Сериал «Раскол» как провокация

Устами твоими притворяется враг,

20 сентября на РНЛ была опубликована статья игумена Даниила (Гридченко), благочинного Ново-Иерусалимского монастыря, под названием «Апология раскола?», где, между прочим, сказано: «Сам факт, что фильм на церковную тематику... появился на нашем, извиняюсь, полудебильном телевидении не только и даже не столько радует, сколько настораживает. И хотя авторы утверждают, что дело обошлось без провокационной составляющей, верится в это с трудом. Тут и конспирологии особой не требуется – лишний раз пнуть Московскую Патриархию считается сейчас чуть ли не правилом хорошего тона. Да и начавшаяся реставрация любимого никоновского детища – Ново-Иерусалимского монастыря – чем не повод – как тут не нагадить по-интеллигентски?» Хочется несколько развить мысль отца игумена.

Самое для меня удивительное в феномене наших дней под названием «Художественный сериал "Раскол"» - его восторженное приятие некоторой частью православной публики. Я не оговорился: именно публики. Просто язык не поворачивается назвать православным народом Божиим людей, которые восторгаются представленной в фильме злой клеветой на святейшего Патриарха Никона, клеветой на нашу Церковь, клеветой на царскую Россию.

Эта соблазнительная вещь прельщает имеющимися в ней сценами благочестия – дабы обыватель, попавшись на указанную приманку, не задумываясь заглотил бы весь предложенный недоброкачественный продукт. Этот фильм – «повапленный гроб», снаружи кажущийся красивым, а внутри исполненный костей мертвых и всякой нечистоты.

Святейший Никон – масштабная личность, один из столпов русского церковно-государственного здания. Похоже, такие фильмы, как «Царь» Лунгина и «Раскол» Досталя как раз и призваны расшатать в сознании православных людей основы Русского Дома. Первый из названных фильмов – в очередной тысяча десятый раз опорочить личность одного из самых выдающихся русских самодержцев; второй – личность одного из самых выдающихся предстоятелей Русской Церкви.

2.

Преодолев Смуту, Россия уверенно встала во главе Православного Мiра. Ее вера должна была являться образцовой, распространяя свет Православия во все концы Земли. Книги, службы – весь строй духовной жизни должны были являть идеал в смысле соответствия апостольским и святоотеческим преданиям. Во многом благодаря святейшему Никону нарождавшаяся тогда Российская Империя была избавлена от господства провинциализма в делах духовных. Западная Церковь в IX веке не преодолела провинциализма, памятником чего служит искаженный Символ веры, что был утвержден Аахенским Собором 809-го года под давлением императора Карла Великого.

Выведенный в сериале «Патриарх Никон» - фантом, имеющий мало общего с реальной личностью, ибо представлен человеком, всеми силами добивающимся власти и мiрской славы, делающим добрые дела только напоказ с единственной целью – упрочить свое влияние. Выходит, что Никон – человек, всех обольстивший и всех обманувший, и в числе первых – простодушного Царя Алексея Михайловича.

Что же мы имеем в реальности? Никиту, родившегося в крестьянской семье села Вильдеманова Нижегородской области, в младенчестве оставшегося без матери. Одаренный отрок рано выучился грамоте. Чтение книг сообщило ему тягу к аскетической жизни. Поэтому в 12 лет он бежит из дома в Макарьевский Желтоводский монастырь. По достижении зрелого возраста, он был вызван из монастыря и вступил в брак, показывая послушание родителю. На 21-м году Никита был выбран в священники крестьянами соседнего села, откуда, по настоянию московских купцов, обративших внимание на истовое служение молодого священника, был вызван в столицу. Через 10 лет, после кончины детей, он убеждает супругу постричься, а сам удаляется на Соловецкие острова, в Анзерский скит, где становится духовным чадом прп. Елеазара Анзерского, от коего и приемлет пострижение. Если бы Никон был честолюбцем, неужели бы он удалился из столицы православного царства на край света?

После Анзерского скита он подвизается в Кожеезерском монастыре Каргопольского уезда. Поступив в число братии, он не искал чести – напротив, удалился на остров ради скитского жития, являясь в обитель только на богослужения. Со временем, братия избрала его игуменом, как и прежде крестьяне – священником. Но промысел Божий (для авторов сериала, видимо, такие категории просто не существуют, у них повсюду «ее величество интрига») вел его, духовно окрепшего, снова в столицу православного Царства. С игуменом знакомят Царя. Сердце же Царя – в руке Божией. Знакомство перерастает в дружбу. И разве это не удивительно? Сын крестьянина становится другом Царя! В какой стране такое еще могло быть? Только в той, где благочестие, близость к Богу ценились несоизмеримо выше происхождения и мiрской славы. Только в России Царь (Иоанн Грозный) мог нести на плечах на погребение тело нищего (Василия Блаженного). Никон ради духовной помощи Царю был оставлен в Москве – архимандритом Новоспасского монастыря.

