От явления - к тайне

Преподобный Андрей Рублев, знаменитый иконописец, трудился в XIV веке. Теперь он канонизирован. Что совершил он достойного святости? Он был иконописцем, художником священного искусства, изобразителем в красках Евангелия. Но в России было сотни других иконописцев в это время. Он был монахом, вел строгую аскетическую жизнь. Но тогда было множество монахов, подобных ему. Что было в нем особенного, что могло бы служить нам примером сегодня?

Мы знаем, что труды преподобного Андрея Рублева и его благочестие выходят из обыкновенного ряда. Около двадцати лет, до самой смерти, он вместе со своим «сопостником» Даниилом Черным вел жизнь иконописца-подвижника. Его кисти принадлежит знаменитый чудотворный образ Пресвятой Троицы. Он расписывал Благовещенский собор в Московском Кремле, иконостас и сам Успенский собор во Владимире, написал Владимирскую икону Богоматери для Успенского собора во Владимире. Его творение — иконостас и стены Успенского собора в Звенигороде, деисусный чин в иконостасе собора Рождества Пресвятой Богородицы Савва-Сторожевского монастыря, стены и иконостас Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры.

Но особая значимость преподобного Андрея Рублева — может быть, ни в его искусстве и ни в его жизни, а в исключительном проникновении одного другим. Оно свидетельствует о глубине его соединения со Христом в образах, которые становятся зримыми в свете его созерцания. Преподобный Андрей Рублев являет редкий дар, даже среди иконописцев, — не удерживать свой взор на внешнем изображении, но дать нам увидеть через него свет Бога Живого, привести нас от видимого к невидимому.

Мы знаем, что многие великие художники искали созерцания, чтобы выразить невыразимое. При этом они не обязательно были христианами. Есть некое созерцание без Бога. Но только христианское созерцание открывается в соединении с Богом, зовущим к личной любви. Это общение человеческой души с Богом неизреченно. Отсюда идут все великие духовные постижения преподобного Андрея Рублева, более того, здесь место его святости.

Обратим внимание на две особенности. Прежде всего, это взгляд иконописца на того, кого он изображает, в том числе, на тело. Мы видим личность, лик, неповторимое выражение. Но есть и тело, которое также единственное и неповторимое, не развоплощенное, но состоящее из плоти и крови. Так что даже в иконе Ветхозаветной Троицы бесплотные ангелы прообразуют тайну Воплощения. Три крылатых Личности в сокровенном общении друг с другом вокруг таинственной трапезы составляют одно Существо — в едином и совершенном круге, который образуют три их очертания. Отец глядит на Своего Возлюбленного Сына, сидящего одесную, и сообщает Ему всего Себя. Сын в одеянии красного цвета Своей плоти, которую пронизывает небесная голубизна Бога Отца, глядит на Духа Святого и сообщает Ему всего Себя. Но тайна общения Троичной Любви не ограничивается этим. О чудо! Круг раскрывается в Духе Святом, ибо Дух Святой глядит на землю и устремляет Свой перст к ней, чтобы сообщить ей всего Себя. Троица — это вечная сокровенность Божественной любви Трех Ипостасей, Которые составляют Одно. Отец пребывает в Сыне, и Сын пребывает в Отце и в Духе Святом. Ибо Христос пришел, чтобы ввести Своих учеников в Божественную жизнь, приобщить их Своей чистоте Духом Святым.

Взгляд иконописца на тело, которое он мыслит, рисует, изображает — не взгляд стороннего смотрителя, но взгляд, исполненный чистоты. Можно восхищаться пластичностью и своего рода чистотой линий тела, скажем, у Микеланджело. Взгляд на тело в его великолепии у этого художника сдержанный, и даже в скрытности его, скромный. Но красота тела у Микеланджело ведет к телу, душа которого великолепна. А у преподобного Андрея Рублева тело великолепно великолепием самой души. В этом вся разница. Взгляд не останавливается на теле, он ведом телом к душе, которая есть святилище присутствия Божия.

Вторая особенность по существу определяет первую. Чистота телесного взгляда рождается от чистоты взгляда души. И это означает, что каким бы ни был предмет изображения у преподобного Андрея Рублева, все устремлено ко Христу, как единственному центру и цели жизни. Внутреннее состояние святых, их жесты и их взгляды ведут ко Христу, Которому они поклоняются, — к Нему одному. Ничто не нарушает этот переход от внешнего к внутреннему, от явления к тайне. Простота, может быть, скажет кто-нибудь. Да, но эта простота — плод знания, даже виртуозности, монашеской аскезы, духовного совлечения от всего, что уводит от сути. Эта простота есть чистота ума. Она вводит нас в молитвенное поклонение — без отвлечения и без многословия. Многословие — часто признак плотяности духа, оно блещет, чтобы привлечь к себе. Чистота ума — чистое и прямое движение к Тому, Кто любим, здесь нет заботы о том, чтобы выглядеть любящим, привлекая к себе зрителей, очарованных этой любовью.

Труды преподобного Андрея остаются непостижимыми, потому что они — свет. Всю жизнь он искал через свои иконы и фрески выразить любовь к Тому, Кого он созерцал в молитве. Он свят, потому что везде он говорит о Боге, а не о себе. Эта ангельская его прозрачность и ясность — свидетельство, что он не принадлежит себе, что благодать Божия осветила и освятила его навсегда.

Для нас дорого, что Промыслом Божиим его память совершается в день памяти Царственных страстотерпцев и мучеников. Они тоже, другим подвигом святости, стяжали эту простоту и прозрачность, так что их лица стали иконописными. И многие их фотографии воспринимаются нами как самые прекрасные иконы. Рядом с шедеврами преподобного Андрея Рублева.