О диктатуре главреда

На днях прочел книгу «В лаборатории редактора» Лидии Корнеевны Чуковской, дочери известного советского писателя, проработавшей в должности редактора несколько десятилетий. Это книга является настольной для любого человека, занимающегося редактированием. Л.К.Чуковская занималась редактированием художественной литературы, но, прочитав ее книгу, становится ясно, что между редактированием художественной литературы и редактированием публицистических материалов много общего, в сущности, редактирование в обоих случаях осуществляется одними и теми же приемами. Поэтому примеры и рассуждения, приведенные в этой книге, с полным основанием можно применить и к редактированию публицистики, к работе главного редактора того или иного средства массовой информации, занимающегося информационной и публицистической деятельностью. В данной статье я не буду касаться ни религиозной принадлежности, ни идеологических симпатий Лидии Корнеевны. Я обращаюсь к ее мнению как к позиции эксперта в области редактирования.

Мое внимание привлекли рассуждения Лидии Корнеевны о сущности редакционной политики, о том, кто и как ее определяет. По ее мнению, определение редакционной политики издания является прерогативой главного редактора. Вмешательство в этот процесс иных лиц, считает Л.Чуковская, приводит к негативным последствиям. Лидия Корнеевна затрагивает тему, которая и поныне вызывает различные толкования. На собраниях сотрудников редакции «Русской народной линии» неоднократно поднимался вопрос о редакционной политике РНЛ. Обсуждение этой темы неизменно выявляло, по крайней мере, две полярные точки зрения: согласно первой позиции, в определении редакционной политики издания имеют право принимать участие все сотрудники издания путем голосования или внутриредакционной дискуссии; в соответствии со второй точкой зрения, главный редактор имеет исключительное право (прерогативу) на определение редакционной политики издания. Лично мне более правильной видится вторая точка зрения. Эта позиция получила довольно убедительное обоснование в книге Лидии Корнеевны Чуковской «В лаборатории редактора». В связи с этим хотел бы привести несколько цитат из этой книги, которые, на мой взгляд, содержат веские доказательства в пользу исключительного права (прерогативы) главного редактора на определение редакционной политики издания:

«Но как понижается сила воздействия на читателя авторского слова, всего целостного напора художественных средств, когда повесть, роман, рассказ попадает в руки холодные и непрофессиональные, способные лишь к элементарным арифметическим и административным действиям; когда в издательстве нет ни боевого редакционного коллектива, состоящего из людей, дорожащих "тем же и так же", ни коллектива общеиздательского, способного осуществлять замысел редакционный и авторский; когда никакой художнической родственной связи между отделами издательства нет, а есть связь чисто внешняя - общий коридор; когда ни редактор, ни редакция собственного мнения о рукописи не имеют и потому жаждут заимствовать его у других! Работа редактора сводится тогда к посылке рукописи на многочисленные рецензии, к попытке извлечь из противоречивых суждений нечто связное, сгладить противоречия, сблизить противоположности, предъявить это "среднее арифметическое" автору и потом, проведя некую общеобязательную "правку", следить за тем, чтобы принятая рукопись в соответствии с графиком передавалась из отдела в отдел...»

«А ведь в действительности рецензий на одну книгу подчас бывает не две, а три и четыре; один рецензент высказывается "за" книгу, другой "против" нее, третий "за", но при условии коренной переработки, - и редактор, не имеющий собственного мнения о повести и собственной позиции в искусстве, упорно месяцами раскладывает вокруг рукописи пасьянс из разноречивых рецензий в чаянии привести их к какому-нибудь единству, и месяцами, а то и годами длится вокруг рукописи "игра в мнения", запутывающая, а не проясняющая перед автором его литературную тропу...»

«Если у редакции - и у редактора как ее члена - нет своего лица, своего строго обоснованного принципа отбора рукописей и суждения о каждой; если редактор не в состоянии сделаться главой "малого" издательского коллектива, осуществляющего превращение данной рукописи в книгу; если он всего только заказчик и приемщик рецензий и передатчик рукописи в соседние отделы, а не организатор-художник, властно подчиняющий единому художественному редакционному замыслу все элементы, составляющие книгу: текст, шрифт, заставки, рисунки, обложку, - в свет выходит либо нечто безликое и серое во всех отношениях, либо, в лучшем случае, доброкачественное в одном и безликое, а то и противоречивое во всех других».

