Суды Божии отличаются от судов человеческих

Мы видим в сегодняшнем Евангелии двух людей, которые далеки друг от друга настолько, насколько потом обнаружит их смерть. Один из них пиршествует на каждый день блистательно, веселясь светло, одевается в порфиру и виссон. А другой лежит у дома богача, покрытый гнойными ранами. Один из них имеет компанию таких же, как он, богатых и сытых. У другого общение только с псами, которые, подходя к нему, лизали его гнойные раны, а больше никто к нему не подходил.

Зададим себе страшный вопрос: не является ли наша Церковь такой, которая «пиршествует блистательно на каждый день»? Святые отцы говорят, что порфира и виссон — это священнические облачения в Ветхом Завете. А самый блистательный пир, какой только может быть на земле, — только образ пира духовного, духовной трапезы. А миллионы людей — не только те десять миллионов людей, о которых официальная статистика говорит, что их нищенская заработная плата ниже прожиточного минимума, — сто миллионов и больше нищих людей, умирающих от голода духовного, лежат у ворот нашей Церкви, и мы не желаем их видеть.

Вот еще одна удивительная особенность сегодняшнего Евангелия, на которую мы должны обратить внимание. Называется имя этого бедняка — Лазарь, а имя богача не называется. На протяжении всей притчи ни разу не упоминается, как зовут этого человека. Это очень странно, потому что в жизни все бывает как раз наоборот — имена богатых материально и имеющих власть звучат всюду. Эхом отзываются в дворцах, где они властвуют. О них порой даже песни слагают, их имена записаны в летописях. Когда они умирают, им ставят монументы, на которых написаны их имена. Иногда даже мавзолеи. А бедные люди — как безымянные существа, никем не видимые, никем не знаемые, ходят где-то там среди именитых и богатых.

Почему же Господь в Своем Евангелии не упоминает имени богача, а называет по имени только бедного человека? Для того Он это делает, чтобы показать, что суды Божии отличаются от судов человеческих, и часто совершенно противоположны им. Святые отцы говорят, что в этом опускании имени богача есть некая тайна. Она заключается в том, что имя этого человека не будет упомянуто на небесах. Это имя не вспомнят ни ангелы, ни святые. Оно будет вычеркнуто из книги жизни.

Господь намеренно не называет по имени ни Ирода, ни Пилата, ни Каиафу — обращают внимание святые отцы. «Пойдите и скажите этой лисе», — говорит Христос об Ироде (Лк. 13, 32). Псалом говорит: «Имена нечестивых не упомянут никогда уста Мои» (Пс. 15, 4). И мы слышим в Евангелии дивные слова: «Радуйтесь, что имена ваши написаны на небесах» (Лк. 10, 20). Эта радость столь велика, что она больше радости о том, что бесы им повинуются.

Скажите, какое же зло сотворил этот человек, что даже имя его недостойно упоминания? В Евангелии не сказано ни о воровстве его, ни о лжи, ни о прелюбодеянии, ни о неверии в Бога, ни о том даже, что он нечестным путем приобрел свое богатство. Одно-единственное сказано, что был у него некий грех, который выходил за все границы. Грех чрезвычайно презрительного отношения к бедному и страдающему человеку. Он относился к Лазарю так именно потому, что Лазарь был болен и нищ.

Представьте, если бы в воротах его появился другой Лазарь: здоровый молодой человек, одетый в шелка. Он бы выбежал, приветствовал его и посадил бы за свою трапезу. Потому что увидел бы, что перед ним — человек. А когда он смотрел на этого нищего Лазаря, он не видел перед собой человека. Весь ужас заключался в том, что он до такой степени презирал творение Божие, что не видел перед собой человека, как будто его не существовало.

Слова Евангелия: «Смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством» (Лк. 21, 34) оказываются очень серьезным предупреждением, потому что человек, поступающий так, становится абсолютно слепым духовно — он видит только физически, он слышит только физическим слухом. Он не видит перед собой того, что на самом деле происходит.

Зачем Господу надо было перечислять грехи этого богача, которые, конечно же, все у него были? Достаточно было назвать один грех. Тот грех, о котором мы сегодня говорим, что он является главной болезнью и нашего общества, и даже самой Церкви. Достаточно было Господу назвать этот грех невидения и нечувствия страданий другого человека, как все остальное обнаружилось само собой.