Затем он становится митрополитом Новгородским, и в Новгороде не оружием, но силою духовного авторитета усмиряет бунт, рискуя при этом жизнью. Он был избит до полусмерти каменьями и дубьем – так, что изо рта, носа и ушей хлынула кровь. Бунтовщики от него отступились, почитая умершим. В фильме этого нет – там его всего лишь слегка потолкали. Причина же ненависти к митрополиту в том, что он не выдал царского воеводы на растерзание толпе. Это ли не высший подвиг любви – отдать свою жизнь ради спасения ближнего? Полуживой митрополит встал и пошел служить литургию, после чего один дерзнул идти в собрание тех, кто только что едва не лишил его жизни.

Самоотверженность, уверенность в своей правоте и смелость иерарха погасили тогда пламя бунта. Станет подобным образом поступать честолюбец, домогающийся патриаршей власти? Конечно, нет. Поэтому данный эпизод из жизни святителя, лучше всего характеризующий его как личность, в фильме не представлен.

Митрополит предал бунтовщиков, которые уже договаривались со шведами о сдаче им города, анафеме. После прекращения бунта новгородцы слезно просили своего архипастыря о разрешении от анафемы, что вскоре и получили. Судопроизводство над бунтовщиками Царь отдал в руки митрополита, и суд его был милостивым: только один человек был приговорен к казни, десять – сосланы в Сибирь, все остальные – помилованы. Он ходатайствовал перед Царем о прощении своих личных обидчиков!

3.

Кстати, о судопроизводстве. Если отталкиваться от сериала, этой жуткой фантасмагории, можно прийти к выводу, что оно на Руси было практически незнакомо. Без суда и следствия отрезают людям языки. Воевода по одному своему капризу готов утопить в Волге священника только за то, что тот не благословил его сына за выбритое последним лицо. «Житие протопопа Аввакума» говорит иначе: воевода приказал столкнуть его в воду (без камня на шее) – за «безчестие» воздав безчестием, вовсе не покушаясь на убийство свободного человека. Если судить по сериалу Досталя, в России законов вообще не знали. Единственным законом был произвол начальников. Оказывается, они могли отдать на съедение комарам по своей прихоти не заключенного, а свободного человека – казака, и все прочие казаки, будто бы, это безропотно стерпели. Однако если казаки были столь забитыми и безмолвными, как же они всю Сибирь завоевали? Как могли малыми силами наносить поражения туркам с татарами? Наконец, как восстания поднимали? Если в России единственным законом был произвол начальников, для чего нужно было разрабатывать свод законов – Соборное Уложение 1649 г.? Для чего потребовалось печатать это Уложение рекордным для того времени тиражом? Ведь только с 1650 по 1654 г.г. вышли три издания, и было продано 1173 экземпляра Уложения.

Весьма своеобразная шкала нравственных ценностей у выведенных Досталем «русских начальников». За грубое слово – мучительная казнь. За невиданное кощунство (по крайней мере, ни анналы истории, ни «Житие протопопа Аввакума» ничего подобного не сообщают) – битье плетьми. Речь идет о представленной в фильме омерзительной сцене совершения полового акта в стенах храма Божия. Между тем, Соборное Уложение 1649 г. предписывает хоть за святотатство, хоть за богохульство подвергать смертной казни. Здесь же - нечто худшее святотатства, и богохульство действием. Понятно, что Досталю, автору фильма начала «мутных девяностых» под названием «Маленький гигант большого секса» тема греет сердце... Но что привлекательного находит здесь «православная публика», мне непонятно.

Что же послужило толчком для изобретения этой омерзительной сцены? Может быть, своеобразный поступок самого прот. Аввакума, этого кумира вечно диссидентствующей интеллигенции? Согласно «Житию», будучи в Тобольске, он прямо в храме высек ремнем архиерейского дьяка. Этот незлобивый, по сериалу, человек, «великий терпеливец» в том же Тобольске приказал бросить внезапно умершего своего обидчика боярского сына Петра Бекетова «на снедение псам», только на третий день тело несчастного было взято с площади и погребено по-христиански. И вообще, личность прот. Аввакума представлена искаженной. В фильме это какой-то брюсовский «юноша бледный со взором горящим», живая икона, а в реальности – человек недюжинной физической силы, который однажды разгоняя глумливых скоморохов, избил не только их, но и медведя, коего они с собой водили. Правда, в фильме эта сцена присутствует, но она какая-то неубедительная: медведь какой-то слишком ручной, вялый: наверное, перед съемками бедному животному какую-нибудь гадость вкололи.

