Весной в Минздраве должно пройти закрытое заседание с участием организаторов здравоохранения и врачей-реаниматологов. Инициируют встречу представители благотворительных фондов. Главный вопрос, который хотят обсудить: имеют ли право неизлечимо больные или их родственники отказаться от реанимации, которая лишь продлевает страдания пациентов. Сейчас такой отказ приравнивается к эвтаназии и запрещен, пишет Lenta.ru.
В законе об охране здоровья граждан есть юридическая коллизия. В одной статье сказано, что врачи могут не проводить реанимационных мероприятий, если клиническая смерть является следствием заведомо неизлечимых заболеваний. Но не объясняется, что это такое и при каких болезнях. Есть и другая статья, которая предусматривает тюремный срок за неоказание помощи. Поэтому когда перед врачом дилемма — реанимировать или нет, он на всякий случай выбирает первое, чтобы не оказаться на скамье подсудимых.
Даже в Православной Церкви нет единого мнения о том, может ли тяжелобольной по собственному желанию прекратить свои страдания. «За последние пять лет появилось много пастырских проблем в связи с научными открытиями и новыми методами медицины, — сказал священник из города Калач-на-Дону Волгоградской области Дмитрий Климов. — Взять хотя бы внутриутробную диагностику неизлечимых заболеваний. Новые вызовы требуют новых ответов. У меня их пока нет».
В социальной концепции РПЦ говорится: «Продление жизни искусственными средствами, при котором фактически действуют лишь отдельные органы, не может рассматриваться как обязательная и во всех случаях желательная задача медицины. Оттягивание смертного часа порой только продлевает мучения больного...» Однако священнослужители спорят о том, как понять — когда уже «пора», а в каких случаях стоит еще подождать: вдруг завтра изобретут чудодейственное лекарство?
«Согласны ли вы, что развитие медицины ставит новые проблемы - в том числе перед священнослужителями? Всегда ли медики должны делать все, чтобы максимально продлить жизнь пациента? Кто и как должен решать, в каком случае какой выбор делать?» - с такими вопросами корреспондент Regions.ru обратился к священнослужителям.
Протоиерей Александр Ильяшенко, настоятель храма Всемилостивого Спаса бывшего Скорбященского монастыря на Новослободской, отметил, что, действительно, развитие медицины ставит перед врачами, духовенством, всеми нами подчас неразрешимые проблемы, и они требуют больших совместных усилий.
«В первую очередь их должны решать специалисты, которые понимают суть вопроса. Если неизлечимо больной человек отказывается от интенсивных форм медицины, которые лишь преодолевают его страдания, - в самом деле непонятно: нужно ли прислушиваться к его мнению, или, напротив, делать все возможное для продления его жизни? Это очень сложный нравственный выбор. Да, проблема существует. Как ее решать, нам не очень понятно. Специалисты пытаются делать это, и, я думаю, нужно предавать их обсуждениям гласности. На первых порах, может, и нужны закрытые заседания, но они вызывают только недоверие и тревогу. Со временем нужно перейти к открытой стадии обсуждения и принимать решение сообща», - заключил отец Александр.
Иерей Вячеслав Кочкин, благочинный Адамовского округа Орской епархии, руководитель отдела по взаимодействию с лечебными учреждениями Орской епархии, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы п. Адамовки, отмечает, что за жизнь человека нужно бороться до последнего.
«Официальное мнение Русской Православной Церкви - запрет эвтаназии, в каких бы формах это ни предлагалось. Добровольный уход человека из жизни РПЦ отвергает: жизнь дана нам Богом, и мы не вправе ее самостоятельно прекращать. Да, пока медицина не в состоянии диагностировать и вылечить все болезни. Отключают системы жизнеобеспечения, прекращают искусственно поддерживать жизнь при наступившей смерти мозга, - хотя даже это не всегда помогает родственникам и врачу принять страшное решение отключить аппарат, поддерживающий жизнь. Так что с человеческой точки зрения бороться за жизнь нужно до конца», - продолжил священник.
