Всё никак не могу примириться с мыслью, что Николая нет, что он отошёл в обители иные, как писал Сергей Есенин, «в ту страну, где тишь и благодать». Все мы когда-то будем там, закон Божий никто отменить не в силах. И всё же, всякий раз, когда случается подобная утрата, как-то становится не по себе, возникает ощущение некоей несправедливости, хотя роптать на волю Божью - большой грех.
Но, согласитесь, в самом деле! Ещё совсем недавно в Петербурге в Доме книги на Невском проспекте Николай Коняев представлял читателям своё новое произведение - художественно-публицистическую хронику «Лихие и святые девяностые» (объёмом 755 страниц), где сделал попытку проследить и осмыслить все важнейшие события, так называемой, «новейшей истории России».
Труд огромный!
День за днём в течение ряда лет Николай Михайлович заносил себе в дневник впечатления от текущей повседневности в любимом Петербурге, в Москве, в других градах и весях, что и легло в основу повествования. Я смотрел запись той памятной встречи на Невском проспекте. Искренне радовался за товарища, ощущал, даже на расстоянии, его духовную силу, чувствовал, что он полон энергии и что новая книга - далеко не последняя.
Даже в эти немногие дни после смерти всё яснее и отчётливее проступает масштаб таланта и личности Николая Коняева. Масштаб невосполнимой потери, которую понесли и русская литература, и весь, доныне существующий русский мир. Всё, что вышло из-под пера замечательного автора, предстоит осмыслить заново, увидеть в контексте эпохи, в связи с теми задачами, которые необходимо решать русскому народу в первой половине ХХI-го века.
Мне выпало счастье общаться с Николаем Михайловичем в разное время, в разных местах, и память сохранила подробности его характера, мировоззрения, таланта. Пока же хочу сказать о некоторых важных моментах.
Широкое читательское признание Николая Коняева началось с повести о выдающемся русском поэте Николае Рубцове - «Путник на краю поля». Уже после её публикации, где-то в марте 2000 года, Николай приехал по делам в Вологду. Я с ним встретился. Мы оба были авторами альманаха «Молодой Ленинград -1974», поэтому быстро нашли общий язык. Мне хотелось узнать, помимо того, что я прочёл, подробности того, как повесть создавалась. Я знал, что Коняев не писал стихи, и было удивительно, что он взялся за столь «сложный предмет». Почему?
- Однажды мне попала в руки книга стихов Рубцова, - поделился Николай Михайлович. - Я люблю Ахматову, Мандельштама, Цветаеву... Но Рубцов показался мне пронизительно родным, «заповедным», книга, что называется, обожгла душу. А тут как раз актёры одного из московских театров предложили мне написать пьесу о судьбе Рубцова. Разговор проходил в кабинете Вадима Кожинова - ему прислали из Мурманска рукописи воспоминаний о поэте. Кожинов тоже загорелся идеей пьесы и дал мне почитать эти воспоминания. Я взял ворох бумаг домой, стал читать и не мог оторваться всю ночь. Было ощущение, как будто это про меня написано, как будто это моя жизнь. Не то, чтобы я соотносил себя с Рубцовым, у нас всё разное. Он - сирота, у меня - отец и мать, всё благополучно. Тем не менее, я всё чувствовал, узнавал - и свет барака посреди ночи, и сосны, которые шумят рядом, и всё, всё. Родное! Словом, я написал пьесу, её сыграли на гастролях. Прошло ещё несколько лет, а эта тема во мне жила. И в 1987 году я начал писать повесть о Рубцове. До этого накопил большой материал, побывал практически во всех архивах, располагавших документами о жизни и творчестве Николая Михайловича...
Конечно, воспроизводить полностью нашу беседу, её опубликовала газета «Труд», где я работал собкором, теперь не буду. Но приведу ещё один любопытный фрагмент.
- Если верить повести «Путник на краю поля», в судьбе Рубцова есть некая предопределённость. Можем ли мы говорить о религиозности поэта? - спросил я автора.