Хитрость, в соответствии с сериалом, будто бы присущая Патриарху, в действительности была достоянием Аввакума. Патриарх не пишет ни о каких своих «чудесах». Зато у Аввакума их хоть отбавляй. Согласно «Житию», его и ангел в темнице щами кормит, и протопопу Муромскому Логину, который без рубашки был посажен в темницу, ангел шубу и шапку выдает. По какой же причине Логин в темнице без рубашки остался? Прот. Аввакум и это описывает (расстрижение Логина): «Остригше, содрали с Логина однорядку и кафтан. Он же разжегся ревностию божественного огня, Никона порицая, и чрез порог алтарный в глаза ему плевал, и, распоясався, схватя с себя рубашку, в алтарь Никону в глаза бросил. Чудно! Растопоряся, рубашка покрыла дискос с Телом Христовым и Престол». Вот такими раскольники, называвшие Никона «овчеобразным волком», сами были «кроткими агнцами». А сколько Аввакум пишет об исцелении им самим больных и бесноватых! И совершенно в неправославной традиции. Апостолы: Павел, Иоанн, Лука пишут о себе в третьем лице, когда говорят о явленных через них божественных силах, также и святые отцы. И только Аввакум пишет о себе в первом лице. По складу души он был скорее протестантом, чем православным.

4.

В сериале Патриарх представлен форменным неврастеником. Однако лично меня ни один режиссер, ни один актер, ни один писатель, ни один историк никогда не убедит в том, что архипастырь, умевший организовать образцовый порядок и божественное благолепие на богослужении (а все внешнее – отражение внутреннего строя души) – неуравновешенный человек. Пусть он бывал резок – эта поверхностная резкость – рябь, время от времени появляющаяся над толщею океанской бездны. Впрочем, я не представляю, кто на его месте мог бы оставаться спокойным, если после великого входа на литургии тебе, священнодействующему, плюют в глаза и швыряют на св. Дары, стоящие на Престоле, нечистую рубашку. Вот что пишет архидиакон Павел Алеппский о служении Патриарха Никона: «мы были поражены изумительной правильностью и порядком всех ... церемоний и священнодействий. Несмотря на то, что мы чувствовали сильный холод и великую усталость вследствие долгого стояния без движения, мы забывали об этом от душевного восхищения, созерцая такое торжество Православия...».

Церковный историк граф М.В.Толстой так оценивает Патриарха: «Соединяя необыкновенный ум с возвышенным духом и непоколебимою твердостию воли, Никон обладал чудною нравственною силою, влиянию которой невольно подчинялось все окружающее. Доказательством служат, с одной стороны, безусловная к нему преданность большей части его приближенных, любовь народа, привязанность и неограниченная доверенность Царя; с другой – мелкие козни царедворцев, не находивших средств действовать прямо против громадной личности, перед которою все враги являются какими-то пигмеями».

В сериале Патриарх выведен не постоянно служащим и спокойно-величественным, но вечно мятущимся, бранящимся со слугами и долго лежащим в постели. Многие обвиняли и продолжают обвинять святейшего Никона в гордости и надменности. Это происходит от непонимания внутренней жизни истинно великого человека. Может быть, для кого-то покажется убедительным психологический портрет подобной личности, начертанный Аристотелем в череде прочих психологических типов в «Никомаховой этике» - в древности истинно великие люди встречались чаще, и подобные портреты писать было проще. Мы помещаем его в Приложении. На наш взгляд, наиболее существенные черты, указанные Аристотелем, соответствуют личностям, которые св. Церковь именует великими: напр. Антонию Великому, Василию Великому, Афанасию Великому, Макарию Великому, Пахомию Великому и прочим.

5.

Интересно, в каком страшном сне приснилось Досталю, что Патриарх Никон призывал вести русские войска на Стокгольм? Может быть, он располагает сведениями, будто у него где-нибудь на Соловках была спрятана эскадра подводных лодок, готовая по одному мановению воинственного Патриарха выйти в поход хоть на Стокгольм, хоть на Амстердам, хоть на Лондон?

Для чего Досталю потребовалась в качестве персонажа игумения-стриптизерша? Я еще могу, изрядно напрягши воображение, представить в XVII веке игумению-блудницу, но чтобы перед тем, как соблудить, она стриптиз устраивала – это уж, извините, через край.

Если останавливаться на всех ляпах фильма, никакого времени не хватит. Обратимся к основной теме. Ясно, что вся вина за раскол возложена на Патриарха. Он выставлен каким-то сумасбродствующим модернистом (хотя религиозные модернисты, как показывает опыт, стремятся не к художественному совершенству, а к упрощению и опошлению всего, за что берутся) и человеком крайне нетерпимым. На него возведена прямая клевета, будто бы он выступал за анафематствование людей, державшихся ставших привычными обрядов. В действительности он был против таких крутых мер. Эти меры – результат Собора 1666-67 г.г., осудившего Патриарха. Лишь после произнесенной Собором анафемы раскол и принял ожесточенный характер. После утверждения приговора Собора Царем державшиеся ставших привычными обрядов за одно это были объявлены раскольниками со всеми вытекающими отсюда последствиями: казнями, заключениями, конфискацией имуществ и т.д. Если бы Патриарх оставался Патриархом, ничего бы этого не было. Он не цеплялся за власть: увидев, что ему не хотят подчиняться по доброй воле, ушел, ибо он архиерей милостию Божией, а не тиран.

