«Пять лет, проведенные с митрополитом Иоанном (Снычевым), были лучшими годами моей жизни»

Семья воспитывала меня на культе благородства - не было того, что называется воцерковленностью, но были честность, помощь ближнему, доброта. Имя Николай мне дали в память о погибшем в 1944 году при освобождении Псковской земли дяде - 26-летнем Николае Филипповиче. Верю, что, как солдат, отдавший жизнь за други своя, он также, как и святитель Николай Чудотворец, ходатайствует обо мне пред Богом.

Главными моими воспитателями в нежном возрасте были бабушка Мария Павловна и дедушка Филипп Иванович, потому что родители работали. Главой была бабушка, мамина мама, волевая и очень умная дама, которую беспрекословно слушались все в доме.

Мама, Надежда Филипповна, была, что называется, настоящей ленинградкой: красавицей с присущим ей благородным стилем во всем. Папа, Кузьма Викторович - военный, большой добряк и весельчак, более народного типа. Папа из рода потомственных учителей, и сам до Великой Отечественной войны был учителем химии и ботаники. Во время войны отец совершил несколько героических подвигов, за что был награжден медалями и орденами. Его очень долго после войны не отпускали в отставку, которую он получил лишь в 1967 году в чине полковника.

Как-то папа подарил мне учебник по истории средних веков для 6 класса, и с тех пор история стала для меня главным делом. В советской действительности царил махровый материализм, а в европейском средневековье я нашел свою духовную отчизну. Мне казалось, что это был «золотой век» человечества, оттого, что люди стремились к Богу, ведь их идеалами были подвижники и святые. Романы Вальтер Скотта, Дюма, Стивенсона и вообще книги были моими главными воспитателями.

Я находился в конфликте с отцом: ему нравилась советская героика, а мне казалось, что советская эпоха - время, когда восторжествовал хам, уничтоживший рыцарство и благородство. Мне хотелось бежать во Францию, я даже симпатизировал фашистам просто из духа противоречия, совершенно не связывая их с горем, кровью и миллионами смертей, которые они принесли моей Родине. Да что говорить, я тогда совершенно не понимал Россию, не умел ее разглядеть.

Из книжных героев мне больше нравился Рошфор, и когда я стал секретарем митрополита Иоанна, то как-то, при написании письма обратил внимание на слова «Его Высокопреосвященству». Да ведь именно так обращались в далеком мушкетерском веке, о котором я грезил в детстве, к кардиналу, и Господь привел мне в советской действительности эти же слова начертать на бумаге в письме к Ленинградскому митрополиту! А паломничества в Святую Землю! Мне в жизни уже 16 раз довелось побывать в Иерусалиме, куда путешествовали герои рыцарских романов. Как тут не благодарить Бога, дивно исполнившего детские мечты?!

Бабушка иногда ходила в храм и водила меня на Смоленское кладбище к могиле блаженной Ксении, тогда еще не прославленной святой. Помню, как люди со свечами ходили вокруг надгробия, и я понимал, что здесь – тайна, и место сие не обыкновенное, а святое. Мы ходили туда еще и потому, что в Блокаду умерло 11 человек из нашего рода. Остались лишь бабушка и мама. Все родные похоронены на Смоленке.

Как-то мы с отцом посетили Казанский собор, в котором размещался Музей атеизма. Экспозиция пестрела лозунгами «Бога нет», но так заманчиво и завораживающе была устроена, что я стал ходить туда чуть ли не каждый день, а вскоре записался в библиотеку музея, в которой было 100 тысяч томов из Петербургской духовной академии. Я открыл для себя мир христианства! Но это было время, когда даже перекреститься в стенах Казанского собора - Музея атеизма было бы идеологическим преступлением.

Родные меня усердно опекали, а парни во дворе и в школе изрядно меня мутузили, что породило стремление понять смысл страдания и предназначения человеческой жизни. Я начал искать, конечно, в литературе, в книгах экзистенционалистов. Но оказалось, что трактуемая ими свобода ничем не отличается от тоталитарной свободы материалистов, да и перед загадкой смерти они бессильны.

