Редко попадаются статьи, читая которые, ловишь себя на мысли, что не находишь ничего, что вызывало бы резкое неприятие. Статья Александра Васильевича Буренкова «Русские, будьте русскими! Перестаньте быть кроликами, станьте медведями», как представляется, именно такого плана. Автор верно замечает, что этот вопрос назрел давно, по крайней мере, последние два столетия он даёт о себе знать.
Вспоминается конец восьмидесятых и начало девяностых годов, когда в подавляющем большинстве центральных газет и журналов стоял крик: «Весь мир идет по широкой столбовой дороге, но одни лишь мы пробираемся через чащобу!». И «передовая интеллигенция», свернув с уже и без того европеизированного пути, бросилась сломя голову в «царство свободы и демократии», забыв о русском народе, его особенностях, о его во многом уникальном психологическом складе характера.
То, что русских испокон веков называли медведями, – это не следствие информационной войны, которую Запад ведёт уже тысячу лет, хотя этот образ, в обезображенном виде, и имеется в её арсенале. «Медвежий» лик русских – факт, если так можно сказать, бытийный. Действительно, в русском темпераменте присутствует что-то сродни медведю, который является символом флегматического темперамента: кажущееся безграничным терпение русского народа есть явное проявление крена в его темпераменте во флегматическую сторону. Многие поверхностные наблюдатели из числа «передовой интеллигенции» возмущаются русским, как им кажется, безразличием к событиям в социально-экономической сфере: «На Западе давно бы уже на улицу народ вышел, а наш никак не реагирует». А это и есть один из ярких показателей медвежьей стати русского народа.
И здесь есть колоссальная опасность: «медведь» в народе может проснуться неожиданно, что заканчивается, как правило, «русским бунтом, бессмысленным и беспощадным». То есть возвращение к медвежьей сути психологического облика русского народа есть одновременно и способ, с помощью которого только и возможно предотвращение перехода его в состояние неконтролируемой ярости. Другими словами, если у обычного «хозяина тайги» должна быть своя природная среда обитания, характеризующаяся экологическим равновесием во избежание его агрессивного поведения, так и у народа-«медведя» социально-экономическая жизнь должна быть организованна соответствующим его природным началам образом.
Несомненно, сравнение с тем или иным животным определённого народа не родилось на пустом месте. Не является секретом, например, что в древности члены германских племён называли себя «волками», что отразила их мифология. Известно и то, что в древности наши предки называли германских захватчиков «псами». А волк (или пёс) – животное, имеющее ярко выраженный крен в сангвиническую сторону. Можно сказать, что волк (собака) – это символ сангвинического темперамента: неугомонный, воинственный, вечно спешащий в поиске чего-то – вот рисунок этого темперамента. И, самое главное, этот темперамент является идеальным для жизни в стае.
Ярче всего эти различия природных начал проявляются в игровых видах спорта, где участвует команда. Посмотрите, несмотря на титанические усилия, наши футболисты никак не могут закрепиться в лидерах футбола. И это, конечно же, далеко неслучайно: футбол – это игра «волчьей стаи», где каждый игрок обладает довольно большой степенью свободы в рамках общего замысла игры. Совершенно иная ситуация в хоккее: скажем, немцы выглядят беспомощными кутятами в игре с русскими, потому что в ней команда русских представляет «единое существо», «медведя», у которого «четыре лапы» и «разящая пасть». То есть в хоккее у игрока степень свободы минимальна.
Когда русским навязывают образ жизни, социально-экономическое устройство, свойственные германской нации, то это действует на народ угнетающим образом. Представим себе, что какой-то учёный или организация решили заняться сотворением из медведей волчьих стай. Нет сомнения, что реакция «мирового сообщества» будет вполне определённой. Но в случае с народами ситуация ничуть не менее серьезная: невозможно из народа-«медведя» сотворить народ-«волк».
