Стало неполиткорректно говорить об обличительном богословии, модно ныне говорить о богословии сравнительном. Это, безусловно, печальное наследие 50-60 годов ХХ века, времени II Ватиканского собора, а с нашей стороны безудержного экуменизма, когда православные иерархи открыто молились с католическими, а католические - проходили Царскими вратами в православных храмах. «Сравнительное богословие» - это, безусловно, политкорректная формулировка. Понятно, что сравнительное богословие нормальный православный человек будет понимать как богословие обличительное, но для человека, не вникающего в суть проблемы, действительно, «сравнительное богословие» выглядит как сравнение яблока с грушей. Своего рода это рыночная формулировка: хорошо и Православие, хорошо и католичество, неплохо и протестантство, - что тебе по вкусу, то и выбирай.
Такое сознание является губительным, потому что Истиной торговать нельзя. Ставя Православие и католичество на одну доску, мы предаем Православие и православных, предаем даже тех католиков и протестантов, которые ищут Истину, которые пытаются её найти. А мы вместо того, чтобы действительно миссионерствовать среди них и терпеливо показывать, в чем они заблуждаются, только укореняем их в заблуждениях.
Алексей Степанович Хомяков, безусловно, прав в том, что ложь жизни в романизме, а именно в том, что желание светской власти не только первенствовать, но и повелевать во Вселенской Церкви привело ко лжи исповедования и вероучения. Римо-католическую догматику приходилось подстраивать под задачи восходящего властвования папской курии. Для этого был разработан догмат о непогрешимости пап, догмат о филиокве, который, по сути дела, подразумевает создание на Земле «двойника Христа», викария Христа, который в известных ситуациях обладает теми же атрибутами, что и Сам Христос, то есть вероучительной непогрешимостью. С той же целью разработано учение о чистилище, которое не только коммерциализирует спасение человека, но и ставит его в зависимость от духовной корпорации - Римо-католической церкви. И соответственно доходы верующих должны направляться в духовный банк сверхдолжных заслуг, находящийся в этой корпорации.
Алексей Степанович Хомяков прав и в том, что романизм породил вполне законное, хотя и мятежное чадо - протестантизм. Католики говорят: «Непогрешим папа», на что протестанты отвечают: «Почему только папа? Все причастны к царственному священству, следовательно, все непогрешимы в отдельности». Католик говорит: «Таинство совершается только благодаря сану совершителя», на это протестант отвечает: «Таинство Евхаристии совершается благодаря вере совершителя, и только». И так далее, и таких примеров можно перечислить большое количество.
Ранее я в статье «Русские богословы о проблеме первенства в Церкви» отмечал, что одним из первых критиков римского примата в русской богословской и философской литературе XIX века явился А.С.Хомяков. Для него идея папского первенства и связанное с ней представление о папской непогрешимости противоречит принципу соборности. Принцип соборности означает, что ни Патриарх, имеющий верховную власть, ни духовенство, ни даже Вселенский собор не являются абсолютными носителями истины. Таким носителем истины является только Церковь в целом. Были же и еретические соборы, говорит Хомяков, например тот, который дал начало полуарианству. Внешне они почти не отличались от Вселенских соборов. Почему же они были отвергнуты? Единственно потому, что их решения не были признаны всеми верующими как голос Церкви. Хомяков обращается здесь к Посланию восточных патриархов папе Пию IX (1848), которое гласит: «Папа очень ошибается, предполагая, что мы считаем церковную иерархию хранительницей догмата. Мы смотрим на дело иначе. Непоколебимая твердость, незыблемая истина христианского догмата не зависит от сословия иерархов; она хранится всей полнотой, всей совокупностью народа, составляющего Церковь, который и есть тело Христово».
Хомяков критикует Римскую церковь за то, что свое частное, провинциальное мнение она выдала за вселенскую истину и, как следствие, приурочила монополию богодухновенности к одному престолу, древнейшему на Западе. В результате истина и любовь оказались подмененными властью и внешним авторитетом. «Авторитет папы, заступивший место вселенской непогрешимости, был авторитет совершенно внешний. Христианин сделался подданным Церкви. Она и он перестали быть единым, он был вне ее, хотя оставался в ее недрах. Ни испорченность всей христианской среды, ни даже личная испорченность самого папы не могли иметь на непогрешимость никакого действия. Папа делался каким-то невольным оракулом, который для христианина ниспадал в разряд явлений материального свойства, подлежащих исследованиям одного разума». Следствием возникновения этого «оракула» стали, с одной стороны, рационализация богословия и построение его на нехристианских философских началах, а с другой - построение клерикального квази-государства, основанного на рационалистических принципах. «Для романизма Церковь состоит в одном лице - в папе, под ним - аристократия его чиновников, из числа которых высшие носят многозначительное название "князей церкви". Ниже толпится чернь мирян, для которых невежество - закон. Еще ниже стоит илот, греко-униат, помилованный за свою покорность, в котором предполагается бессмыслие и за которым оно признано как его право». И для Хомякова протестантский бунт против папства закономерен, ибо построен на тех же принципах - рационализма и власти, которая в протестантстве от одного папы переходит на всех.
Целиком согласен с Алексеем Ильичем Осиповым в том, что католицизм надвигается на нас, как танковая колонна. Однако, методы католицизма стали несколько другими. Если раньше он был более прямолинейным, более нетерпимым, то сейчас становится более гибким, ныне он стремится не столько убедить догматически, сколько переформатировать православную ментальность, православное сознание в католическом духе. Это, конечно, проявляется и в попытках переосмыслить роль иерархии в Русской Православной Церкви, и в стремлении миссионерствовать любой ценой и любыми средствами, употребляя как дозволенные, так и недозволенные средства, и в попытках построения клерикальных моделей власти в нашем обществе. Это и воинствующий секуляризм. Так что Алексей Ильич, безусловно, прав и мы должны быть бдительны.