Митрополит Иоанн Снычев дает следующее опровержение «властолюбию» Патриарха: «Да, Никон увеличивал церковные имения вопреки Уложению 1649 г.... Он фактически упразднил Монастырский приказ, который должен был ведать духовенство по гражданским делам. Но в то же время никогда еще в казну государства не поступало столь великих церковных сборов, как при Никоне. На случай войны сам Патриарх выставлял в поле 10000 ратников; еще столько же воинов давали монастыри. Тем, кто обвиняет Никона в неуемном властолюбии, недурно бы подумать о том, какое применение могла найти эта армия в начавшейся распре Царя и Патриарха, если бы последний действительно был властолюбив.» («Русская симфония»).

6.

Отойдя от Патриаршества (но не от паствы, за которую день и ночь продолжал молиться), святейший Никон скорбел о судьбе России, над которой теперь тяготел гнев Божий. Возможно, Россия избежала новой всеобщей смуты только благодаря кротости своего Патриарха и его молитвам. Приведем слова архиепископа Серафима Соболева: «В предчувствии несравненно больших несчастий, ожидавших Россию за отнятие церковного имущества и за поглощение государственною властью церковной, Никон не мог не обратить внимания Царя Алексея Михайловича на свое страшное сонное видение, бывшее ему в 1661 г. в церкви Новоиерусалимского монастыря за утреней. Св. Петр, митрополит Московский, явился Патриарху и повелел предупредить Царя Алексея Михайловмича, что Богу не угодны его посягательства на церковное имущество и восприятие им на себя архиерейского суда; святитель угрожал страшным наказанием Божиим за поступки Царя, которое разразится над царскою властью в России. Это наказание было показано в видении Никону в виде необычайного огненного пламени, исшедшего из московского Успенского собора и поглотившего царский дворец.» («Русская идеология»).

Патриарх Никон, на наш взгляд, лучше любого из своих современников понимал сущность симфонии властей в христианском государстве. Этим он современен и этим же он ненавистен врагам русского дела. Святейший, не обинуясь, высказывал свои взгляды, в отличие от своих противников, действовавших хитростью и исподтишка. Так в своей речи на Соборе 1654 г. он сказал: «По словам благочестивого Царя Юстиниана, два величайшие дара дал Бог людям по Своей благодати: священство и царство, из которых одно служит Божественным, а другое правит человеческими (делами), но оба, происходя из одного и того же начала, украшают человеческую жизнь; они тогда только могут выполнить свое призвание, если будут заботиться о сохранении между людьми Божественных заповедей и церковных правил».

Сам святейший в книге «Раззорение» так комментирует свой поступок оставить кафедру: «Если бы великий Государь Царь не обещал перед Богом и Матерью Божией соблюдать заповеди Св. Евангелия, св. апостолов и святых отцов, то я бы не помыслил принять такой сан. Но Бог ведает, как великий Государь Царь дал свой обет в св. церкви пред Господом и Богом и всечестным и животворящим образом всесвятейшей пречистой и преблагословенной Девы Матери Божией и Приснодевы Марии, и перед св. ангелами, и перед всеми святыми, и перед освященным Собором, и перед его царским синклитом и перед всем народом. И пока он, великий Государь Царь, сколько мог, держался своего обета, повинуясь св. Церкви, мы хранили терпение. Но когда он нарушил свой обет окончательно и стал на нас неправедно гневаться, как Господу Богу известно, тогда мы, помня свое собственное обещание соблюдать заповеди Божии, данные при поставлении в Патриархи собственноручной подписью, войдя в св. церковь, в годовщину принесения в Москву святой Ризы нашего Господа Бога и Спасителя Иисуса Христа, и окончив св. литургию, засвидетельствовали перед Богом... безпричинный гнев Царя и ушли, помня божественные заповеди...».

До сих пор имеются люди, дерзающие утверждать, будто Патриарх Никон посягал, подобно римским первосвященникам последних 1250 лет, на царскую власть. На наш взгляд, достойный ответ дает им профессор государственного и канонического права М.В. Зызыкин: «Уход Никона с престола Патриаршего ... есть исторический протест против абсолютизации государственной власти, а не восхищение на себя царской власти. Самодержавие - священно по своему внутреннему значению, будучи великим служением перед Богом. Государь – великий подвижник, несущий бремя власти, забот о своем народе во исполнение заповеди «друг друга тяготы носите». Церковь освящает это единение Царя с народом как верность подданства, через которую безусловное подчинение подданных приобщает их к соучастию в этом служении. С этой точки зрения служение Никона было не только служением его Церкви, но и выполнением долга верноподданного в чине первосвятителя: он отстаивал уже существовавшее ограничение царской власти, вытекающее из ее понятия, а не создание какого-либо нового. И Патриарх явился лучшим союзником и опорой православного Царя, как то видно из деятельности первосвятителя Макария, патриарха Гермогена и особенно патриарха Никона, а не оппозицией Царю.»