Людям, получившим образование в советское время, хорошо знакома фраза «русский человек плохой работник». Еще задолго до революции на Западе было широко распространено это убеждение. Но с точки зрения кого «русский человек плохой работник»? Секрета здесь нет: с точки зрения «германского управленческого гения». Известно, что до Русской революции немецкие управленцы, работавшие на российских заводах, очень часто применяли «физическое воздействие» к русским рабочим, чтобы повысить дисциплину и эффективность производства. Непонятного здесь ничего нет: немецкие управленцы в экономике «играют в футбол», а русским рабочим ближе «игра в хоккей». Для последней характерно, чтобы вся команда была посвящена в детали общего плана, что является нежелательным для «игроков в футбол», ибо покушается на их степень свободы. Конечно, есть и среди русских управленцев склонные к зуботычинам, но это, чаще всего, следствие крайне злобного характера, а не «метод руководства».
Нет ничего удивительно и в склонности русских к авралам, ибо это одна из отличительных черт флегматического темперамента, когда в течение определённого периода накапливается энергия, а потом происходит её выброс: как будто «плотину срывает». Бороться с этим «природным явлением» в русской среде – всё равно, что бороться со сменой времён года.
Довольно интересные дискуссии под статьёй Александра Буренкова развернулись на сайте журнала «Гражданин-Созидатель» и информационного агентства «Аврора», где статья была опубликована. Приведём лишь два сообщения с сайта журнала «Гражданин-Созидатель», которые отражают суть дискуссии. Участник дискуссии, представившийся главным редактором сайта «Русская линия» Сергеем Михайловичем Григорьевым, пишет: «Главные и лучшие черты русского народа для меня это кротость и смирение, для него (автора статьи Александра Буренкова – В.М.) – законная гордость и глубокое удовлетворение. Образ первого – преподобный Сергий Радонежский или Серафим Саровский (который как раз кормил медведя, как сейчас мы – чеченцев), образ второго – победители Сталин (у Григорьева, который является известным антисоветчиком, в результате чего «Русская линия» в своё время раскололась, «Сталин» с маленькой буквы – В. М.) или Жуков (и волки и медведи, но уж никак не кролики). Кротость и смирение не очень подходят для успехов в сем мире, но очень годятся в Царствии Небесном. Логично, что автор восхищается чеченцами – они... везде ищут побед, но русские всегда будут им уступать в этом мире.
Мы веруем в Бога распятого на кресте – то есть слабейшего, по представлениям падшего мира. Но Он победил мир (Ин. 16:33). И если автор, – продолжает Григорьев, – скорее всего, вполне разделяет известное пылкое высказывание Столыпина "Вам нужны великие потрясения, а нам – великая Россия", то для меня это звучало бы так: "Вам нужна великая Россия, а нам – спасение русских". Но сегодня все требуют от народа стать великим и сильным, а он никак не может, и эти мыслители негодуют и ищут вокруг врагов – не станут же они винить свой народ, что он никак не становится медведем. А дело на самом деле просто – или мы пойдём по своему предназначению – вслед за Христом – не путём величия, а путём скорби, или мы никому и нечему не станем нужны. Всё равно нам не стать американцами или чеченцами – настоящие американцы или чеченцы в своём роде всё равно лучше нас. Мы – как соль, и соль наша – христианское смирение и кротость, но если мы потеряем или уже потеряли (не дай Бог) эти народные качества, то мы как потерявшая свою силу соль "...уже ни к чему негодна, как разве выбросить её вон на попрание людям" (Мф. 5:13). А вам всё величие нужно... Эх...».
Прежде, чем приведём ответ на это сообщение другого участника дискуссии, заметим: что-то характерно троцкистское (а Лев Троцкий был еще тот антисоветчик!) звучит в ответе Сергея Григорьева. Он готов пожертвовать русским народом, не спросив на это его разрешения. А ради чего, ради торжества демократии по-американски? Это, можно сказать, шедевр фарисейства, шедевр лицемерия. Ничего, мол, что русского народа не будет на земле, а именно к этому ведут его слабость и потеря самобытности, главное – «спасение русских». Так и просится задать вопрос: кем Вы себя возомнили, господин Григорьев?