И вот в армии мне посчастливилось увидеть фильм «Братья Карамазовы», открывший мир Достоевского, русской религиозной литературы и мир России - мир святых. Я открыл, что главный вопрос - есть Бог и бессмертие или нет? Если мы положительно отвечаем на этот вопрос, тогда у нас есть будущее. И еще я понял, что я – русский. Тогда я открыл для себя святую Русь. Федор Достоевский, Владимир Соловьев, Николай Бердяев стали для меня теми волхвами-мудрецами, которые указали путь ко Христу, к русскому Православию.

Думаю, что во многом предопределили эту способность гены: во-первых, по папиной линии все мужчины в моем роду учителя; во-вторых, бабушкино наследство - ведь Мария Павловна прекрасно говорила, и если бы стала вдруг адвокатом, то выдающимся. Во время революционной смуты у ее семьи уцелели корова и лошадь, за что бабушку раскулачили и привлекли к суду. Но на этом судилище бабушка так блестяще выступила в защиту самой себя, что была оправдана и отпущена с миром. В-третьих, это, конечно, книги, которые я люблю и ценю.

Да, я учился на юридическом факультете ЛГУ. В те годы поступить самому в университет - это как в космос полететь. Но юриспруденция меня не интересовала, и я постоянно бегал на филологический факультет, на лекции Г.А.Бялого по Достоевскому и русской литературе, а диплом защитил на тему «Критика теократического учения Августина Блаженного о граде Божьем».

В 1979 году я познакомился с Татьяной Михайловной Горичевой на подпольном семинаре, с чего начался для меня диссидентский период. Она была лидером, была нонконформистом и ничего не боялась. Она была философом и православным человеком - как раз то, к чему стремился и я. Как сказал мне позже отец Иоанн (Крестьянкин): «Некоторые идут ко Христу через сердце, а вы по звездам. Ну, главное, что дошли, теперь никуда не надо уходить».

Татьяна ввела меня в мир культурных и религиозных диссидентов, в мир церковности. Она на тот момент уже исповедовалась, причащалась, а я еще болел бердяевщиной. В те годы я подписал очень много обращений общественности, написанных Т.Горичевой в защиту различных арестованных диссидентов. Эти обращения сразу же зачитывали по радио «Свобода», с перечислением всех подписей. Именно благодаря Тане я встретился с архимандритом Иоанном (Крестьянкиным) к которому позже попросился в духовные чада. Он согласился, и у меня осталось эпистолярное сокровище - 15 лет батюшка посылал мне открытки с Рождеством и Пасхой.

Выслали Т.Горичеву за пределы СССР в 1980 году. Меня стали вызывать на Литейный, где требовали разъяснений, почему мои подписи стоят под диссидентскими обращениями. Я отвечал, что не помню. «Как, вы отказываетесь?» «Нет, просто не хочу вводить следствие в заблуждение, я не помню». Ведь я, так же, как и следователи, учился у Лукашенко и хорошо помнил уголовное право.

В декабре 1980 года в нашей квартире обыск шел 8 часов. У меня изъяли «антисоветскую литературу»: «Смысл и истоки русского коммунизма» Бердяева! А у моей жены вытащили «Доктора Живаго», которого она укрыла за пазухой. Меня стали часто возить на допросы. Однажды следователь сказал: «Симаков, вы - не православный. Православные вслед за апостолом Павлом говорят, что всякая власть от Бога, в том числе и советская. Вы - христианский диссидент».

Когда Горичева уехала, у нас (В.В.Антонов, Е.А.Пазухин, В.А.Алымов) возник подпольный православный святоотеческий семинар для самообразования. Семинар проходил в виде чаепития и существовал с 1981 по 1988 годы. Я делал доклады по отцам Церкви и церковной истории. В семинар входило человек 20, многие из которых ныне - священники Русской Православной Церкви.