Он задает вопрос: «А почему сейчас вообще вопрос о максимальном продлении жизни пациента, о выборе?» «Да потому что сейчас готовится законопроект о посмертном донорстве. Поэтому вопрос о том, когда уже "пора", а в каких случаях стоит еще подождать, стоит остро, по этому поводу много споров», - продолжил батюшка.
«Современная медицина не достигла того уровня, когда она может творить чудеса, и этого не случится никогда - Господь всегда сделает так, что медицина в некоторых случаях окажется бессильна. Появляются новые заболевания, патологии, которые требуют решения новых задач. Я согласен: медицина сейчас шагает вперед семимильными шагами, не всегда согласуясь с моралью, бережным отношением к человеческому телу. Так, совсем недавно медицинская общественность решала, что можно и чего нельзя делать с геномом человека. Сюда же можно отнести и репродуктивные технологии, суррогатное материнство, проблемы перемены пола. Современная медицина в техническом плане может сейчас больше, чем способен осмыслить сам человек. Поэтому смерть, как бы ни была она страшна, тяжела – все-таки благо, которое дает нам Господь - по многим причинам. А мы боремся до тех пор, пока позволяет это нам современная медицина, исполняя свой врачебный долг до последнего», - заключил о. Вячеслав.
Священник Георгий Белодуров, клирик Воскресенского (Трех исповедников) храма Твери, заявил, что привык к тому, что врач, когда у него умирает пациент, говорит: «Мы сделали все, что могли».
«Мне кажется, это правильно. А если пациент сам просит, чтобы его не спасали, значит, он еще в неплохом состоянии. Когда проводятся реанимационные мероприятия, человек навряд ли в достаточно ясном сознании, чтобы четко принимать решение. Люди умирают по-разному: одни всех благословляют, другие всех проклинают. Поэтому если человек находится между жизнью и смертью, и если есть возможность провести реанимационные мероприятия, их надо провести. Успешно или не успешно это будет – другое дело. Бывает, что пациент отказывается ехать в больницу, подписывает официальный отказ от госпитализации, после этого умирает, и родственники сразу обвиняют врачей. А бывает и наоборот: человек абсолютно безнадежен, врачи сделали все, что могли, его отпускают домой, чтобы все мы могли вокруг посидеть, помолиться, подержать за руку, чтобы было не так страшно умирать. Так что ситуации разные, - думаю, универсального решения тут выработать невозможно. Каждый раз надо быть милостивыми, есть нормы для порядочного человека, а врачи должны выполнять свою обязанность – идти на помощь к тому, кому ты нужен», - заключил отец Георгий.
Иерей Иоанн Воробьев, клирик Николо-Кузнецкого храма, преподаватель ПСТГУ, зам.директора по воспитательной работе Православной Свято-Петровской школы, отметил, что вопрос очень сложный.
«Да, я согласен, что развитие медицины ставит перед нами новые вопросы. К сожалению, вопрос, оказывать ли медпомощь в какой-то критической ситуации или не оказывать – это вопрос ответственности за дальнейшую судьбу человека. А потом после смерти родственники задают себе вопрос: «Все ли мы сделали, чтобы спасти его?». И многие родственники могут ответить с трудом», - продолжил он.
«Думаю, окончательный ответ на вопрос не должен быть в компетенции врачей. Врачи однозначно всегда должны лечить, делать все, что в их силах. Но если сам пациент отказывается от лечения, а такое часто бывает, и если он в полном сознании, это его право и его ответственность. А если человек в бессознательном состоянии, то для его родных вопрос очень сложен. Если они адекватны, будут пытаться сделать все возможное. Но если ситуация безнадежна, то и родные могут принять решение по поводу продления лечения, и это тоже их ответственность, а не врачей. Врачи могут лишь дать некоторое экспертное заключение, сделать какие-то прогнозы, - все, что от них зависит. И если мы будем менять этот основополагающий принцип оказания медпомощи, боюсь, это будет чревато не очень хорошими последствиями», - заключил отец Иоанн.