На вопрос Царя по делу Никона святейший Патриарх Иерусалимский Нектарий писал: «В сей грамоте мы не нашли ни причины удаления св. Патриарха вашего Кир Никона, сослужителя и брата нашего о Христе... ни какой другой вины против него, кроме пятилетнего его отсутствия... Итак, просим мы святейшее Ваше Величество, чтобы вы не преклоняли слуха своего к советам мужей завистливых, любящих мятежи и возмущения, а наипаче, если таковые будут из духовного сана... Несогласия и возмущения в Церкви страшнее всякой войны, ибо раздирают нетленную одежду Христову, которую не разделили и жестокосердые воины во время страдания Христова; раздирать же одежду Христову есть явный знак погибели души, за которую умер Христос... Итак, помысли о сем, миролюбивый Государь, последуй кротости Давида, восприими ревность по вере православной и постарайся со тщанием паки возвести Патриарха вашего на престол его, дабы во время священного твоего царствования не было положено злого и гибельного начала сменять православных и право мыслящих о догматах веры Патриархов ваших. Сие есть начало разрушения Церкви нашей в Константинополе; оно послужило и доныне служит источником многих зол и сделало нас посрамленными перед западной церковью. Опасайтесь и вы, чтобы необычайное у вас не обратилось в гибельную привычку. Если Никон говорит, что он не отрекался от престола, но от непокорных, то ясно, что он обличает непокорность народа. Итак, покажите к нему достодолжное повиновение как к строителю благодати, не обыкновенное в Церквах Божиих, но каковое предписывают божественные законы. Отречение же его, которое, как говорят, он сделал в церкви, может быть принято снисходительнее для соблюдения тишины, тем более, что он, Кир Никон, как мы сказали, отрекался от непокорного народа, а не от престола».

Архиепископ Серафим Соболев комментирует приведенный текст следующим образом: «Нам в данном случае следует обратить особенное внимание в этом письме Нектария на то, что им обвиняется в непокорности, что то же – в гордости, не Патриарх, а его непокорная паства, т.е. Царь, бояре и прочие враги Никона. Последний же представляется в письме как обличитель этой гордости, как мужественный безкомпромиссный духовный их глава.

Кстати сказать, эта непокорность или гордость врагов Никона возросла до такой степени, что они не только не вернули Патриарха на его кафедру, но два раза, в 1662 и 1664 годах, когда Никон сам делал попытки вернуться на свою кафедру и приезжал с этой целью в Москву, - Царь и бояре изгоняли его.» («Русская идеология»).

7.

По фильму, Патриарх, находясь в заключении, живет роскошно да пишет ябеды Царю. Аввакум же безмолвно все переносит, благодаря Бога. В действительности же безмолвствовал, как и подобает иноку, Патриарх. Тогда как Аввакум поднимал своими пасквилями на Руси мятеж и писал Царям доносы. Интересующихся проблемой советую почитать письма Аввакума, потому что в них эта личность предстает во всей своей неприглядности. Выберем из них нечто наиболее характерное.

В Первой челобитной Царю Алексею Михайловичу Аввакум ябедает на Патриарха, уже осужденного Собором, затем – на воеводу Пашкова. Вот слова Аввакума: «...во откровении ми от Бога бысть се, яко мерзок он пред Богом, Никон». В Пятой челобитной Царю Алексею Михайловичу Аввакум выставляет себя чудотворцем: «Некогда мне молящуся о тебе с горькими слезами от вечера и до полунощи и зело стужающу Божеству, да же бы тебе исцелитися душею своею и живу быти пред Ним: и от труда своего аз, многогрешный, падох на лице совем, плакахся и рыдая горько, и от туги великия забыхся, лежа на земли, и видех тя пред собою или ангела твоего умиленна стояща, подпершися под лице правою рукою. Аз же возрадовахся, начах тя лобзати и обымати со умиленными глаголы. И увидех на брюхе твоем язву зело велику, исполнену гноя многа, и убоях, вострепетах душею, положих тя взнак на войлок свой, на нем же молитвы и поклоны творю, и начах язву на брюхе твоем, слезами моими покропляя, руками сводити, и бысть брюхо твое цело и здраво, яко николиже боле. Душа ж моя возрадовалася о Господе и о здравии твоем зело. И паки поворотих тя вверх спиною твоею, видех спину твою сгнившу паче брюха, и язва больши первыя явихся. Мне ж так же плакавшуся, руками сводящу язву твою спинную, и мало-мало посошлася и не вся исцеле.» Заметим здесь: если не мнимые, а подлинные святые, кого-то исцеляли, примеров чему много в православной агиографии, исцеленному давалось знать, через кого пришло избавление, без всяких писем.