- Да, некоторая предопределённость и в жизни, и в посмертной судьбе Рубцова есть, и я пытался отразить её в повести. Расскажу только один эпизод. Будучи в гостях у писателя Василия Белова, я ему сказал, что нашёл в архиве такую телеграмму: «Дорогой Вася, извини, я был не прав. Рубцов». Видимо, был 30 лет назад какой-то резкий разговор между Беловым и Рубцовым. По какой причине Рубцов не отправил телеграмму - трудно сказать. Может, просто не нашлось денег. Но есть мистический факт: через десятилетия адерсат получил телеграмму через меня, выполнившего роль почтальона...
Вопрос о том, был ли Рубцов православным человеком, выходит за пределы его биографии, но принципиально важен для понимания эпохи, в которой он жил. Вся поэзия Рубцова прониктута духом православия. Но к нему он шёл не через церковь, а через русскую классическую поэзию, что очень типично для писателей, начинавших свой путь в конце 50-х годов...
Сам же Николай Коняев, в отличие от героя повести, пришёл к Православию именно через храм, через церковь. Он, казалось, погрузился в безграничный мир Веры, её свет, её отблески ощущались во всём, о чём бы ни писал он. Не зря же в одном из интервью Николай Михайлович сказал: «Писатель - соработник Бога». Лучше и точнее не скажешь! И он следовал этому внутренннему своему правилу.
После нашей беседы вышло немало книг разных авторов о поэте. Но повесть Николая Коняева, как первая любовь, продолжает оставаться лучшей о Рубцове.
Говорить о творческом вкладе Николая Коняева в русскую литературу, а вклад весьма существенный, можно долго. Отмечу хотя бы кратко книгу «Что читал государь в Тобольске», вышедшую в 2013 году в Петербурге, художественные очерки, посвящённые 400-летию династии Романовых.
Казалось бы, ну, что нового способен поведать писатель о русской истории после Василия Ключевского, Николая Карамзина, Сергея Соловьева? Или других заслуженных наших авторитетов? Не будем, однако, спешить с выводами. Оказывается, повествовать о Святой Руси не только можно, но и просто необходимо, поскольку ещё остаётся немало, так называемых, «белях пятен», требующих современного осысления, творческого поиска, новых подходов.
Для Николая Коняева русская История - не что-то давнее, застоявшееся, малоинтересное, а суть - день сегодняшний, яркий и неповторимый. История для него - личная сопричастность далёким и грозным событиям, умение увидеть в них, в судьбах героев и антигероев действие Божественного Промысла о нашей Родине. Это как раз и есть та черта, которая отличает писателя-историка Николая Коняева от многих других авторов, пишущих об истории России.
Так в упомянутой книге по-новому предстаёт нравственный, духовный подвиг великого князя Александра Невского. Он смело вступил в схватку с «тогдашним НАТО», отстоял независимость Родины. Или вот просто потрясает исследование судьбы спасителя Отечества Кузьмы Минина, а также сюжет об уничтожении народной святыти - иконы Казанской Божьей Матери.
Николай Коняев - писатель многоплановый. Ему по плечу были самые разные жанры и темы. И в каждом произведении он старался быть интересным - от короткого рассказа до большого романа. А как иначе? Необходимо, чтобы читатель откликался.
В большую заслугу ему следует поставить книги о великих русских литераторах - Дмитрии Михайловиче Балашове и Фёдоре Александровиче Абрамове. Это серьёзные художественные исследования, они во многом по-новому открывают нам и личности, и творческое наследие названных авторов.
Фраза «Путник на краю поля», ставшая названием повести, заключает в себе, на мой взгляд, сакральный смысл. Край поля - наша земная жизнь. А само Поле - Вечность. Мы все идём по краю этого Поля.
Господи, упокой душу новопресталенного раба Твоего Николая, даруй ему Царствие Небесное, а нас помилуй!
Геннадий Сазонов, член Союза писателей России, Вологда
1. Re: Путник на краю поля