Недавно созданный Институт Библии, судя по его заявлениям, будет проникнут либерально-еретическим духом, всецело ориентируясь на обновленческие идеи о.Александра Меня и о.Георгия Чистякова. Может ли вызвать доверие новый перевод Библии, затеваемый с такими ориентирами?
Не столь однозначную оценку вызывают подобные начинания Московской Патриархии в Межсоборном Присутствии РПЦ. Попытка нового русского перевода Священного Писания мотивируется необходимостью исправить неточности Синодального перевода 1876 г., приблизить язык перевода к современному литературному, учесть достижения библейской археологии и т.д. При этом оговаривается необходимость сопрягать работу над новым переводом со святоотеческим толкованием священных текстов, то есть не отступать от традиций, от Предания, что, конечно, можно только приветствовать. Но при всей заявленной глубине и компетентности подхода в соответсвующих документах Межсоборного Присутствия есть целый ряд настораживающих моментов.
Сопряжение нового перевода с нынешними реалиями российской жизни, его якобы востребованность современным обществом для облегчения понимания библейских текстов опять возвращает нас к угрозе церковного модернизма: попыткам сокращения Богослужений, введения в Богослужение русского языка, отмены постов. Стремление взять за образец новые католические переводы Библии "la Bible de Jerusalem" указывает на тот же обновленческий курс. А ведь этот обновленный католический перевод был одним из ключевых деяний Второго Ватиканского Собора, стремившегося приспособить Католическую церковь к современным реалиям. Вновь цель подменяется средствами. Или предлагаемые средства даже отдаляют от цели, которая есть и будет – спасение душ человеческих для вечной жизни. Достижение этой цели требует всецелого вовлечения человеческих сил. Поэтому всякое упрощение и облегчение на пути спасения вступают в противоречие с целью, уводят от нее. Удобно и легко спастись невозможно. Результат этого приспособления для якобы миссионерских целей плачевен: опустевшие по сравнению с послевоенным десятилетием костелы, маргинализация католичества в общественной жизни.
В документах Межсоборного Присутствия открыто провозглашается необходимость ревизии «трудно воспринимаемых на слух» элементов Богослужения, в частности Апостольских чтений и Паремий, а ревизия Священного Писания - это его искажение, то есть опять дань «плотскому мудрованию» вытесняет Слово Божие и неизбежно уводит от спасения. Почему бы вместо этого не озаботиться обучением паствы церковно-славянскому языку – Богослужебному и Сакральному, языку святых равноапостольных просветителей Руси – Мефодия и Кирилла (небесного покровителя нашего Патриарха). Тем более что такое начинание действительно оказалось бы востребованным православным народом. Только случайный в Церкви человек сочтет изучение церковно-славянского излишним, а для такого стоит ли приносить такие жертвы, как ревизия богослужебных текстов?
Наконец, поверить в чистоту намерений инициаторов этого начинания мешает слабо маскируемая тенденциозность, конечно же, в сторону модернизма. Так, ссылаясь на критику Синодального перевода дореволюционными религиозными деятелями, документы Межсоборного Присутствия подробно освещают замечания Евсеева, находившегося под влиянием церковного либерализма и обновленчества, и лишь упоминают консервативного критика – Победоносцева, считавшего язык синодального перевода недостаточно архаичным и приближенным к церковно-славянскому. Ведь даже в литературе старославянизмы – не только допустимый, но и обязательный признак высокого стиля. Никому, слава Богу, не приходит в голову, делать перевод на современный литературный язык, скажем, пушкинского «Пророка», од Ломоносова и Державина, и показатель культуры нации – не адаптация этих произведений искусства (по типу античной литературы или даже Библии в комиксах), а благоговейное их хранение и изучение.
Протоиерей Алексий Масюк, настоятель Свято-Пантелеимоновской церкви в Удельной (Санкт-Петербург), специально для «Русской народной линии»
Не столь однозначную оценку вызывают подобные начинания Московской Патриархии в Межсоборном Присутствии РПЦ. Попытка нового русского перевода Священного Писания мотивируется необходимостью исправить неточности Синодального перевода 1876 г., приблизить язык перевода к современному литературному, учесть достижения библейской археологии и т.д. При этом оговаривается необходимость сопрягать работу над новым переводом со святоотеческим толкованием священных текстов, то есть не отступать от традиций, от Предания, что, конечно, можно только приветствовать. Но при всей заявленной глубине и компетентности подхода в соответсвующих документах Межсоборного Присутствия есть целый ряд настораживающих моментов.
Сопряжение нового перевода с нынешними реалиями российской жизни, его якобы востребованность современным обществом для облегчения понимания библейских текстов опять возвращает нас к угрозе церковного модернизма: попыткам сокращения Богослужений, введения в Богослужение русского языка, отмены постов. Стремление взять за образец новые католические переводы Библии "la Bible de Jerusalem" указывает на тот же обновленческий курс. А ведь этот обновленный католический перевод был одним из ключевых деяний Второго Ватиканского Собора, стремившегося приспособить Католическую церковь к современным реалиям. Вновь цель подменяется средствами. Или предлагаемые средства даже отдаляют от цели, которая есть и будет – спасение душ человеческих для вечной жизни. Достижение этой цели требует всецелого вовлечения человеческих сил. Поэтому всякое упрощение и облегчение на пути спасения вступают в противоречие с целью, уводят от нее. Удобно и легко спастись невозможно. Результат этого приспособления для якобы миссионерских целей плачевен: опустевшие по сравнению с послевоенным десятилетием костелы, маргинализация католичества в общественной жизни.
В документах Межсоборного Присутствия открыто провозглашается необходимость ревизии «трудно воспринимаемых на слух» элементов Богослужения, в частности Апостольских чтений и Паремий, а ревизия Священного Писания - это его искажение, то есть опять дань «плотскому мудрованию» вытесняет Слово Божие и неизбежно уводит от спасения. Почему бы вместо этого не озаботиться обучением паствы церковно-славянскому языку – Богослужебному и Сакральному, языку святых равноапостольных просветителей Руси – Мефодия и Кирилла (небесного покровителя нашего Патриарха). Тем более что такое начинание действительно оказалось бы востребованным православным народом. Только случайный в Церкви человек сочтет изучение церковно-славянского излишним, а для такого стоит ли приносить такие жертвы, как ревизия богослужебных текстов?
Наконец, поверить в чистоту намерений инициаторов этого начинания мешает слабо маскируемая тенденциозность, конечно же, в сторону модернизма. Так, ссылаясь на критику Синодального перевода дореволюционными религиозными деятелями, документы Межсоборного Присутствия подробно освещают замечания Евсеева, находившегося под влиянием церковного либерализма и обновленчества, и лишь упоминают консервативного критика – Победоносцева, считавшего язык синодального перевода недостаточно архаичным и приближенным к церковно-славянскому. Ведь даже в литературе старославянизмы – не только допустимый, но и обязательный признак высокого стиля. Никому, слава Богу, не приходит в голову, делать перевод на современный литературный язык, скажем, пушкинского «Пророка», од Ломоносова и Державина, и показатель культуры нации – не адаптация этих произведений искусства (по типу античной литературы или даже Библии в комиксах), а благоговейное их хранение и изучение.
Протоиерей Алексий Масюк, настоятель Свято-Пантелеимоновской церкви в Удельной (Санкт-Петербург), специально для «Русской народной линии»