«Хорошая книга не может явиться на свет в результате механической передачи рукописи сначала на рецензии, а потом из одного цеха в другой, из отдела в отдел. Хорошая книга - плод творческих согласованных усилий всего коллектива издательства, всех его цехов. Человеком, держащим в своих руках все нити работы над книгой - работы по осуществлению общего редакционного замысла, а потом труда художника, корректора, техреда, - должен быть и нередко бывает редактор. Это он заранее, еще в ту пору, когда работа над рукописью не закончена, обдумывает вместе с автором и работниками "художественной части", кому из художников близок ее материал, ее настроенность, кто из них мог бы стать "сотворцом" ее; это он вводит художника в историю создания книги, указывает на ее сильные и слабые стороны, беседует с ним о замысле и о тональности повествования, о стилистических особенностях авторского письма. Это он, когда рукопись накануне сдачи в набор передается в корректорскую, разъясняет корректору особенности интонационной манеры автора и советуется с ним, как с помощью пунктуации сделать эти особенности внятными; он участвует в совещаниях техреда и художника; он вместе с директором и финансовым отделом издательства следит за тем, чтобы в момент наивысшего рабочего напряжения - в тот момент, когда автор, по просьбе редакции, осуществляет какие-нибудь особенно сложные переделки - материальные трудности не отвлекали его от работы. Это он, редактор, создает вокруг рождающегося произведения тот дух единства и требовательности, который способствует росту живого организма, именуемого книгой».

«Представим себе на минуту, что борца или пловца тренирует не один тренер, а сразу двое или трое, вместе или по очереди, причем каждый по своей системе. Будет ли от этой тренировки толк? Представим себе, что актер сначала работает под руководством одного режиссера, потом другого - из другого театра, а на генеральной переходит в ведение третьего. Будет ли у роли рисунок? (...) Разноязычие подсказок действует на целеустремленность губительно. Для рождающейся вещи столь же губительна и многорукость прикосновений. Под напором разноязычья и многорукости уничтожается в первую очередь то, в чем творящая воля воплощена всего полнее, - стиль. Из определенного, выраженного или из намечающегося, нарождающегося он становится безликим - никаким. Ими же, разноязычием подсказок и многорукостыо прикосновений, уничтожаются художнические навыки труда, культивируются другие навыки - ремесленнические». «Множественность и несогласованность требований приучает писателя делать свое дело механически, зачеркивать и переставлять слова, уже не вкладывая в них чувства и образы. Поправки, сделанные разными руками или одной, авторской, но уже охлажденной рукой, неминуемо выпадают из ритмического движения и тем самым в большой степени лишают отрывок власти над читательским сердцем. Писатель приучается идти навстречу разноголосице, уже не разжигая в себе для исполнения каждой поправки костер мыслей и чувств, а холодно, рассудочным способом - откуда тут взяться ритмической властной волне!» Как справедливо в свое время заметил Максим Горький, «талант - как породистый конь, а если дергать повода во все стороны, конь превратится в клячу».

«Когда книга закончена, когда она уже вышла в свет - дело другое. Чем больше суждений о ней, самых разнообразных, услышит писатель, тем для него полезнее. Тут многоязычие не страшно - напротив, оно помогает писателю осознать и выбрать собственный путь, от одного оттолкнуться, а другому распахнуть душу, на чем-то настаивать, от чего-то отказываться. Только заглянув в это бездонное зеркало - в восприятие многотысячного читателя, автор может увидеть себя и свое творение в истинном свете. Книга для того и пишется, чтобы каждый, вне зависимости от уровня и подготовки, откликнулся на нее по-своему, в соответствии с собственными духовными потребностями. И ничто в такой степени не учит писателя, не показывает ему его удачи и промахи, как это многотысячное приятие или отвержение. Читательский суд - лучшая школа для литератора. Однако это относится к уже законченному, всесторонне выверенному, нашедшему свою форму произведению. Пока же художник еще работает над своим созданием, пока мысль еще не воплощена вполне, а форма не затвердела окончательно, пока создается второй, редакционный вариант, - ничто не может быть вреднее для литератора, чем звучащее вокруг разноречье. Воздействовать на рукопись можно единолично, можно коллективно, однако нельзя, не вредя ей, воздействовать на нее без единого и точного художественного плана».