В 1988 году, когда праздновалось 1000-летие Крещения Руси, официальный атеизм закончился, и началось православное возрождение, а наш семинар развалился, так как слушатели разделились на православных славянофилов и экуменистов. В тот же год отец Владимир Цветков предложил мне создать и возглавить Общество русской православной культуры Игнатия (Брянчанинова). Цели его были миссионерско-просветительские, а святитель Игнатий - как идеал, на который мы будем ориентироваться: святоотеческая традиция в Православии, не экуменизм, не модернизм.

Устав Общества в мае 1989 года был одобрен тогдашним Ленинградским митрополитом Алексием (Ридигером). К этому времени из-за границы приехала Таня Горичева и привезла 100 тысяч отпечатанных за свой счет экземпляров «Добротолюбия», 90 тысяч которых мы бесплатно передали епархии. Первые лекции Общества были прочитаны в здании Двенадцати коллегий, на них приходило около 100 человек и слушали так, что мне казалось, будто я пою - настолько велика была духовная жажда.

В 1990 году на кафедру заступил новый владыка - митрополит Иоанн (Снычев), нас познакомили, и я попросил его разрешения проводить собрания Общества в Духовной академии. Он разрешил, и пришел на собрание сам. Зал был полон, сидели миряне, священники, депутаты - это была встреча народа со своим пастырем, встреча с Церковью. Митрополит предложил свою кандидатуру на пост почетного председателя Общества. А отец Владимир Цветков был против, не желая жестко подчиняться владыке. Получилось двоевластие.

К 1992 году среди членов Общества началось брожение, я решил уйти, чтобы отец Владимир остался председателем, но дошло до того, что наше дело разбирал митрополит Иоанн. Вызвал он нас к себе и говорит: «Был у нас, когда я служил в Саранске, один замечательный батюшка. Ну такой хороший! Женщины-прихожанки особенно его любили. Но когда мы его перевели из одного храма в другой, они нам письмо написали: "Если вы нашего батюшку переведете, нам ваша церковь не нужна". Отец Владимир, надо вести не к себе, а к Богу! А то Общество Игнатия Брянчанинова переродилось в общество Владимира Цветкова».

Организация разделилась на тех, кто остался со священником Владимиром Цветковым, и кто остался с владыкой Иоанном. Большая часть его членов перешла в новообразованное Епархиальное училище, которое возглавил митрополит Иоанн.

В 1990 году владыка назначил меня ответственным секретарем журнала «Епархиальные ведомости». Епархия носила тогда название Ленинградской, а митрополиту Иоанну очень хотелось, чтобы ведомости были Петербургские, и он благословил такое название, а через год наша епархия стала Санкт-Петербургской! Первый номер давался очень тяжело по неопытности, но, когда он все-таки вышел, владыка чрезвычайно обрадовался. Тираж первого номера был огромен - 50 тысяч экземпляров, потом все меньше, но первый был самым востребованным - религиозной литературы тогда не было, и журнал заменял все.

Самое главное ощущение от владыки Иоанна то, что в нем соединялось, казалось бы, несоединимое. С одной стороны, он был кроток и застенчив, почти как ребенок, и в то же время, властен и непреклонен. Он был «народный архиерей» и встречался со всеми. Он внутренне молитвенно, ревностно относился к судьбе Православия и к судьбе русского народа. Он очень переживал за хлынувшие к нам секты, подвиг нас на выпуск специальной книги против ересей.

Я помню, когда владыка Иоанн начал писать статьи в газеты, в Духовной академии был страшный испуг. Его секретарь мне сказал: «Ты читал "Советскую Россию"? Владыка написал статью "Что значит быть русским?" Что теперь будет!!!» Все, и я тоже, боялись, что КГБ не оставит этот факт без реакции. Лишь владыка не боялся. Он вообще не боялся, он был со Христом. Он просто так не благословлял, а сначала молился и мог даже почувствовать, состоится то, что просят благословить, или нет. Он был подлинным лидером русского возрождения второй половины 20 века.

