Конституционное право на незнание!

Конституционное творчество Российской Федерации находится в стадии определения смыслов.

Не случайно ведь Президент В.В.Путин определил необходимость внесения изменений в действующую Конституцию.

Не в последнюю очередь причина тут в отсутствии реального всенародного обсуждения и какого-либо всестороннего осмысления действующей Конституции в ничтожный для такой задачи срок ноября-декабря 1993 года.

Важной причиной видится и то, что правовое поле мира, сформированное в ключе англосаксонского права, вынуждает нас определяться не только с политической, исторической, но в некоторой степени и с правовой оценкой тех последствий, которые возникли в ходе действий СССР во внешней и внутренней политике.

Конституции в России всегда пеклись быстро и, может быть, потому жили недолго.

Конституции у нас в исторически приемлемой длительности никогда не служили инструментом созидания. Скорее разрушения…

Так первая конституция 1905 года (Манифест Николая II от 17 октября 1905 г.) очевидно и бесспорно послужила инструментом разрушения государственности. И пожавшие плоды этого процесса партии, мировоззренчески воспринимавшие власть как диктатуру, поняли конституцию как риск для сложной российской государственности.

Не случайно, множество конституций периода СССР никогда не были реально работающими нормативными актами. Право практически работало без ссылки на них, на основе отраслевых норм, в преамбулах которых хотя и декларировались конституционные стандарты, но диспозиции реально работающих норм не всегда им соответствовали.

Тем не менее, мы имеем непрерывную историю страны, которая присутствует на карте мира и даёт возможность своему народу быть защищённым и независимым.

Думаю, действуй сегодня политические партии в соответствии с конституцией, по образу и подобию партий российской империи, то от Российской Федерации давно остались бы «рожки да ножки».

Конституционное мышление русских отличается от конституционного мышления Запада.

Там конституция, как я понимаю, возникала в виде базового нормативного акта, который имел прямое действие, впоследствии обрастая поправками и развивающими их отраслевыми законами.

У нас действующая сейчас Конституция возникла в период, когда страна жила, в основном, по правовым нормам почившего РСФСР.

Потом в течение семи-восьми лет срочно делали отраслевую базу РФ, обрастающую нормами по сей день и эта нормативная база стала руководством к практическому действию на всех уровнях.

Еще в 2000 году, упомянув в районном суде Конституцию РФ, можно было вызвать лишь гомерический смех судьи. Для него не существовало Конституции. Был конкретный отраслевой закон, обладавший прямым действием.

Таким образом, изначально был сформирован феномен практически недействующей конституции.

Правда, потом этот фон стали менять активно принимаемые решения Конституционного суда РФ, которые, большей частью, содержат академический анализ обстоятельств, связанных с конкретными судебными делами, и лишь изредка дают практические рекомендации по применению права в контексте основного закона.

Как только оказалось, что Конституция хоть изредка влияет на повседневную судебную практику, скепсис районных судей сменился вежливым вниманием к ссылкам на конституционные нормы, которые напрямую применялись лишь в случае прямого указания Конституционного суда для некой типовой ситуации.

Не являясь глубоким знатоком зарубежного права, полагаю, что там конституция является базовым документом, который может толковать и использовать в любом суде любой гражданин или специалист, выступающий представителем.

У нас конституция была и остаётся законом, спущенным сверху. Она еще более незнакома обществу, чем законы отраслевого права, к которым приходится обращаться в моменты необходимости.

Но если с прогрессом интернета любой человек в ситуации судебного спора может спрогнозировать решение районного суда, обратившись к сформированным сотней тысяч судей, действующих во всех судах страны обширным базам судебных решений, то решения двух десятков судей Конституционного суда, единолично толкующих основной закон страны, чреваты неожиданностями. Что особое мнение судьи Конституционного суда Арановского и подтвердило.

Что это мнение содержит в сухом остатке? Оно поднимает тему правопреемства ответственности РФ за нарушения прав человека в период СССР.

Следует сказать, что такой подход, при его внешней правовой привлекательности, является исключительно неправовым.

Дело в том, что, например, признание преступлений гитлеровского фашизма, не имеющих сроков давности, произошло непосредственно вслед за разгромом фашизма.

В Нюрнберге судили фашизм победившие его современники, опытно и бесспорно знавшие все обстоятельства той эпохи и нуждавшиеся в документах не для получения представления о фашизме, а для конкретизации обвинений, предъявленных подсудимым.

Сегодня поднимать вопрос о юридической ответственности государства за деяния, совершённые без малого столетие тому назад, значит, опираться только на документы, не имея непосредственного представления об эпохе.

Потому как опираться на книги тех или иных беллетристов, для того чтобы судить историю не в диспуте, а в суде, - это можно представить только в сумасшедшем доме!

Кто-то доверяет Солженицыну! А кто-то считает, что Солженицын - лжец!

Факты можно подобрать любые для любой концепции. Судьи должны иметь опытное представление об обществе, факты из которого они осуждают.

А таких судей уже давно нет!

Как сегодня суд может решить, действовал ли СССР в правовом поле, если прежде нужно решить вопрос - возможно ли было в правовом поле сохранить действующую политическую власть?

И возможно ли было в тех конкретных условиях, обрушив политическую власть большевиков, сохранить при этом страну?

Политики не всегда решают правовые задачи. Вернее, они всегда приоритетно решают задачи политические. Если политические задачи не решить в сфере права, их решают силой?

При этом, конечно, за океаном или на острове, где нет внешних опасностей, внутренние политические проблемы легче решить в сфере права, в соответствии с конституцией.

А вот на материке Евразия, где страну при ослаблении власти завоюют и поделят, в целях выживания народа приходится решать проблемы вне права. В том поле силы, в котором внешне теплично-кабинетный Арановский, похоже, ничего не понимает, но при этом готов судить.

Такой взгляд на вещи, при котором мир кажется парком культуры, а не полем битвы, является провокацией противоположного взгляда, в котором нет места праву, а есть только сила.

Быть профессиональным судьёй не значит быть реалистом.

Присяжные судьи реалисты в большей степени. И вот о приоритете их действительно реальных решений и следует подумать при написании новой редакции Конституции России.

Засилье профессионалов в сфере права приводит к тому, что закон становится сферой, недоступной для простого смертного. Притом что простой человек может судить не менее справедливо, а зачастую и более здраво, чем профессионал, скованный писаными нормами и стандартами мышления.

Главный посыл президента, как я понимаю, в том, чтобы конституция стала народным законом, понимаемым и применяемым народом, и, соответственно, им защищаемым.

Сегодня это документ, написанный без участия народа, директивно спущенный ему сверху и толкуемый там же наверху двумя десятками судей, порой не знающих страны, в которой живут.

Павел Иванович Дмитриев, правовед, православный публицист