Итоги конференции подводит ее соорганизатор доцент СПбГУ, кандидат филологических наук диакон Владимир Василик:
На конференции «Русская идентичность и будущее православного мира в эпоху глобализации» выступило 22 докладчика, что для одного дня работы весьма неплохо. При этом у нас нашлось время и для дискуссии, оживленных споров и дружеского общения. Конечно же, наши споры не носили ожесточенного характера, поскольку собралась команда единомышленников. С другой стороны, как говорится, узок круг этих людей, хотя они не «страшно далеки от народа». Петровский зал не мог вместить много народу, тем более, что Санкт-Петербургский государственный университет – учреждение режимное. Конечно, подобные мероприятия следует всячески рекламировать и привлекать к ним более широкий круг лиц. В это есть наша недоработка, в будущем требующая исправления.
Работа конференции проходила не по хронологическому, а по сущностному принципу, прежде всего, во-первых, по обращенности к наследию Константина Леонтьева, и, во-вторых, по мере глобальности и серьезности заключенных идей.
Мне очень понравился серьезный и глубокий доклад Валерия Николаевича Расторгуева. Зажигательным был доклад отца Александра Шумского. Соглашаясь с ним по существу, я не согласен с некоторыми его формулировками, как, например, «контрреволюция» и «большой скачок». Эти формулировки грешат известной ущербностью, поскольку заимствованы из арсенала социалистической лексики, которая страдает отсутствием онтологического базиса. Употребляя термин «контрреволюция», мы рискуем уподобиться тем, против кого мы восстаем – революционеров. Что касается большого скачка, то в этом есть нечто ненатуральное. Но с главными посылами отца Александра я, безусловно, соглашусь, в частности, с тем, то, что сейчас действительно необходима мобилизация и модернизация, учитывая, насколько страшно мы отстали за эти 20 лет, сколь много потеряно времени. Поэтому сейчас необходимо время напряженного интенсивного труда, но не по принципу «догоняющего развития». Надо изобретать нечто новое, не пытаться копировать Запад, а выстраивать свой Русский мир и Российскую империю.
Особо меня порадовал имперский пафос, который звучал в выступлениях почти всех участников конференции. Сквозило понимание, что Россия, может быть только империей и больше ничем. К сожалению, даже среди весьма уважаемых и высокопоставленных священнослужителей можно услышать заявления, что идея Третьего Рима ушла в прошлое. Но это не так, эта идея жива и обладает огромным мобилизующим значением. Те, священнослужители, которые работают с военными, удивляются, насколько люди отзываются на эти идея, как у них горят глаза и как они одушевляются. Эта идея действительно мобилизует, но я бы сказал, что не до конца раскрыты смыслы этой идеи.
Рим – это не только имперское могущество. Идея Рима связана также с правосознанием, с отчетливым пониманием права, пониманием того, что законы и договоры должны соблюдаться, что «закон суров, но это закон». Идея закона, основана на естественном праве человека. К этой мысли, конечно, римская юриспруденция шла довольно долго, но, в конечном счете, пришла. Все люди имеют право на жизнь, существование, развитие, что должно осуществляться в государстве, регулируемом ясными, четкими, справедливыми и, главное, выполняемыми законами. Что еще для нас значит идея Рима? Это идея верности и чести. Это именно то, благодаря чему Рим стал великой державой. Римская верность, римское мужество и римский патриотизм явили вереницу удивительных героев, жертвовавших всем ради Отечества. Эти примеры воодушевляют наших сограждан.
То же, конечно, относится и ко второму Риму – Византии. Образы великих святых Императоров Константина, Юстиниана как бы незримо пребывали на нашей конференции. И спор по поводу идеи симфонии, которые развернулись между Владимиром Семенко, Анатолием Степановым и вашим покорной слугой, показывает, насколько эта животрепещущая тема. К сожалению, у нас симфония понимается весьма узко, только в смысле разделения властей светских и духовных. Но если доводить эту идею до конца, то мы получаем знаменитое отделение Церкви от государства. Идея симфонии была в другом – в созвучии целей и задач Церкви и государства, эта цель была в благе народа Божьего, благе поданных Империи, благе чад Церкви. Симфония Церкви и государство предполагала не столько их разделение, сколько их взаимопроникновение. Именно поэтому Император Юстиниан считал возможным и даже должным вмешиваться в церковные дела. Именно поэтому он ставил Православных Патриархов, потому что чувствовал свою ответственность за судьбы Церкви.