Пять лет, проведенные с митрополитом Иоанном (Снычевым), были лучшими годами моей жизни. В лице митрополита Иоанна и в лице старца Иоанна (Крестьянкина) я увидел праведников еще здесь, на земле. Они были праведники и исповедники: старец Иоанн сидел несколько лет в лагерях, а на владыку Иоанна шли гонения, ведь скончался он за передачу Лавры Церкви.

В 1992 году я создал Общество русской православной мысли имени Ивана Ильина, заседавшее в Духовной академии несколько лет. Общество ставило своей целью защиту Православия, русской культуры, русской мысли от современных лжеучений, от вызовов времени.

Иван Ильин был открыт в 90-е годы и стал русским национальным мыслителем православного возрождения. Он был запрещен в 1970-е годы, я его не знал, а ведь И.Ильин и И.Шмелев были национальными, православными мыслителями, чем сильно отличались от либерально настроенных философов Соловьева и Бердяева.

Когда митрополит Иоанн (Снычев) прочитал об И.И.Ильине, он сказал, что «это пророк, то, что он писал, сбылось в наше время». Ильин пророчествовал, что «Россия снова возродится, когда в сердце русского человека вновь появится престол для Бога и престол для Царя». В конце 20 века эти слова задавали вектор роста, потому что время было тяжкое: распад страны, поклонение золотому тельцу, человек стал предметом купли-продажи.

Сейчас Общество уже не существует, но в те годы Ильин стал для нас путеводной звездой. Его слова: «В зримом умирании России происходит незримое ее воскресение. Да славится в нас Пасха Христова!» давали силы жить.

На паломническую службу меня благословил еще владыка Иоанн в 1996 году. Мы тогда впервые поехали на Кипр вместе с протоиереем Геннадием Беловоловым как представители Санкт-Петербургской епархии. После этого я начал возить паломников на Святую Землю, в Грецию, в Италию, в Черногорию и по монастырям России.

Мы беседуем с паломниками - это возможность приобщить людей к основам православного мировоззрения, что очень важно, ведь сегодня русский народ крещен, но не воцерковлен. Цель поездок - катехизация и воцерковление. Люди едут самые разнообразные, многие воспринимают Православие как обрядоверие (поставить свечи, поцеловать иконы, а не покаяться в грехах) или как часть политики. И то, и другое к спасению души не ведет.

Самыми важными для меня стали встречи со Святой Землей. Свои впечатления я изложил в новой книге «Иерусалим и Святая Земля», тираж которой только что получил. В книге в форме записок рассказана история большого количества христианских святынь, встречающихся на наших паломнических маршрутах.

Ожидания, с одной стороны, оправдались. Самое главное, Церковь вышла из катакомб, открыто десятки тысяч храмов, монастырей, миллионы людей вернулись в лоно Православной Церкви. С другой стороны, за 20 лет, с момента разрушения Советского Союза, произошла жуткая нравственная деградация тех, кто не пришел к Богу. Все их ценности оказались разрушенными, кроме денег.

Таких страшных гонений, как в 20 веке, Русская Православная Церковь не переживала никогда, но, вместе с тем, и такого православного возрождения мы не знали. В 2000 году было Торжество Православия, Церковь праздновала победу - 1200 новомучеников и исповедников Российских были прославлены в лике святых. С этого момента начался новый отсчет времени в России.

Вспомните, Церковь в Отечестве воссоединилась с Зарубежной Церковью, а ведь они нас не любили, считали безблагодатной «красной» Церковью. Именно кровь мучеников стала основанием для воссоединения. На русской Голгофе омыта кровью новомучеников вся Россия, а мученики - первые, чьи молитвы слышит Господь, потому что они максимально исповедовали веру. Кроме того, 26 миллионов русских солдат, которые положили душу свою за други своя - это тоже жертва на алтарь Бога и Отечества. Только благодаря Святой Руси, которая на Небесах постоянно молит о нас Господа, мы с вами и существуем.

А мы, к сожалению, подвиг новомучеников не до конца понимаем, не ценим, а надеемся на какие-то политические, экономические технологии. Только Христос может спасти Россию. Но Он может спасти только ту Россию, которая нуждается во Христе.