитного в мире емкого
рынка для сбыта товаров и услуг. Кроме того, просто не хочется иметь
рядом непонятных людей, - а мы для них непонятные. Ну и, наконец, Западу
надо нас уничтожить, чтобы в условиях распада глобальных рынков не
возник новый конкурентный макрорегион.
Достойный ответ на это - не пропагандистские истерики.
Достойный ответ только один: реиндустриализация.
Два самых разных человека российской современности произнесли
это слово порознь с интервалом в два месяца: это Ходорковский и Путин.
Ходорковский с точки зрения экономической безопасности, что
феноменально для либерала, зафиксировал: все, что мы покупаем за
границей, мы можем безопасно покупать только в том случае, если есть три
независимых, никак не связанных друг с другом крупных производителя
соответствующего товара.
Если они как-то связаны друг с другом или их меньше, чем три, -
мы, исходя из интересов обеспечения минимальной экономической
безопасности, должны производить это сами.
Повторюсь: это говорил абсолютно убежденный, глубокий либерал Ходорковский. И это представляется исключительно важным.
Таких вещей очень мало.
Значит, мы должны производить их сами.
Общее направление действий понятно: свобода - это избыток инфраструктуры.
Создание и модернизация инфраструктуры - единственная сфера, в
которой государство никогда не вступает и никогда не будет вступать в
заведомо недобросовестную конкуренцию с частным бизнесом, - просто
потому, что это ему заведомо непосильно, каким бы крупным он ни был, по
самой природе инфраструктуры: вкладывает один, а благо получают все.
Значит, для реиндустриализации в первую очередь надо модернизировать инфраструктуру.
Для этого необходимо ограничить коррупцию.
Но, коллеги, давайте понимать вещи правильно: это государство, с
моей точки зрения, не наше, хоть я в нем и работал. Оно изначально
создавалось как инструмент разграбления советского наследства. Советское
наследство закончилось, а разграбление продолжается, и коррупция, на
которую мы сегодня сетуем, производит впечатление основы
государственного строя.
Сможет ли наше руководство изменить этот строй, изменить эту
систему под серьезной внешней угрозой или нет - это отдельный вопрос.
Но, когда мы говорим о коррупции, мы должны понимать: это не
санитары и нянечки, это даже не министры и не замминистры, - это нужно
понимать.
Технические рекомендации понятны, самоочевидны, и в 1990 году они были так же очевидны, что и сегодня.
Принципиально важно, что для этого необходимо ликвидировать
либералов во власти, потому что сегодняшние либералы - это не те, кто
верит в свободу: со времен Вольтера утекло много воды, и воды эта была
грязная и кровавая. Сегодняшние либералы - это те, кто искренне считают,
что государство должно служить не нам с вами, не народу, а глобальному
бизнесу.
И все так называемые «ошибки», которые продолжаются четверть
века, - это, может быть, и не всеми осознанная, но стратегия, и наше
государство - сверхэффективный механизм, который просто развернут в
другую сторону.
Поэтому - я не знаю, когда и как это произойдет - хотелось бы,
чтобы это случилось по-хорошему, а не по-плохому, я не специалист в
области либералов и политической проституции, но я надеюсь, что мы
сможем внести своей вклад в оздоровление российского государства.
