Поддерживаемый сегодня большинством опрошенных Левада-Центром лозунг «Россия для русских» прежде всяких оценок и, уж тем более, реализации, требует внимательного осмысления. Что каждый из нас вкладывает в понятие «русский»? Что и сколько в этом понятии этнического, культурного, религиозного? Что в нем историческое и что географическое? При неуточнении этого каждый раз очень личностного представления, выводы из данного опроса могут выстраиваться совершенно разнонаправленно и безответственно. Радует лишь одна несомненность: ельциновско-бурбулисовское народоопределение «россияне» у нас не приживается.
Исходя из исторической объективности, надо признать, что русским в России человека определяли исходя не из его национальной принадлежности, а по культуре - поведения, быта, труда и семьи, всегда напрямую связанной с культом, т.е. с Православием. Именно этот приоритет культуры является главным залогом нашей имперскости, нашей великой и славной государственности. Да, основное население России - славяне, причем в таком процентном преимуществе над другими народами, что по международному праву мы могли бы считаться мононационалым государством. Однако та же история показывает, что националистические идеи, иногда овладевавшие неким числом умов, у нас никогда не становились народными. О мононационализации у нас мечтательствовали только сектанты, религиозные и политические.
Поэтому вполне уместно предположить, что большинство опрошенных, поддержавших лозунг «Россия для русских», видят в нем историческое понимание русскости, как основы нашей многовековой цивилизации, реализовавшейся на половине Евразии. А чье-либо желание найти в этом лозунге нечто-то «фашистское» - обычная русофобия, комплекс неполноценности.
Все разрастающиеся города постоянно требуют притока грубой рабочей силы, но травля и удушение русской деревни, являвшейся главным народовоспроизводителем, лишил нацию возможности черпать эту силу в себе. Что тут же почувствовали прибывающие друзья и дети степей, пустынь и гор, уже и не напрягающиеся, дабы хоть немного адаптировать свой быт к сложившимся традициям русского общежития. Здесь, в цивилизационном поле лежит истинная природа конфликтов, упорно называемых СМИ «межнациональными». Все активнее требуемое русским обществом ограничение числа прибывающих к нам мигрантов, связанно с несомой ими угрозой по отношению к нашей общественной культуре, к нашим традиционным представлениям о мире и человеке.
Западная Европа, чуть раньше России, вступившая в эти конфликты, опытно познала, что молодежь, родившаяся и выросшая в мигрантских гетто и таунах, гораздо агрессивней своих родителей, ее ненависть к культуре «крестоносцев» рано или поздно, но неизбежно переходит в фазу отрытых боестолкновений с приютившими их родителей государством и народом. Не хотелось бы и в этом Запад «догонять и перегонять», но для предотвращения уже реализуемых во Франции и Германии сценариев, нашей власти необходимо принимать скорейшие меры по регуляции инокультурного притока.
Вы спросили: почему большинство считает, что слово «национализм» скорее нейтрально и положительно, чем отрицательно? Так национализм - это же любовь к своему роду, к предкам и потомкам, и что в этом чувстве может кому-то показаться предосудительным? Национализм у человека имперского сознания - неизымаемая, но не самостоятельная, не самодостаточная составляющая его великодержавного патриотизма. Поэтому русский человек, какой бы крови он не был, просто не может видеть в этом своем чувстве ничего «отрицательного». Но национализм действительно опасен при племенном сознании, когда у «члена родового тела» нет восприятия себя как индивидуальности, как личности. Когда племя превыше всего. Именно для такого мировоззрения этичность любого поступка определяется «пользой или вредом тейпу», будь то даже наркоторговля или терроризм против «несвоих».
Василий Дворцов, секретарь Правления Союза писателей России, специально для «Русской народной линии»