В качестве заместителя главного редактора «Русской народной линии» я контактирую со многими нашими авторами, довольно часто встречаюсь с ними, общаюсь по Интернету и телефону. Нередко авторы высказывают свое мнение по поводу редакционной политики РНЛ, иногда с одобрением, а иногда с осуждением, порой даже пытаются повлиять на редакционную политику издания с тем, чтобы изменить ее, направив ее в желательном для них русле. Одни авторы настаивают на том, чтобы РНЛ не упоминала имя Сталина, другие, напротив, предлагают чаще вспоминать славные дела советского лидера, одни авторы говорят, что РНЛ должна популяризировать деяния Солженицына и Столыпина, иные считают, что этого ни в коем случае нельзя делать, одни высказываются за вступление России в ВТО, другие - против. Вопросов, по которым мнения наших авторов расходятся, великое множество, одно их перечисление заняло бы несколько страниц. Более того, авторы довольно часто высказываются друг о друге вплоть до того, что предлагают игнорировать того или иного автора. Ситуация порой доходит до абсурда. Не буду упоминать имен, но однажды мне пришлось говорить сначала с автором X, а затем с автором Y, так вот автор X довольно убедительно доказывал мне, почему «Русская народная линия» не должна публиковать автора Y, в свою очередь автор Y умолял нас ни в коем случае не публиковать автора X.

Если бы главный редактор «Русской народной линии» не только прислушивался к тому, что говорят авторы, но и старался бы воплощать их советы, рекомендации и предложения, то работа РНЛ, по моему глубокому убеждению, застопорилась бы, и была бы в принципе невозможна, поскольку очень часто рекомендации авторов носят взаимоисключающий характер. Если же исполнять советы одних авторов, игнорируя рекомендации других авторов, то такая позиция редакции будет непременно вызывать ропот со стороны проигнорированных. Некоторые авторы предлагали создать некий общественный совет при «Русской народной линии», который вместе с главным редактором определял бы редакционную политику РНЛ, однако это предложение следует признать нереалистичным, так как православно-патриотическое сообщество, в том числе авторы РНЛ, до сих пор так и не смогли продемонстрировать способность достигать согласия по многим вопросам. Создание общественного совета при РНЛ, на мой взгляд, не только значительно усложнило бы и замедлило работу издания, но и ухудшило бы качество его публикаций. Кроме того, весьма велика вероятность того, что учреждение этой инстанции приведет к деморализации редакционного коллектива, получающего в условиях многоначалья разноречивые указания, к снижению трудовой мотивации и творческого потенциала сотрудников РНЛ.

Определение редакционной политики из нескольких центров губительно сказывается на издании, более того, как показывают многочисленные примеры, такой подход нередко приводит к самоликвидации самого издания. Редакционная политика должна единолично определяться главным редактором, который может советоваться с другими лицами только после создания публицистического продукта, если, конечно, он не намерен собственноручно уничтожить издание. В противном случае, издание, редакционную политику которого определяют несколько человек, обречено на увядание и в конечном итоге на гибель. По моему глубокому убеждению, главный редактор должен быть автократом или даже диктатором, который самолично, единолично определяет редакционную политику вверенного ему издания, только в этом случае издание может быть процветающим. Демократия в редакции смерти подобна. Нет более простого и действенного способа уничтожения издания, чем позволить нескольким лицам определять его редакционную политику. Именно поэтому я совершенно искренне восклицаю: Да здравствует диктатура главного редактора! Да здравствует процветающее издание!

Александр Тимофеев, заместитель главного редактора «Русской народной линии»