В той же челобитной Аввакум описывает Царю следующие свои «духовные ощущения»: «...лежащу ми на одре моем и зазирающу себе, яко в таковыя великия дни правила не имею, но токмо по четкам молитвы считаю, и Божиим благоволением в нощи вторыя недели, против пятка, распространился язык мой и бысть велик зело, потом и зубы быша велики, а се и руки быша и ноги велики, потом и весь широк и пространен под небесем по всей земли распространился, а потом Бог вместил в меня небо и землю и всю тварь... Видишь ли, самодержавне? Ты владеешь на свободе одною Русскою землею, а мне Сын Божий покорил за темничное мое сидение и небо и землю; ты, от здешнего своего царства в вечный свой дом пошедше, только возьмешь гроб и саван, аз же, присуждением вашим, не сподоблюся савана и гроба, но наги кости мои псами и птицами небесными растерзаны будут и по земле влачимы; так добро и любезно мне на земле лежати и светом одеяну и небом прикрыту быти; небо мое, земля моя, свет мой и вся тварь – Бог мне дал, якоже выше того рекох.» Не нужно быть прозорливцем, чтобы, по прочтении этого, объявить Аввакуму диагноз: он был в глубочайшей прелести, которая явилась результатом гордости и ожесточения его души. Старые обряды явились лишь поводом для его восстания против Церкви и Царя, которому он, будучи вполне враждебен, постоянно льстил. Не будь этого повода, он выдумал бы что-то другое – лишь бы насытить свою ненасытимую гордыню. Кстати, прп. Антонию Великому в свое время было видение: предстал диавол наподобие как раз такого великана, стремящегося обхватить небо и землю, каким возомнил себя Аввакум.

В «Житии» Аввакум описывает следующий характерный эпизод: ему принесли в качестве благословения «никонианскую» просфору. Вследствие пребывания рядом с ним такой «нечистоты», на Аввакума напали бесы, и никакие молитвы, ни поклоны не помогали от их пакостей. Лишь когда Аввакум сжег святую просфору, бесы от него отступили: «Аз же расслаблен и изломан, насилу жив, с доски сваляся на пол, моля Бога и каяся о своем безумии, проклял отступника Никона с никонианы, и книги их еретические, и жертву их, и всю службу их, и благодать Божия паки прииде на мя, и здрав бысть.» Не ясно ли, что Аввакум был игралищем бесов и покорным исполнителем их злой воли? Почитающим себя православными (говорю как пастырь) следует остерегаться восхвалять Аввакума, который предал Православную Церковь анафеме, - такие вещи даром не проходят. Даже если бы Никон был действительно неправ, столь ответственные вещи, как анафема, православному не следует изрекать, руководствуясь исключительно своим мнением. Это компетенция Собора – особенно если речь идет об анафематствовании Патриарха.

В Пятой же челобитной Царю Алексею Михайловичу Аввакум описывает явление ему Господа, Богородицы и небесного воинства, и что якобы Господь изрек ему: «Не бойся, Аз есмь с тобою».

В Челобитной Царю Феодору Алексеевичу заметен прогресс Аввакумовой злобы. Он пишет, ничтоже сумняся, о почившем Государе: «Бог судит между мною и Царем Алексеем. В муках он сидит, слышал я от Спаса...» А вот заповеданная Спасителем любовь Аввакума ко врагам: «А что, Государь-Царь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илия пророк, всех перепластал во един час. Не осквернил бы рук своих, но и освятил, чаю. Да воевода бы мне крепкой, умной – князь Юрья Алексеевич Долгорукой! Перво бы Никона, собаку, и рассекли на четверо, а потом бы и никониан.» Прости меня, Господи, за трансляцию этой безумной злобы! – Вынуждают нынешние почитатели расколоучителя Аввакума.

Неистовство последнего простиралось и на его бывших единомышленников, в частности, на диакона Феодора, и, как водится, подкреплялось соответствующими «видениями»: «Пришел я в хижу свою, повалился спать. Вижу ся со старцем у церквицы некия, а одаль нас Федор дьякон на холму высоком стоит со скоты и с немцами и с татарами. Старец же посла меня к нему... Пришел я к холму тому, к Федору, он на меня почал сцать. На ноги мои мокрота та пловет. А се ноги мои стали гореть, зело больно горят, а я кричу: «Господи, согреших, прости мя окаяннаго!»... Да свяляся с доски, кое-как лбом о землю, весь болю. Полегче мне стало, дьякона-то опять проклял, да и оздоровел». («Послание чадом церковным о дьяконе Федоре»). Характерная подробность: как проклянет человека, так становится легче. Догадайтесь, боголюбивые читатели, каков источник этой легкости.

Наконец, кульминацией Аввакумова изуверства являются призывы к самосожжению: «...иже сами себя сожигают, хранят цело благочестие, - тому же прилично, яко и с поста умирают, добре творят.» («Послание отцу Ионе»). Вот слова из «Послания сибирской братии»: «Григорью Неронову писал: лучше во огни сгори, или в воде утони, неже по новым служебником причащайся...».