А вот ответ Сергею Григорьеву участника дискуссии под именем Дмитрий Борисович: «Отклик Сергея Михайловича на статью "Впечатления о ВРНС-23" олицетворяет очень ошибочную, на мой взгляд, и очень распространённую точку зрения, будто православный христианин должен смирением побеждать окружающее его зло. Кардинальная ошибочность этой позиции заключается в неправильном понимании христианской проповеди любви. Заповедь о любви к ближнему (а также и заповедь о любви к врагам, являющаяся частным вариантом её), данная Христом, распространяется именно на твоих личных ближних, и на твоих личных врагов, но не на врагов Церкви, Отечества или хулиганов, нападающих на женщин на улице, от которых православный христианин должен как раз защищать Отечество и Церковь, и всех нуждающихся в защите (в том числе свою семью). Христос не осудил Петра, который, защищая своего Учителя, отсёк ухо первосвященническому рабу Малху, не призывал воинов (в том числе сотника, слугу которого исцелил) бросать оружие. Прп. Сергий Радонежский (в парадигме Сергея Михайловича – «смиренный кролик») благословил Дмитрия Донского на Куликовскую битву (или даже понудил его к ней). Принцип здесь вот какой: Ты можешь совершать подвиг хоть космически безграничного личного смирения перед твоими личными врагами (как это сделал упомянутый Сергеем Михайловичем прп. Серафим Саровский, не сопротивлявшийся разбойникам, пришедшим его грабить и убивать) но только при одном единственном условии – из-за твоих упражнений в смирении перед врагами ни на йоту не должна измениться к худшему жизнь других людей. Иначе будет нарушена заповедь любви к ближнему. Поэтому, терпя личные оскорбления и заушения, мы не имеем права стоять, опустив руки, если можем предотвратить бесчинство в Церкви или страдания других людей.
В этом контексте, – продолжает Дмитрий Борисович, – очевидной становится неуместность выдвижения искупительной жертвы в качестве аргумента, в качестве поведенческого ориентира для верующих. А ведь именно в таком духе звучат слова Сергея Михайловича "Мы веруем в Бога распятого на кресте – то есть слабейшего, по представлениям падшего мира. Но Он победил мир (Ин. 16:33)". Нет, Сергей Михайлович, Его искупительная жертва, Его крестный подвиг – неповторимы, мы ими пользуемся, но примерять на себя их немыслимо, использовать действия Спасителя как алгоритм своих действий невозможно и нелепо. Неужели под Вашими словами "мы пойдём по своему предназначению – вслед за Христом" скрывается непонимание этой невозможности? Если так, то это печально. И у Данилевского очень хорошо изложен принцип неприменимости евангельских заповедей в геополитике. Так что давайте не путать личных врагов с врагами Церкви и Отечества».
В этом ответе совершенно верно подмечено, что позиция Сергея Григорьева (и тех, кто солидарен с ним) не имеет ничего общего с православным христианством. Здесь под прикрытием заботы о личном спасении происходит забвение заповеди любви к ближнему. Такого рода позиция сродни, по крайней мере, малодушию. Довольно часто её пытаются прикрыть следующими словами Апостола Павла: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28). Раз мол, «нет… язычника», то и о русскости нечего размышлять, а уж тем более пытаться каким-то образом продлить её существование. Но не надо заканчивать семинарию и духовную академию, чтобы понять, о чём здесь идёт речь. Не о том, конечно же, чтобы избавиться от своих природных начал, перестать быть мужчиной или женщиной: во Христе исчезают опасные противоречия между народами, ненависть и враждебность их по отношению друг к другу, подавление мужем жены.