В этом смысле Петр Великий, хотя и с некоторыми нравственными изъянами, связанными с его эпохой, созывал соборы, являясь законным продолжателем дела Юстиниана. Он исходил из понимания своей ответственности за судьбу России и Русской Церкви, и при всех своих отрицательных и неприглядных поступков, он сделал для Церкви великое дело, заставив ее трудиться на нищих и убогих (например, в некоторых монастырях были сделаны госпиталя для солдат), учить и проповедовать. До Петра священство практически не проповедовало по принципу «дабы не ведая того в ересь не впасть». Обладая огромными земельными угодьями и богатствами, по большей части неиспользованными, направил их на благо народа. Зачастую Церковь уподоблялась рабу, зарывшему талант. Петр заставил этот талант вернуть. Петровской эпохе мы обязаны Иоанном (Максимовичем), Митрофанием Воронежским, позднее Тихоном Задонским, Серафимом Саровским, Оптинскими старцами и Иоанном Кронштадтским, то пусть косвенно, но и это заслуга Петра Великого. Синодальный период при всех известных искажениях церковного строя, не был для нашей Церкви временем ее отсечения от церковной традиции, временем ущербным. Это был великий период. Поэтому особенно достойна внимания и уважения идея отца Александра Шумского сделать нашим знаменем Петра Великого.
Неоднозначно был воспринят доклад Сергея Леонидовича Шаракова. Я не согласен по большинству пунктов его доклада. Он человек глубокий, мыслящий и чувствующий, но я с ним не согласен. Дело в том, что Константин Леонтьев очень часто эпатировал почтеннейшую публику, поэтому его некоторые чрезмерно эстетические высказывания были немедленно использованы против него. Глубинно он был православным человеком до мозга костей. Его внимание к форме византинизма достойно всяческого уважения. Если мы рассмотрим церковную жизнь, то мы увидим, какое большее значение имеет форма. Весь чин церковных служб, в особенности таинств, в том числе евхаристии, неслучайно столь хорошо разработан и формален в хорошем смысле слова. Форма есть сосуд, в котором сохраняется благодатное содержание. Посмотрим, что происходит в тех общинах и сообществах, прежде всего, протестантских, которые отрекаются от формы и пускаются в свободное харизматическое плавание. Временами у них не то чтобы никакого содержания не остается, но и появляются формы совершенно безобразные, наполненные жутким и безблагодатным, даже антиблагодатным содержанием. Те, кто побывали во время иных протестантских радений, просто чувствовали присутствие злых духов. Форма от многого уберегает. Форма есть известный способ коммуникации, а временами – объяснение без слов. Форма – это передача традиции и средство духовного объединения. По крайней мере, именно так я осмысляю форму в богослужении. Первоначально меня многое удивляло, кое-что коробило, но потом я понял, что по иному нельзя, я понял, что это мобилизует и собирает и действительно дает возможность сосредоточиться на самом главном, а именно на молитвенной духовной жизни и предстоянии перед Господом. То, что достаточно расплывчатую и местами хаотичную природу вгоняют в некоторые рамки, в этом я не вижу ничего плохого. Другое дело, что должно быть понятно, во имя чего, - в этом должен быть большой смысл.