8.

Только в самом конце сериала раскольники показаны с отрицательной стороны, что никак не вытекает из логики художественного повествования: все были хорошие, и вдруг в одночасье растлились. Но даже и теперь через них будто бы действуют благодатные силы: они перед казнью пророчествуют о будущем. И Патриарх Никон перед кончиной пророчествует. Это ничто иное, как идеология экуменизма в действии: Бог благодатно присутствует и у православных, и у раскольников, якобы разделившись в Себе. Стало быть, истина относительна: спасайся где хочешь, в каком угодно религиозном обществе, или даже без общества.

Таковая идеология находится в противоречии с 9-м членом православного Символа Веры: Верую... во Едину Святую Соборную и Апостольскую Церковь». Сказки о «благодатности» раскола разрушают Церковь изнутри.

Следует заметить, что экуменическая идеология присутствует и в финале сериала Досталя «Штрафбат». Причем, она вложена в уста «православного священника», когда тот благословляет интернациональный воинский коллектив на решающий бой.

9.

На эпическое полотно сериал, явно, не тянет, т.к.: 1) лишен исторической достоверности; 2) содержит в качестве доминанты разрушительную антицерковную и антигосударственную идею – апологию раскола. Защищать это болезненное явление – все равно, что защищать болезнь рака и доказывать, какую великую пользу он приносит человечеству – например, помогает решить проблему «перенаселенности» Земли.

Между тем, болезнь лучше всего предотвращать профилактическими мерами, но уж коль скоро она возникла, следует ее лечить, хотя это занятие и не из приятных, а не воспевать ее, что делает сериал. Воспевая же деструктивные силы, человек приходит к нигилизму, т.е. начинает отрицать все вокруг и, в первую очередь, «эту страну», в которой были возможны «такие преступления»...

Слушаешь монологи и диалоги персонажей – вроде бы умно и правильно рассуждают – а поступают вопреки своему рассудку. Социальный детерминизм – видите ли; среда, так сказать, гнилая; менталитет у русских неправильный. И вокруг всего этого – вечное беззаконие, вечный произвол... Стоит ли такому народу и такой стране существовать под солнцем? Не лучше ли ей уйти в небытие, тем самым осчастливив весь остальной мiр? Такие вот размышления навевает фильм...

Понятно, символом чего служит финальная сцена: шагающий тяжелой, имперской поступью потешный полк царевича Петра. «Жестокая», «беззаконная» Россия, с садистским упоением (напомню символический эпизод: будучи на сносях, царица Наталья Кирилловна ломится на улицу, чтобы насладиться видом казни раскольника) проливающая кровь своих сынов и дщерей, не могущая навести порядка у себя, замышляет экспансию во внешний по отношению к ней мiр. Такое обличение «хищной» России – просто бальзам на раны сепаратистов всех мастей.

Подведем итоги. Сериал «Раскол» является провокацией, имеющей в виду: 1) по словам игумена Даниила, «пнуть Московскую Патриархию»; 2) пнуть историческую Россию; 3) возвеличить расколоучителей; 4) произвести диверсию против церковного сознания, забросив в него психотропную бомбу: смотрите - в расколе нет ничего страшного, среди раскольников может пребывать (прости, Господи, за трансляцию хульных слов) и Дух Святой, свидетельствуя о Себе «знамениями», «чудесами» и «нетлением мощей» - все это идеологическое обоснование возможных в будущем расколов Русской Церкви; 5) опорочить идею симфонии Церкви и государства; 6) подспудно насаждать идеологию экуменизма.

Я не берусь утверждать, будто Досталь, работая над сериалом, имел подобный план у себя перед глазами. Он мог встраиваться в картину даже подсознательно, через интуицию, в истоке которой сродство душ Аввакума – Варлама Шаламова – Досталя. Шаламова, в свое время воспевшего Аввакума в стихах и самого столь же непримиримого и озлобленного, как Аввакум, Досталь почитает сверхчеловеком. Отсюда – идеализация Аввакума, мифотворчество и уже упомянутый нами нигилизм – опасно идеализировать человека, рвущегося в небытие и влекущего за собою других.
P. S.

Худо, когда о внутренней жизни Церкви рассуждают люди, находящиеся не внутри, а вне Церкви. Они входят не дверью, но, как тати, «прелазя инуде». Они пытаются имитировать духовную жизнь, не зная ее; пытаются рассуждать о Боге, не зная Его. И даже если намерения они имели не самые плохие, вынужденно становятся слепыми поводырями, ведущими других в яму.