В законе об охране здоровья граждан есть юридическая коллизия. В одной статье сказано, что врачи могут не проводить реанимационных мероприятий, если клиническая смерть является следствием заведомо неизлечимых заболеваний. Но не объясняется, что это такое и при каких болезнях. Есть и другая статья, которая предусматривает тюремный срок за неоказание помощи. Поэтому когда перед врачом дилемма — реанимировать или нет, он на всякий случай выбирает первое, чтобы не оказаться на скамье подсудимых.
Даже в Православной Церкви нет единого мнения о том, может ли тяжелобольной по собственному желанию прекратить свои страдания. «За последние пять лет появилось много пастырских проблем в связи с научными открытиями и новыми методами медицины, — сказал священник из города Калач-на-Дону Волгоградской области Дмитрий Климов. — Взять хотя бы внутриутробную диагностику неизлечимых заболеваний. Новые вызовы требуют новых ответов. У меня их пока нет».
В социальной концепции РПЦ говорится: «Продление жизни искусственными средствами, при котором фактически действуют лишь отдельные органы, не может рассматриваться как обязательная и во всех случаях желательная задача медицины. Оттягивание смертного часа порой только продлевает мучения больного...» Однако священнослужители спорят о том, как понять — когда уже «пора», а в каких случаях стоит еще подождать: вдруг завтра изобретут чудодейственное лекарство?
«Согласны ли вы, что развитие медицины ставит новые проблемы - в том числе перед священнослужителями? Всегда ли медики должны делать все, чтобы максимально продлить жизнь пациента? Кто и как должен решать, в каком случае какой выбор делать?» - с такими вопросами корреспондент Regions.ru обратился к священнослужителям.
Протоиерей Александр Ильяшенко, настоятель храма Всемилостивого Спаса бывшего Скорбященского монастыря на Новослободской, отметил, что, действительно, развитие медицины ставит перед врачами, духовенством, всеми нами подчас неразрешимые проблемы, и они требуют больших совместных усилий.
«В первую очередь их должны решать специалисты, которые понимают суть вопроса. Если неизлечимо больной человек отказывается от интенсивных форм медицины, которые лишь преодолевают его страдания, - в самом деле непонятно: нужно ли прислушиваться к его мнению, или, напротив, делать все возможное для продления его жизни? Это очень сложный нравственный выбор. Да, проблема существует. Как ее решать, нам не очень понятно. Специалисты пытаются делать это, и, я думаю, нужно предавать их обсуждениям гласности. На первых порах, может, и нужны закрытые заседания, но они вызывают только недоверие и тревогу. Со временем нужно перейти к открытой стадии обсуждения и принимать решение сообща», - заключил отец Александр.
Иерей Вячеслав Кочкин, благочинный Адамовского округа Орской епархии, руководитель отдела по взаимодействию с лечебными учреждениями Орской епархии, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы п. Адамовки, отмечает, что за жизнь человека нужно бороться до последнего.
«Официальное мнение Русской Православной Церкви - запрет эвтаназии, в каких бы формах это ни предлагалось. Добровольный уход человека из жизни РПЦ отвергает: жизнь дана нам Богом, и мы не вправе ее самостоятельно прекращать. Да, пока медицина не в состоянии диагностировать и вылечить все болезни. Отключают системы жизнеобеспечения, прекращают искусственно поддерживать жизнь при наступившей смерти мозга, - хотя даже это не всегда помогает родственникам и врачу принять страшное решение отключить аппарат, поддерживающий жизнь. Так что с человеческой точки зрения бороться за жизнь нужно до конца», - продолжил священник.