То, что Леонтьев говорит об опасности обмирщения Церкви как более страшном зле, чем разрушение догматов, то наше время как раз это и демонстрирует. Когда в нашей Церкви все клянутся в верности догматам и при этом совершается обратное. На наших глазах размывается древнее благочестие. Когда в качестве проповеди предлагаются эпатажные антицерковные формы. Здесь впору вспомнить Леонтьева. Когда в качестве проповеди ошалевшие слушатели слышат не благодатную церковную музыку, которая при должной подаче способна покорить даже дикаря, а какие-то безумные рок-концерты. Когда видят не торжественные крестные ходы, чинные и благообразные, а безумные байк-шоу, временами, извините, с полуголыми девицами под хоругвями. Когда вроде бы уважаемые и разумные люди начинают говорить о «православном дресс-коде» в то время, когда надо бы говорить об общепринятой приличной одежде. В результате размывается самое главное и самое сущное. Неслучайно византийцы, а позднее русские, обращали такое большое внимание и на пищу, и на одежду, и на способ поведения. Потому что Православие – это не просто провозглашение отвлеченных абстрактных интеллектуальных доктрин, а это способ жизни, modus vivendi. А когда этот modus vivendi на глазах размывается, оязычивается и перерастает в собственную противоположность, то постепенно подмениваются и самые сущностные истины. Причем атака сейчас идет не на догматы (сейчас они мало кого интересуют, да и немногие их понимают), а на нравственные устои и заповеди Евангелия. Провозглашается, что Православие есть религия богатства, декларируется допустимость предательства и желательность эгоизма. Еще в 90-е годы один из священников на полном серьезе написал сочинение на тему «возлюби ближнего своего как самого себя». Он заявил, что себя мы любить не умеем, поэтому нужно начинать с себя, и тогда ты возлюбишь своего ближнего. В духе просвещенного эгоизма предлагается не иметь много детей, прибегать к эвтаназии, если кто-то становится обузой своим близким. Проповедуется христианство без Христа. У нас любят говорить о воскресении и о рае, но не любят говорить о Голгофе и о возмездии за грехи. Просматривая труды современных богословов, я почти не нахожу в них слова «ад». Его как будто не существует. Напротив, все более и более модной становится еретическая теория «всеобщего спасения» или апокатастиса, осужденная в 553 году на Пятом Вселенском соборе и задолго до него на Константинопольском Поместном соборе 544 года и Александрийском соборе 399 года.
Не вписываются эти идеи в комфортное буржуазное общество, поэтому об этом помалкивают. Нам навязывают Христианство без Христа, без страдания, без подвига. Сама идея искупления как-то затирается. При разговорах о евхаристии все больше говорят о трапезе Господней и забывают о жертве. Говорят только о бессмертии, забывая о том, как его добывает каждый христианин. Именно по этой линии сейчас идут атаки на школьное богословие, проще говоря, на благочестивую традицию прошлых веков, в том числе синодального периода.
Так получилось, что губернатор Санкт-Петербурга Георгий Сергеевич Полтавченко пусть и заочно, но выступил на нашей конференции, сказав, что лозунг «Россия для русских» допустим, «если под русскими вы понимаете всех, кто живет в России и любит её». Собственно говоря, именно такую мысль и поддерживал Император Александр III. Он вовсе не собирался делать Россию только для русского этноса. Напротив, Россия для всех, кто считает Россию своей Родиной. Лозунг «Россия для русских» ни в коем случае не должен означать племенной национализм, этнизм. Он должен означать приоритет российских национальных интересов, прежде всего, заботу о внутреннем развитии России и Русской Церкви. Это не доктрина национального эгоизма. Мы в свое время уже заплатили дань национальному эгоизму в 1991 году и жестоко за это поплатились, растеряв своих союзников и предав свои же собственные интересы. Но забота о других народах, естественно, не должна нарушать интересы русского народа.
В целом конференция «Русская идентичность и будущее православного мира в эпоху глобализации» прошла на высоком академическом уровне и по ее результатам выйдет хороший академический сборник.
74. Ещё хочу сказать
73. Ответ на 9., С. Швецов:
72. Re: «Конференция прошла на высоком академическом уровне»
71. Уважаемые господа!
70. Автору "мессиджа" #17
69. 66. А. Рогозянскому
68. В. Семенко
67. Re: «Конференция прошла на высоком академическом уровне»
66. 64. А. Рогозянскому
65. 63. С. Швецов