Диакон Владимир Василик, специально для «Русской народной линии»
Такое сознание является губительным, потому что Истиной торговать нельзя. Ставя Православие и католичество на одну доску, мы предаем Православие и православных, предаем даже тех католиков и протестантов, которые ищут Истину, которые пытаются её найти. А мы вместо того, чтобы действительно миссионерствовать среди них и терпеливо показывать, в чем они заблуждаются, только укореняем их в заблуждениях.
Алексей Степанович Хомяков, безусловно, прав в том, что ложь жизни в романизме, а именно в том, что желание светской власти не только первенствовать, но и повелевать во Вселенской Церкви привело ко лжи исповедования и вероучения. Римо-католическую догматику приходилось подстраивать под задачи восходящего властвования папской курии. Для этого был разработан догмат о непогрешимости пап, догмат о филиокве, который, по сути дела, подразумевает создание на Земле «двойника Христа», викария Христа, который в известных ситуациях обладает теми же атрибутами, что и Сам Христос, то есть вероучительной непогрешимостью. С той же целью разработано учение о чистилище, которое не только коммерциализирует спасение человека, но и ставит его в зависимость от духовной корпорации - Римо-католической церкви. И соответственно доходы верующих должны направляться в духовный банк сверхдолжных заслуг, находящийся в этой корпорации.
Алексей Степанович Хомяков прав и в том, что романизм породил вполне законное, хотя и мятежное чадо - протестантизм. Католики говорят: «Непогрешим папа», на что протестанты отвечают: «Почему только папа? Все причастны к царственному священству, следовательно, все непогрешимы в отдельности». Католик говорит: «Таинство совершается только благодаря сану совершителя», на это протестант отвечает: «Таинство Евхаристии совершается благодаря вере совершителя, и только». И так далее, и таких примеров можно перечислить большое количество.
Ранее я в статье «Русские богословы о проблеме первенства в Церкви» отмечал, что одним из первых критиков римского примата в русской богословской и философской литературе XIX века явился А.С.Хомяков. Для него идея папского первенства и связанное с ней представление о папской непогрешимости противоречит принципу соборности. Принцип соборности означает, что ни Патриарх, имеющий верховную власть, ни духовенство, ни даже Вселенский собор не являются абсолютными носителями истины. Таким носителем истины является только Церковь в целом. Были же и еретические соборы, говорит Хомяков, например тот, который дал начало полуарианству. Внешне они почти не отличались от Вселенских соборов. Почему же они были отвергнуты? Единственно потому, что их решения не были признаны всеми верующими как голос Церкви. Хомяков обращается здесь к Посланию восточных патриархов папе Пию IX (1848), которое гласит: «Папа очень ошибается, предполагая, что мы считаем церковную иерархию хранительницей догмата. Мы смотрим на дело иначе. Непоколебимая твердость, незыблемая истина христианского догмата не зависит от сословия иерархов; она хранится всей полнотой, всей совокупностью народа, составляющего Церковь, который и есть тело Христово».
Хомяков критикует Римскую церковь за то, что свое частное, провинциальное мнение она выдала за вселенскую истину и, как следствие, приурочила монополию богодухновенности к одному престолу, древнейшему на Западе. В результате истина и любовь оказались подмененными властью и внешним авторитетом. «Авторитет папы, заступивший место вселенской непогрешимости, был авторитет совершенно внешний. Христианин сделался подданным Церкви. Она и он перестали быть единым, он был вне ее, хотя оставался в ее недрах. Ни испорченность всей христианской среды, ни даже личная испорченность самого папы не могли иметь на непогрешимость никакого действия. Папа делался каким-то невольным оракулом, который для христианина ниспадал в разряд явлений материального свойства, подлежащих исследованиям одного разума». Следствием возникновения этого «оракула» стали, с одной стороны, рационализация богословия и построение его на нехристианских философских началах, а с другой - построение клерикального квази-государства, основанного на рационалистических принципах. «Для романизма Церковь состоит в одном лице - в папе, под ним - аристократия его чиновников, из числа которых высшие носят многозначительное название "князей церкви". Ниже толпится чернь мирян, для которых невежество - закон. Еще ниже стоит илот, греко-униат, помилованный за свою покорность, в котором предполагается бессмыслие и за которым оно признано как его право». И для Хомякова протестантский бунт против папства закономерен, ибо построен на тех же принципах - рационализма и власти, которая в протестантстве от одного папы переходит на всех.
Целиком согласен с Алексеем Ильичем Осиповым в том, что католицизм надвигается на нас, как танковая колонна. Однако, методы католицизма стали несколько другими. Если раньше он был более прямолинейным, более нетерпимым, то сейчас становится более гибким, ныне он стремится не столько убедить догматически, сколько переформатировать православную ментальность, православное сознание в католическом духе. Это, конечно, проявляется и в попытках переосмыслить роль иерархии в Русской Православной Церкви, и в стремлении миссионерствовать любой ценой и любыми средствами, употребляя как дозволенные, так и недозволенные средства, и в попытках построения клерикальных моделей власти в нашем обществе. Это и воинствующий секуляризм. Так что Алексей Ильич, безусловно, прав и мы должны быть бдительны.
Диакон Владимир Василик, специально для «Русской народной линии»