Он задает вопрос: «А почему сейчас вообще вопрос о максимальном продлении жизни пациента, о выборе?» «Да потому что сейчас готовится законопроект о посмертном донорстве. Поэтому вопрос о том, когда уже "пора", а в каких случаях стоит еще подождать, стоит остро, по этому поводу много споров», - продолжил батюшка.
«Современная медицина не достигла того уровня, когда она может творить чудеса, и этого не случится никогда - Господь всегда сделает так, что медицина в некоторых случаях окажется бессильна. Появляются новые заболевания, патологии, которые требуют решения новых задач. Я согласен: медицина сейчас шагает вперед семимильными шагами, не всегда согласуясь с моралью, бережным отношением к человеческому телу. Так, совсем недавно медицинская общественность решала, что можно и чего нельзя делать с геномом человека. Сюда же можно отнести и репродуктивные технологии, суррогатное материнство, проблемы перемены пола. Современная медицина в техническом плане может сейчас больше, чем способен осмыслить сам человек. Поэтому смерть, как бы ни была она страшна, тяжела – все-таки благо, которое дает нам Господь - по многим причинам. А мы боремся до тех пор, пока позволяет это нам современная медицина, исполняя свой врачебный долг до последнего», - заключил о. Вячеслав.
Священник Георгий Белодуров, клирик Воскресенского (Трех исповедников) храма Твери, заявил, что привык к тому, что врач, когда у него умирает пациент, говорит: «Мы сделали все, что могли».
«Мне кажется, это правильно. А если пациент сам просит, чтобы его не спасали, значит, он еще в неплохом состоянии. Когда проводятся реанимационные мероприятия, человек навряд ли в достаточно ясном сознании, чтобы четко принимать решение. Люди умирают по-разному: одни всех благословляют, другие всех проклинают. Поэтому если человек находится между жизнью и смертью, и если есть возможность провести реанимационные мероприятия, их надо провести. Успешно или не успешно это будет – другое дело. Бывает, что пациент отказывается ехать в больницу, подписывает официальный отказ от госпитализации, после этого умирает, и родственники сразу обвиняют врачей. А бывает и наоборот: человек абсолютно безнадежен, врачи сделали все, что могли, его отпускают домой, чтобы все мы могли вокруг посидеть, помолиться, подержать за руку, чтобы было не так страшно умирать. Так что ситуации разные, - думаю, универсального решения тут выработать невозможно. Каждый раз надо быть милостивыми, есть нормы для порядочного человека, а врачи должны выполнять свою обязанность – идти на помощь к тому, кому ты нужен», - заключил отец Георгий.
Иерей Иоанн Воробьев, клирик Николо-Кузнецкого храма, преподаватель ПСТГУ, зам.директора по воспитательной работе Православной Свято-Петровской школы, отметил, что вопрос очень сложный.
«Да, я согласен, что развитие медицины ставит перед нами новые вопросы. К сожалению, вопрос, оказывать ли медпомощь в какой-то критической ситуации или не оказывать – это вопрос ответственности за дальнейшую судьбу человека. А потом после смерти родственники задают себе вопрос: «Все ли мы сделали, чтобы спасти его?». И многие родственники могут ответить с трудом», - продолжил он.
«Думаю, окончательный ответ на вопрос не должен быть в компетенции врачей. Врачи однозначно всегда должны лечить, делать все, что в их силах. Но если сам пациент отказывается от лечения, а такое часто бывает, и если он в полном сознании, это его право и его ответственность. А если человек в бессознательном состоянии, то для его родных вопрос очень сложен. Если они адекватны, будут пытаться сделать все возможное. Но если ситуация безнадежна, то и родные могут принять решение по поводу продления лечения, и это тоже их ответственность, а не врачей. Врачи могут лишь дать некоторое экспертное заключение, сделать какие-то прогнозы, - все, что от них зависит. И если мы будем менять этот основополагающий принцип оказания медпомощи, боюсь, это будет чревато не очень хорошими последствиями», - заключил отец Иоанн.