Смотрите, как происходит погребение того и другого человека. Умер богатый. Конечно же, ему соорудили пышный, дорогостоящий гроб. Толпы народа сопровождают эту похоронную процессию, потому что произошло великое событие: умер столь именитый человек. Многие искренне охвачены горем. У гроба произносятся речи, может быть, даже совершается пышное церковное отпевание. Вспоминают заслуги этого человека по отношению к городу, к своему народу — может быть, даже ко всему человечеству. Затем наконец тело его погружается в могилу под торжественную музыку. Роскошные венки украшают могилу, ставится памятник, чтобы память его на земле была на века.

А как происходит погребение нищего человека? Об этом даже не упоминается в Евангелии, сразу говорится о его отшествии на небеса. А на земле, скорее всего, было так: его быстро-быстро закопали, как закапывают бездомную собаку. Существовали, наверное, и тогда какие-то дорожные спецслужбы, которые поторопились поскорее убрать его, чтобы зараза от разлагающегося тела не распространялась повсюду.

Суд человеческий, говорят святые отцы, простирается только до могилы, а там души человеческие предстают перед судом Божиим. Этот богач, одетый в порфиру и виссон, идет прямой дорогой в ад. А этот нищий со своими гнойными язвами идет прямо в рай на лоно Авраамово.

И вот, там мы видим, как богач, будучи в муках, поднял свой взор и увидел Авраама, и на лоне его Лазаря. Он впервые в жизни поднял свой взор к небу. Ни разу в жизни он не обращал свой взор ко Господу. Первый раз он обращается ко Господу, страшные страдания заставили его это сделать.

Святой Иоанн Златоуст говорит: «Благословенны все скорби и страдания, которые посылает нам Господь, когда они заставляют нас обратить свой взор ко Господу!» Сегодняшние страдания, которые дает нам Господь, для того и посланы нам, чтобы мы обратили свой взор немножко дальше и выше, чем то, что происходит с нами и вокруг нас. Чтобы исцелились от бессердечия.

Этот богач оказался в таком темном и страшном месте, куда не проникает ни единый луч милосердия. Однако он еще человек. Оттого что он человек, он знает, что человек определяется только способностью сострадания и милосердия. И он молится к Аврааму: «Помилуй мя, отче Аврааме! Пошли Лазаря, чтобы он омочил конец своего пальца и остудил немножко мой язык, потому что я нахожусь в страшных огненных муках». Страшны муки, в которые попадает душа, не узнавшая тайну жизни, тайну милосердия, тайну человека.

И он говорит: «Отче Аврааме, у меня на земле есть пять братьев. Пошли туда Лазаря, пусть Господь пошлет его на землю, и он скажет им, что ожидает их после смерти». Что это? Сострадание или, может быть, по-прежнему только себялюбие, как говорят некоторые толкователи Святого Евангелия? Потому что этот богач был, может быть, старшим из братьев и явился большим соблазном для них, говоря и показывая своим примером, что не страшно жить человеку на земле так, как ему хочется. Но слово Божие говорит о соблазнах: «Горе тому, через кого они приходят; лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море» (Лк. 17, 1—2). И, может быть, страшась горших страданий, он молит Авраама о том, чтобы пойти на землю.

Мы все помним, что отвечает Авраам. Он говорит, что есть Моисей и пророки. Если их не слушают, то если кто из мертвых воскреснет, и тех не послушают. Действительно — есть закон, есть правда, есть высшая реальность, которая доступна совести и разуму человеческому. Если человек не хочет ее воспринимать, то все остальное окажется бесполезным.

Мы знаем много таких примеров и из Священного Писания, и из нашей жизни. Всегда может человек сказать, что это галлюцинация, расстроенное воображение. Или «действительно, может быть, мир устроен сложнее, чем мы предполагали; существует другая жизнь. Только при чем тут заповеди и при чем тут Бог?» И мир все больше и больше приближается к знанию того, что жизнь глубже, таинственнее, сложнее, чем представлялось раньше. Но это не меняет внутреннее состояние душ человеческих. И явление самого Воскресения может быть только большим осуждением для человека.

Вы помните, как по Воскресении Христовом поступили первосвященники? Зная, что Христос воскрес, что они делают? Идут с проповедью о Христе воскресшем? Нет, они «собравшись со старейшинами и сделав совещание, довольно денег дали воинам, и сказали: скажите, что ученики Его, придя ночью, украли Его, когда мы спали» (Мф. 28, 12—13).

Как нам обрести это милосердие и сострадание, без которого мы не можем надеяться на спасение, и без которого слово Божие — вся глубина правды, доступной нам, — может оказаться напрасным?