Уголовная тема в литературе и в жизни — вещи очень разнозначимые. В искусстве она кормит своих «творцов», в жизни калечит. Читавшие книги Бориса Земцова «Жизнь строгого режима», «Украденный ѓоризонт. Правда русской неволи» и «Бутырский ангел. Тюрьма и воля» невольно проводят параллели прочитанного с «Записками из Мёртвого дома» Достоевского, с «Колымскими рассказами» Варлаама Шаламова. Но только не с детективными поделками, в которых бравые менты, следаки распутывают сложнейшие дела, а смелые адвокаты «отмазывают» от заключения невиновных. По правде следаки, распутав одно дело, цепляют на него два-три ранее нераскрытых и портящих бравую статистику борьбы с преступностью. А адвокаты бросают заниматься делом, если вознаграждение кажется им отработанным.
И хочется настоятельно посоветовать читать книги Земцова. В них нет выдуманных сюжетов, ничего искусственного для привлечения внимания. В них сама правда, открывая которую, проникаешься чувством сострадания к страдальцам. Да, даже и те, что страдают по грехам своим, по преступлениям, достойны нашей жалости. И те, кто издеваются над ними, заслуживают жалости тоже. Ведь жизнь не кончится ни для тех, ни для других, и главное наказание, главные его сроки, впереди для всех. У Господа нет смерти, вот что страшно.
Помню Литургию, которую я отстоял в тюремной церкви знаменитой Бутырки. Впечатление не из лёгких. И разговор с заключённым, который четвёртый (!) раз в тюрьме.
— Но как же так получается?
— А кому я там нужен? Ни жилья, ни работы. Здесь хоть кормят. Скоро выйду, рассчитаю чего-нибудь, чтобы снова сесть.
— Рассчитаете чего?
— Ну, статью какую полегче, чего своровать там, или ещё чего. Чтоб без разбоя. И чтоб не сильно надолго. Года на три-четыре.
— А как же «не укради»?
— Так я здесь и не ворую. А там это не воровство, а способ выжить. Грех, конечно, каюсь. А ты что посоветуешь?
А о другом типе заключённых священник этой церкви говорил, что они идут в храм и молятся искренне, ибо хотят на свободу. А, обретя её, о храме забывают.
Конечно, Господь помог Борису Земцову пройти тюремные круги и сохранить душу. Как и каторжникам Достоевского, как и колымцам Варлаама Шаламова. И никто из них не затаил никакой злобы на Россию. Другое дело «вершители» их временных судеб. Зачерствевшие, озлобленные, страшные в своей безнаказанности. Особенно женщины пеницитарной системы. Не все, конечно, далеко не все. Но что делать, если автор видел только таких, потерявших даже тень сострадания к заключённым. Не вина, а беда их в том, что государство видит в заключённых людей второго сорта, но ведь и охранники их для государства только шестёрки созданного режима.
Сопоставлять судьбы, описанных названными писателями, «сидельцев» тяжело. Общий вывод: идёт падение нравов под давлением «демократических свобод». Демократия превратилась в диктатуру воровства. Телевидение славит прохиндеев, разврат и пошлость хлещут из экранов почти всех программ. И дети смотрят на это широко раскрытыми глазами, набираются ума-разума. Школа отгорожена от общества, из-за стен её долетают отголоски происходящих в ней ужасов. И дети (дети!) считают нормой сводить счёты, подражая воровским законам. Попавший за решётку в молодые годы навсегда становится «меченым», изгоем системы.
А мы и дальше будем слышать убаюкивающие речи о снижении преступности и повышении раскрываемости преступлений.
Пока однажды их количество не перехлестнёт критическую норму общественного порядка. Тогда уже порядки тюрьмы, зарешеточные нравы, воцарятся повсюду.
Обо всём этом думаешь, читая книги Бориса Земцова. Он не пугает, он трезво анализирует ситуацию.
Владимир Николаевич Крупин, сопредседатель Правления Союза писателей России, член Президиума Всемирного Русского Народного Собора, первый лауреат Патриаршей литературной премии