Однако самое печальное то, что этих слепых поводырей люди, находящиеся не вне, а внутри Церкви, готовы провозгласить своими истинными вождями. Например, начинают учиться у артиста П. Мамонова (в фильме «Остров»), как следует молитву творить. Это выявляет основную язву наших дней – ужасающее духовное невежество, помноженное на леность. Слава Богу, книги духовные сейчас доступны, однако очень многие предпочитают развлекаться сериалами, предпочитают глотать, не жуя, предлагаемое информационное пойло, а не трудиться над боговдохновенными писаниями. Советую таковым усвоить одну мысль: сколь «полезны» пищевые суррогаты, напичканные ГМО, консервантами и прочей дрянью, для телесной жизни, столь же «полезны» и духовные суррогаты для жизни духовной.

Приложение. Аристотель о великом человеке.

«...Величавость – это, видимо, своего рода украшение добродетелей, ибо придает им величие и не существует без них. Трудно поэтому быть истинно величавым, ведь это невозможно без нравственного совершенства. Величавый, таким образом, имеет дело прежде всего с честью и безчестием. При этом удовольствие от великих почестей, воздаваемых добропорядочными людьми, будет у него умеренное, как если бы он получал положенное или даже меньше: дело ведь в том, что нет чести, достойной во всех отношениях совершенной добродетели; он тем не менее примет эту честь, затем, что нет ничего большего, чтобы воздать ему. Но он будет совершенно пренебрегать честью, оказываемой случайными людьми и по ничтожным поводам. Не этого он достоин. Соответственно он отнесется и к безчестью, ибо по праву оно не может его коснуться.

...Вместе с тем, и в отношении к богатству, и к власти государя, и вообще ко всякой удаче и неудаче он, как бы там ни было, будет вести себя умеренно и не будет ни чрезмерно радоваться удачам, ни чрезмерно страдать от неудач, ведь даже к чести он не относится как к чему-то величайшему; а между тем, и власть государя, и богатство избирают ради чести, во всяком случае, обладая ими, хотят за это быть в чести, а для кого даже честь – пустяк, для того и все прочее ничтожно. Вот почему величавые слывут гордецами.

И не станет величавый подвергать себя опасности ради пустяков и не любит он самой по себе опасности, потому что вообще чтит очень немногое. Но во имя великого он подвергает себя опасности и в решительный миг не боится за свою жизнь, полагая, что недостойно любой ценой остаться в живых.

Он способен оказывать благодеяния, но стыдится принимать их, т.к. первое – признак его превосходства, а второе – превосходства другого. За благодеяние он воздает большим благодеянием, ведь тогда оказавший услугу первым останется ему еще должен и будет облагодетельствованным... Признак величавого – не нуждаться никогда и ни в чем, или крайне редко, но в то же время охотно оказывать услуги.

Кроме того, с людьми высокопоставленными и удачливыми величавые держатся величественно, а со средними – умеренно, ибо превосходство над первыми трудно и производит впечатление, а над последними не составляет труда; и если возноситься над первыми отнюдь не низко, то над людьми убогими гадко, так же, как выказывать силу на немощных.

Величавый не гонится за тем, что почетно, и за тем, в чем первенствуют другие; он празден и нетороплив, покуда речь не идет о великой чести или о великом деле; он деятелен в немногих, однако в великих и славных делах.

Ненависть его и дружба необходимо должны быть явными ( ведь и таиться, и о молве печься больше, чем об истине, свойственно робкому); и говорит, и действует он явно (он свободен в речах, потому что презирает трусов, и он правдив всегда, за исключением притворства перед толпой).

Он не способен приспосабливать свою жизнь к иному человеку, за исключением друга, ведь это рабская способность, недаром подхалимы бывают из прислуги, и убогие – подхалимы.

Его нелегко удивить, ибо ничто не кажется ему великим.

Он не злопамятен: величавому вообще не свойственно кому-то что-то припоминать, особенно когда речь идет о причиненном ему зле, скорее ему свойственно не замечать этого.

Он не обсуждает людей, ибо не станет говорить ни о себе, ни о другом; право же, ему нет дела ни до похвал себе, ни до осуждения других, и, в свою очередь, он скуп на похвалы. По той же причине он не злословит даже о врагах, разве только выказывая им презрение.

Менее всего он склонен горевать и просить помощи в связи с повседневными – необходимыми или малозначительными – делами, ибо так ведет себя тот, кому они важны.

И тот, кто величав, склонен владеть прекрасными и невыгодными вещами, а не выгодными и для чего-нибудь полезными, т.к. самодостаточному первое более свойственно.

Принято считать, что в движениях величавый человек бывает неспешен, голос у него глубокий, а речь уверенная, ибо не станет торопиться тот, кому мало что важно, и повышать голос тот, кто ничего не признает великим; а крикливость и поспешность от этого – от того, что все кажется важным и значительным.

Таков, стало быть, величавый человек; отклонения в сторону недостатка дают приниженного, а в сторону избытка – спесивого...». (Аристотель. Никомахова этика. // Этика. М.: АСТ, 2004. С. 116-120).

Иерей Сергий Карамышев, настоятель храма Св. Троицы пос. Каменники Рыбинского благочиния Ярославской епархии, специально для «Русской народной линии»