Довольно часто можно услышать из уст православных проповедников, что жену нужно обязательно «скрутить в бараний рог». Один мой знакомый как-то спросил меня, грех ли бить свою жену. Получив утвердительный ответ, он рассказал следующую историю. Его жена, которую он иногда избивал, прося потом прощения, уговорила его пойти на исповедь, где наказала не забыть и об этом грехе. Священник, принимая исповедь, в ответ на покаяние в применении «физической силы» по отношению к жене, сказал: «Да это и не грех вовсе. Бить жену можно». К чести моего знакомого, который, по всей видимости, действительно любит свою жену, он засомневался в словах этого священника и ничего ей не стал рассказывать. Не надо, опять-таки, быть богословом, чтобы понять существо этого вопроса. Мы, как христиане, «суть сыны Авраама» (Гал. 3: 7). Однако не только Авраама, но, поскольку «будут два одною плотью» (Мф. 19: 5), и Сарры. Поднимая руку на жену, христианин поднимает руку на дочь Сарры, поскольку все христианки – это её духовные дочери.
Этого нет в Исламе. Более того, Коран разрешает мусульманам щадящее «физическое воздействие» в случае непослушания жены. И здесь нет никакой загадки или противоречия, тем более греха: мусульмане – духовные потомки сына Авраама Измаила, матерью которого была служанка Сарры Агарь, которая, как свидетельствует Библия, отличалась довольно строптивым характером, так что Сарра была вынуждена просить Авраама разрешить ей, так скажем, более суровое «воспитательное воздействие» на непослушную Агарь. Когда последняя убежала от гнева Сарры в пустыню, то Ангел Господень, явившись, повелел ей: «Возвратись к госпоже своей и покорись ей» (Быт. 16: 9). То есть мусульманка должна «знать своё место» и помнить, что муж – это хотя и любящий, но строгий господин, который имеет право применить и довольно жёсткие меры воздействия в случае непослушания. У христиан же, по примеру Авраама и Сарры, между мужем и женой отношения братские, хотя и при неизменном главенстве мужа.
Известный законопроект «О семейном насилии», который на Западе является, по существу, инструментом разрушения семьи, не может без серьёзных последствий (помимо тех, о которых говорят православные эксперты) быть реализован в России, потому что значительная часть её граждан – мусульмане, которым Коран разрешает применять бережное «физическое воздействие» к жене в необходимых случаях. Как представляется, существующих законов вполне достаточно для борьбы с опасным насилием. Основной же упор в христианской среде нужно делать на то, что такого рода поведение является греховным для христианина, поскольку затрагивает основы его веры. Но вернёмся к теме статьи.
Попытки игнорировать «языческое тело» народа, презрение к нему, вплоть до брезгливой неприязни к его естественным запросам, необходимым для полноценного существования, есть, вне всякого сомнения, проявление манихейства. В Основах Социальной Концепции Русской Православной Церкви об этом говорится так: «Недопустимо манихейское гнушение жизнью окружающего мира. Участие христианина в ней должно основываться на понимании того, что мир, социум, государство являются объектом любви Божией, ибо предназначены к преображению и очищению на началах богозаповеданной любви. Христианин должен видеть мир и общество в свете его конечного предназначения, в эсхатологическом свете Царства Божия».
Не с брезгливой неприязнью нужно относиться к заботам и чаяниям своего народа, а думать над тем, как укрепить народный социум на христианских началах. Возвращение к русскости через фундамент православной веры не есть «розовый шовинизм», но раскрытие того, «что Бог желает видеть в народе с точки зрения вечности».
В последнее время у значительной части православных людей появилось убеждение, что антисоветизм – это одно из проявлений русофобии. Конечно, существуют и исключения из этого правила: они, чаще всего, связаны с обычаем кровной мести. Но в отношении Сергея Григорьева это правило подтверждает свою истинность: его антисоветизм закономерно привёл его к отрицанию за русским народом права на жизнь согласно своей «медвежьей» природе. Хочется всё же надеяться, что это заблуждение, а не свидетельство приверженности либеральной идеологии.
Вячеслав Степанович Макарцев, православный публицист
